Я держалась за дверь, мысленно умоляя свои мышцы расслабиться. Мое каменное тело в любой момент могло выдать меня грохотом своего безвольного падения. Тем временем голоса немного стихли, судя по всему, эти люди осели на кухне и о чем-то негромко переговаривались. Ребенка не было слышно. Мне следовало напряженно вслушиваться, но все мои мысли занимал лишь страх того, что я могу упасть.
Надо сосредоточиться на ощущениях. Я вспомнила, как однажды при таком приступе я заставила себя успокоиться, закрыть глаза и постараться представить, как я себя чувствую в нормальном состоянии. Мои мышцы послушны и упруги, они расслабленны. Мое сознание рисует образы моего свободного движения: вот я иду, то ускоряя, то замедляя шаг, в икрах чувствуется приятное натяжение. Натяжение, но не напряжение. «Натяжение, но не напряжение», – мысленно твердила я и к своему великому облегчению почувствовала, как мышцы ног начинает отпускать. Постепенно расслабились руки – я вновь могла ощущать свое тело подвластным мне. Никогда еще прежде у меня не получалось так быстро вернуться в нормальное состояние, словно само подсознание запрограммировало меня на спасение. Мысли, какое-то время идущие в спокойном медитативном потоке, снова лихорадочно засуетились в голове: «Насколько опасны эти люди? Как мне отсюда выбираться? Впрочем, не только мне – ребенка тоже нужно спасать».
Затаив дыхание, я прислушалась. Со стороны кухни доносились сдавленный плач и шаги.
– Да сядь ты и успокойся, – донесся голос того, кто старше, – нас не вычислят, мы сможем получить деньги и свалить из страны. Я продумал эту схему более чем детально, объективно нам ничего не угрожает.
– Ты не мог предусмотреть все! Всегда есть место случайностям!
– Заткнись, сука! – я вздрогнула от неожиданности, так и не разобрав до конца, к кому это было обращено: к нервному напарнику или же к ребенку. Во всяком случае, замолчали оба.
Я осторожно опустилась на пол и села на невысокую ступеньку около ванны. Как могла разрешиться эта ситуация, я не могла представить. Оставалось только надеяться на то, что они на какое-то время покинут дом. Но будет ли причина для этого? Если кто-то из них и отлучится, второй явно останется на посту. Я закрыла глаза и облокотилась о холодный край ванны. Оставалось только ждать.
Неожиданная мысль заставила мое сердце биться такими ударами, что я даже побоялась выдать себя этим. Около дивана стоит моя дорожная сумка! Если они заметят ее (как еще не заметили?!), я пропала. К тому же в сумке остался мобильный, который в любой момент может зазвонить. Осознав все это, я поняла, что ждать мне остается не спасения, а своего неминуемого конца. От этой страшной мысли захотелось выть, звать на помощь, успеть умереть раньше того, как меня обнаружат. Все что угодно, главное – не допустить момента, когда с той стороны откроется дверь в мое убежище.
Не сумев совладать с собой, я тихонько заплакала. Слезы лились нескончаемым потоком, не сдавливая горло, не сжимая грудную клетку. Я беззвучно рыдала – мое тело еще не осознало того, что «режим спасения» уже можно выключить, и старалось не выдать меня ни всхлипом, ни кашлем.
Не знаю, сколько я проплакала, но горло начало жутко саднить. Я подняла тяжелые распухшие веки и взглянула на кран – безумно хотелось пить. Несмотря на охватившее меня отчаяние, стараясь вести себя как можно тише, я поднялась с места. В нерешительности повисла над раковиной. Как только этот кран поворачивался, он издавал глухой трубный звук и иногда просто выталкивал воду, лишь со временем превращавшуюся в равномерную тихую струю. Я рисковала.
Прежде чем попытаться открыть его, я вновь напряженно вслушалась в происходящее в доме. До меня долетел хрипловатый смех старшего, порой прерывающий голос молодого, очевидно, он что-то рассказывал. Я перевела взгляд на раковину и потянулась к ручке крана. Крепко схватив ее дрожащими пальцами, я начала медленно проворачивать. Несколько секунд уходило у меня на то, чтобы сдвинуть механизм хотя бы на миллиметр, и после каждого такого поворота я вслушивалась в звуки из крана, готовая в любой момент резко закрыть его. Но пока шум, воспроизводимый им, был допустимым – еле уловимое шипение. Когда первые капли упали на пожелтевшую поверхность раковины, я ускорила поворот и шипение немного усилилось, сопровождая тонкую струйку воду. Я наклонилась, чтобы поймать ее пересохшими губами, и в этот момент мой латунный медальон неожиданно звякнул об раковину. Я зажмурилась, готовясь услышать шаги по направлению к моей двери, и с силой сжала подвеску в ладони. Прошло несколько секунд, но смех и голоса не прерывались. Я смогла бесшумно наклониться, и холодная вода приятно защекотала губы. Дождавшись, когда во рту будет достаточно жидкости, я судорожно сглотнула. Хотелось включить напор сильнее, но я не могла так рисковать, поэтому мне приходилось ждать какое-то время, прежде чем влага остужала горло.
