47 отголосков тьмы (Антология) — страница 76 из 95

Боковым зрением я поймал на себе пристальный взгляд ребенка – ну почему, почему дети все время пялятся на взрослых? Я напрягся и стал насвистывать под нос спонтанно придуманную мелодию. Ребенок недовольно заверещал и топнул еще сильнее. Нехотя я перевел взгляд в его сторону. Как я и предполагал, вся его мордашка была перемазана. Похоже, он пил томатный сок, поскольку его рот был испачкан темно-красной жидкостью. Малыш ехидно улыбнулся и запустил пухлую ручку в пакетик. В моем животе свело, а сердце подскочило к горлу – я бросился наутек и опомнился лишь после того, как оказался на обратной стороне перехода. Какая-то машина просигналила мне вслед. Очевидно, я рванул прямо на красный. Я побежал и не замедлял бег до самых дверей торгового комплекса. Оглядевшись вокруг, я обнаружил, что пара с ребенком осталась где-то позади. Я прислонился к стене и нервно засмеялся. Я всегда знал, что дети отвратительны. Мне всегда было неприятно ощущать их присутствие, и я четко осознавал, что от них можно ожидать чего угодно. И я не ошибался – ведь я совершенно отчетливо увидел, как этот непоседливый карапуз доставал из пакетика отрубленные человеческие пальцы.

Александр Сидоренко



1984 г.р., г. Калининград (РФ), писатель, поэт. Творческие ориентиры: Кормак Маккарти, Рэй Брэдбери, Йохан Ван Рой, Дэн Симмонс, Роберт Рождественский. За перо взялся в 5 лет. Первые произведения: «Филька в космосе» (повесть) и «Маяк» (стихотворение) сохранились лишь частично. Повесть «Филька в космосе» была лично зачитана автором знаменитому советскому и российскому фантасту, лауреату премии «Аэлита» Сергею Снегову. Корифей оценил работу высоко для столь нежного возраста писателя.

Активная творческая деятельность началась в 2000 году, когда Александр с двумя лучшими друзьями основывает школьную рок-группу, для которой впоследствии он пишет около 100 песен, сохранившихся на различных аудионосителях. Тематика текстов постепенно эволюционирует от юношеской романтики к магическому реализму и критике человеческих заблуждений.

Параллельно Александр создает ряд небольших рассказов, которые с разной степенью успешности представлены на различных интернет-конкурсах. С 2005 года совмещает творчество с работой в сфере среднего образования. Выступая со стихотворениями Александра о Великой Отечественной войне, его подопечные школьники не раз поднимались на высокие места в конкурсах чтецов. В текущем году готовится к завершению дебютный роман в жанре «мальчишеские ужасы», выполненный в ностальгическом духе советского детства.

Бутылка Пандоры

Вот она – лучший ботаник университета Беркли Лиса Далматова. Она сидит в грязном баре большого Понтуса и крутит стакан виски то посолонь, то противосолонь, как говорят на ее родине. Я никак не могу смириться с ее утонченной фигурой и аристократическими чертами лица в этом скотном дворе. Нужно признать – мало кто сумел выбраться из логова старого шведа, хотя бы однажды попав в его цепкие пальцы. У завсегдатаев бара Большого Понтуса было два пути – либо в меблированные комнаты на втором и третьем этаже притона, где люди постоянно употребляли дрянную выпивку, удовлетворяли низменные желания и постепенно деградировали, либо на кладбище в результате алкогольного отравления или пьяной драки. Заведение Понтуса представляло из себя замкнутый мир, где деньги перемещались определенным образом – новые посетители привозили какую-то сумму с собой и уверенно спускали ее на выпивку и секс. За секс здесь принято платить, что удивительно, учитывая полное отсутствие проституток. Просто спивающимся постоялицам Понтуса нужно было чем-то оплачивать выпивку – вот они и предоставляли свои скромные услуги тем, у кого деньги еще сохранялись. Так же поступали и мужчины, если находились женщины при деньгах. Понтус щедро платил выпивкой за доставленное ему удовольствие и тем, и другим. Я не мог представить Лису в этом порочном круговороте – умная, воспитанная, одухотворенная, она не могла отдавать себя за бутылку виски и кусок хлеба. Мне даже не верилось, когда поиски привели меня в эту дыру, но потом я увидел ее вращающей бокал виски.

Я сидел в слабо освещенном углу и выковыривал первую сигарету из пачки Lucky Strike. Справившись с задачей, я сильно втянул в себя дым и медленно выпустил его в прокуренный зал. Легкий самообман, вызывающий короткое головокружение. Но нет, esto no pasará[19]. Мне нужно то, что есть у нее. Она посмотрела на меня, и я отсалютовал ей двумя пальцами. Помнила ли она меня – я не знал, но мне показалось, что в ее взгляде промелькнуло осознание того, зачем я здесь. Я еще раз повторил свой самообман с сигаретой, и она достала пистолет – шестизарядный кольт. Оружием в баре Большого Понтуса сложно было кого-то удивить – здесь патроны порой становились средством оплаты выпивки и секса, но ее жест удивил даже забулдыг у стойки, которым по здешней иерархии не доставалось места за столиками. Барабан кольта нырнул в сторону, а Лиса разжала кулак, скрывавший пять патронов. Я не шелохнулся, пока она один за другим отправила маленьких гонцов смерти в барабан, а затем погладила единственный пустой глазок. Бросив на меня быстрый взгляд, бывший профессор Беркли привела револьвер в боевую готовность, а затем сильно крутанула барабан. Вконец озадачив забулдыг, Лиса вставила дуло себе в рот. Удивление на их лицах быстро сменилось волчьей жаждой наживы – обобрать, раздеть и пить, пить, пить, а может, и сношаться! Неужели Лиса решила сыграть в кавказскую рулетку?! Похоже. Я вскочил с места и кинулся к ней. Щелчок – не может быть, ей попался единственный пустой глазок, невероятно! Я застыл на полпути. Дуло револьвера повернулось в мою сторону, и раздался выстрел. Схватившись за грудь, я упал на колени, перед глазами все быстро расплывалось. Вот, кажется, и конец фильма – bon voyage, monsieur DeLeon[20].

* * *

Нет, еще не конец, еще не титры – я открыл глаза, тут же прокляв дневной свет. Резь в глазах обернулась головной болью. Я сжал зубы и попытался зарычать.

– Тише, vivaracho[21], – услышал я женский голос. Попытка повернуться на звук ничего не дала – я был привязан. – Не напрягайся, а то опять вызовешь кровотечение.

– В банде иа? – я сам не понял, что произнес вместо простого «где я?».

– Когда ты был в бреду, тебя проще было понять, – хихикнула женщина. По голосу ей было около сорока.

– Donde mí, el diablo de ti tira?[22] – родной язык мне давался легче.

– Ну-ну, не ругайся! – женщина говорила мягко и ласково. – Ты все там же, у дяди Понтуса.

Я наконец сумел сфокусировать взгляд. Девушка, сидящая рядом со мной, своей молодостью не соответствовала зрелому голосу. Она была полна контрастов: давно не мытые пакли волос ниспадали на милое личико, которому было не больше двадцати двух лет от роду, красивые длинные пальцы были обтянуты грубой кожей, под наманикюренными ногтями лежала грязь.

– Ты счастливчик, мы с трудом выходили тебя. Думали, ты помрешь первой же ночью.

– Cómo mucho tiempo mí aquí?[23]

– Три дня. Ты лучше переходи на английский – я простые фразы понимаю, но скоро, возможно, не смогу тебе отвечать.

– Труда нана запала? – я никак не мог правильно выговорить слова, мое подсознание играло с английским, который я выучил к восемнадцати годам, как хотело.

– Ты очень забавный, – девушка снова хихикнула.

– Donde la bala?[24]

– Где – что? Я же сказала, испанский не мой конек. Лучшее, что я могу, – это договориться о сексе с латиносом или впихнуть ему выпивку, но ты пока не готов ни к тому, ни к другому.

– Дуля, дуля, – я начал злиться.

– Тебе лучше поговорить с дядей, он поумнее меня.

Я кивнул, ровно настолько, чтобы не вызвать боль, которая расколет мою голову. Девушка встала и через пару секунд выпала из моего поля зрения. Боль в голове переросла в подобие пароходной сирены, мне пришлось закрыть глаза, потому что из них ручьями хлынули слезы. Долгое время вокруг не было слышно ничего и только сирена продолжала рвать мой мозг, но вдруг раздались приближающиеся шаги – похоже было, что кто-то поднимался по лестнице. Стук железных каблуков по дереву превратил сирену в вой африканских вувузел – я потерял сознание.

– Oye, el muchacho![25] – хриплый голос вторгся в мир моего беспамятства. – Хватит спать, у меня есть дела и кроме тебя.

Я открыл глаза и увидел над собой небритую рожу старого шведа. В ноздри ударила смесь перегара и дешевых сигарет.

– Каждый лишний день в моей таверне будет стоить тебе дорого!

– Tengo dinero.[26]

– Да?! Вот это новость! Где? – Понтус заржал во всю глотку.

– La perra! El ladrón![27] – конечно, старый прохвост обобрал меня, когда я был без сознания.

– Ну-ну, зачем так?! У тебя есть друзья, которые привезут деньги?

Приступ ярости доконал меня – я снова провалился в темноту.

* * *

Есть я смог через пару дней, тогда же смог и сидеть. Меня отвязали от кровати. Лив-Грет – племянница Понтуса – объяснила, что привязали меня, потому что в бреду я крутился и рисковал порвать швы. Обращались со мной хорошо, так как я обещал щедро расплатиться с хозяевами по приезде моего друга. Мне просто ничего не оставалось – я был практически беззащитен. Я позвонил из бара в гостиницу Альгамбра и оставил сообщение для моего друга Феликса, появлявшегося там время от времени. Я просил его как можно скорее приехать в притон Понтуса и привезти побольше денег. Этот звонок, естественно, влетел мне в копеечку. Феликс был для меня кем-то вроде банкира, я полностью доверял ему, в том числе и в вопросе хранения моих денег. Временами я даже считал его братом. В этом была доля истины – сын пуэрториканских эмигрантов был мне наполовину земляком.