Осторожно закрыв кран, я вернулась на место. Интересно, что будет, когда в дом приедут родители. Буду ли я жива к тому времени, и если да, то сумеют ли они меня спасти… и сами остаться живы. От этой мысли меня вновь одолело отчаяние. Страх за родных и вовсе обесточил мои внутренние ресурсы, из которых я черпала надежду, чтобы держать свой организм в «режиме спасения». В любой момент у меня мог начаться новый приступ.
Я закрыла глаза и постаралась остановить поток своих мыслей, чтобы сохранить спокойствие. Как ни странно, уже спустя пару минут я ощутила приятную тяжесть в голове. Навалилась дремота, сквозь тяжелое покрывало забвения долетали обрывки разговоров (только разговоров, шаги бы сразу встревожили меня). В голове закружились самые неожиданные образы, какие бывают, когда сознание неуверенно балансирует на грани яви и сна. В какие-то моменты мне казалось, что всего этого кошмара нет – передо мной вставали сцены моей обыденной жизни, мелькали лица друзей, слышались отдельные голоса и целые диалоги. Откуда-то издалека зазвенел телефон.
Первые пару секунд я не придавала этому значения. Подсознание всеми силами защищало меня от пробуждения, и этот звон в голове обрастал все новыми фоновыми картинками. Когда до меня все-таки дошло, что это в гостиной звонит МОЙ МОБИЛЬНЫЙ, сердце тут же болезненно ухнуло и истерично забилось. Трель звонко оповещала весь дом о том, что я где-то прячусь. Трель звонко приглашала всех его обитателей к новой интересной игре. Я зажмурилась. Черт возьми, какая же все-таки странная это привычка – закрывать глаза, когда страшно. Будто если мы будем видеть только созданную нами темноту, кошмары из внешнего мира не смогут до нас добраться. Каждое мгновение расширилось настолько, что уже должно было в конце концов впустить в себя гулкие шаги, приближающиеся к ванной. Но этого не происходило. Затаив дыхание, я вслушивалась в происходящее за дверью: телефон разрывался своей веселой мелодией на фоне двух спокойных голосов и сдавленного плача. Неужели они его не слышат? Мысль о том, что это мог быть телефон кого-то из тех, кто находился в доме, мне не приходила: этот рингтон когда-то по моей просьбе написал для меня Игорь в одной из своих программ. Сомнений не было – звонил именно мой мобильный. Тогда почему они никак не реагируют на него?!
И тут я поняла: все они прекрасно слышат, просто решили поиграть со мной в игру. Они уже знают, где я, и с минуты на минуту дверь слетит с петель от их удара. Я сжала волосы у корней с такой силой, что мне стало больно. Когда же это мгновение наступит, пусть уже все закончится. Но телефон продолжал звонить, а незнакомцы – спокойно о чем-то переговариваться. Время от времени даже слышался смех. Наконец мелодия оборвалась, и следом за ней раздался характерный звук, оповещающий о разрядке телефона. Теперь он будет выдавать такой сигнал каждые 5–7 минут, пока не отключится совсем. Неужели они и его проигнорируют?
Наверное, прошел час, и телефон, обиженно пискнув, отключился совсем, так и не сумев привлечь ничьего внимания.
Стемнело. Через окошко вентиляции в мою клетку сочился серый вечерний свет. Скорее всего, будет дождь – обычно солнце окрашивает мутную клеенку на решетке окошка алым огнем, а сегодня нет. Я сидела на холодной, обитой пожелтевшим кафелем ступеньке, и вдруг с досадой поняла, что хочу в туалет. Мочевой пузырь сразу заныл, требовательно и больно – организм не понимал, что я не могу рисковать лишним шумом. У него была потребность облегчиться, у меня – выжить, кто прав? Я прислушалась к голосам за дверью: по-прежнему мерное гудение диалога двух двинутых ублюдков. В доме слишком тихо, меня услышат: слив унитаза расположен так, что мой поход по-маленькому мог обернуться большой бедой. Тем не менее ноющая боль внизу живота нарастала. «Господи, помоги мне!» Пересохшие губы трескались, надорванные связки делали вдох болезненным и жгучим. «Господи!» До меня не сразу дошло, откуда раздался этот шум. Все нарастающий и массивный, он прятал за собой голоса непрошеных гостей, а значит, смог спрятать меня. Пошел дождь. Крыша дома покрыта металлочерепицей, поэтому даже несколько неуверенных капель превращались внутри в сокрушительный ливень. Вода застучала по металлу, как топот сотни маленьких солдатиков, спешащих ко мне на помощь. Я с трудом поднялась и, поспешно стянув с себя шорты, села на унитаз. В этот момент, в этот самый момент, когда я, скрываясь за дождем, пыталась облегчиться, меня накрыла волна такого страха и жалости к себе, что я, давясь судорожными всхлипами, разревелась. Я приехала в дом, где прошло мое детство, где мне всегда было спокойно, и попала в ловушку! Я не знаю, доживу ли я до утра и что будет эти утром. Не знаю, погибнут ли мои родители, переступив порог этого преступного логова. Не знаю, насколько дождь сейчас смог спрятать мое существование за своим грохочущим массивом. Не знаю, через сколько минут слетит выбитая с той стороны задвижка и…
Смывать не стала. Встала, застегнула шорты и прильнула к двери. Дождь постепенно затихал (словно и налетел только для того, чтобы ко мне не прибавилось еще одно нелепое страдание). Люди на кухне продолжали вести неспешный разговор, но, как я ни вслушивалась, различила лишь: