Митя кивнул головой, но разговор поддерживать не спешил, хотел послушать отца. Нечасто выдавались такие минуты, когда все дневные дела уже позади, а спать еще не хочется. Тогда садились они с отцом во дворе, смотрели на угасающий в вечерней дреме мир и говорили о чем-то, обо всем.
– Что в небе есть полезного для человека? Ничего. Или мертвящий холод бесконечного космического пространства, или немыслимый жар звезд. Что в этом может быть интересного? – продолжал отец.
– А как же братья по разуму, мы ведь можем встретить там иную разумную жизнь?
– Нет никаких братьев по разуму. Если же они есть, то где они? За миллиарды лет истории Земли могли бы и проявиться. Если не проявляются, значит, или их нет вообще, или мы – их подопытные кролики. Они где-то рядом наблюдают и ведут нас по жизни. Так получается, если следовать законам формальной логики. Если же принять во внимание историю религий и их концепцию загробного мира, то здесь тоже две возможности. Или концепция Бога выдумана от начала до конца и человечество примитивно заблуждается по этому поводу уже на протяжении тысяч лет, или все это правда, загробный нематериальный мир существует, и задача состоит лишь в том, чтобы средствами науки разыскать к нему пути помимо ворот смерти.
– Ты имеешь в виду, что цивилизация в своем развитии может достичь уровня, когда ей будет уже неинтересен окружающий бренный материальный мир? Зачем мучиться в материальной оболочке, когда лучше всем вместе уйти туда, в нетленный мир, туда, где царит Вечность?
– Конечно, если это было бы так, это позволило бы непротиворечиво и гармонично соединить в одно целое религию и науку. Иначе истина науки должна каким-то образом уживаться с верой религий. Я не понимаю этого сложившегося диссонанса.
Я замолчал, уставившись на темные кусты малины, немного ошеломленный грандиозностью умственных построений отца. Его мысли часто трудно опровергнуть сиюминутно, в момент их появления на свет. Да я, собственно, к этому не особо стремился. Ведь интересно же из уст своего собственного отца услышать то, о чем сам частенько задумываешься. Прикосновение к мировым безднам всегда бодрит дух.
Но что это? Темные кусты малины дрогнули, расступились, и на освещенную дорожку осторожно ступила белая кошка. Она вышла на свет так естественно и непринужденно, как будто всегда здесь жила, а сейчас просто вернулась к хозяевам после вечернего моциона.
– Что за кошка? – спросил я отца. – Она что, у вас живет?
– Приблудная, – ответил отец, – первый раз ее вижу. Такую заметную белую скотину я бы точно запомнил. Откуда она взялась, не знаю, соседская, наверное.
– Не нравится мне она, – почему-то вырвалось у меня, и я потянулся за метлой, стоящей у стены дома.
– Да, как привидение какое-то, вылезла из кустов и не уходит. А глаза-то – смотри, какие красные глаза, как будто горят изнутри. Тьфу, нечисть!
Отцу белая кошка тоже явно не понравилась, но он остановил меня с метлой, сходил в дом и вынес несколько кусочков колбасы. Тут проснулся Шарик, сторожевая дворняга, нехотя выполз из конуры и недоуменно уставился на гостью, непринужденно жевавшую колбасу буквально в метре от него. Весь его вид выражал крайнюю степень изумления этим бесцеремонным и попросту наглым поведением представителя мерзкого кошачьего племени. Шарик чуть приподнял правое ухо, пару раз крутанул веником хвоста и задрал его вверх, выражая таким образом кипящее внутри негодование происходящим форменным безобразием. На его глазах хозяин кормит с рук приблудную тварь ненавистной кошачьей породы вареной колбасой высшего качества, да за какие-такие заслуги?! Шарик уставился на отца, округлив глаза и тяжело дыша от дикого внутреннего напряжения. Неужели хозяин способен на такое подлое предательство? В конце концов верный пес не выдержал, гавкнул изо всех своих собачьих сил и бросился на кровного врага. И что меня тогда поразило, так это необычное поведение белой кошки. Да, она безусловно испугалась рассвирепевшей собаки, но испугалась как-то не так, не слишком естественно. Дело в том, что Шарик находился на цепи, которая ограничивала меру его власти над окружающим миром. Кошка ужинала колбасой на каменном крыльце, прилегающем ко входной двери в дом. Длина цепи рассчитана таким образом, чтобы собака не могла попасть на крыльцо. Поэтому весь благородный порыв Шарика был обречен с самого начала. Но это знали я и отец, но вот как про это догадалась пушистая белая кошка? Ведь она в ответ на яростный рывок Шарика не вздрогнула от испуга, не бросилась сломя голову в малинник, спасая свою кошачью шкуру, – отнюдь, она лишь лениво повернула голову в сторону заходившегося в хриплом лае пса, сочувственно кивнула и, закусив в рот приличного размера кусок колбасы, неторопливо удалилась в темноту, как бы наглядно демонстрируя, что не желает дальше обострять наметившийся конфликт интересов.
Мы подивились такому выдержанному поведению приблудной кошки и ушли спать. Но вот Шарик, возмущенный до глубины души непринужденностью поведения белой скотины, еще долго злобно ворчал в ночи.
Потом эта кошка появлялась еще и еще, она даже иногда заходила в дом, но не в сами жилые комнаты, а всегда останавливалась на веранде, где стояли запыленный диван и рассохшийся шифоньер. Она обнюхивала старые вещи с таким видом, как будто хотела уловить в них что-то важное для себя. Я не понимал ее поведения, даже немного опасался, правда, непонятно чего, но уже не гнал кошку, швыряя в нее первым попавшимся предметом. К тому же не до нее сейчас было, другими думами оказалась занята голова: маме поставили страшный диагноз – онкология неоперабельная, считаные месяцы до конца.
– Понимаешь, Рома, я эту кошку уже видел много лет назад, когда мама умерла.
– Извини, конечно, но кошки столько не живут. У тебя мама, кажется, в семьдесят пятом скончалась? – Рома возражал другу, но как-то неубедительно, как будто сам себе не верил.
– Я понимаю, это глупо звучит, но кошки так похожи, обе пушистые, чисто белые и глаза, страшные красные глаза, из них как будто искры сыплются, – Митя говорил потерянным голосом, переводя взгляд с кошки на друга. – Не нравится мне она, и тогда очень не понравилась, зря я ее сразу не прогнал, как только она появилась, может, беды бы с мамой не случилось.
– Ну, это ты явно преувеличиваешь. Я хоть и не такой образованный, как ты, но в приметы всякие-разные не верю. Обычная бродячая кошка, много таких брошенных животин шатается по белому свету.
– Не знаю, Рома, не знаю, по мне, так гнать нужно эту кошку, пока не поздно.
– Да погоди ты, хоть покормить ее, ведь от самого города за мной тащилась. Рыба у тебя осталась?
Митя вздохнул, помотал несогласно головой, однако потянулся за садком, в котором бултыхалась пара мелких рыбешек. Зацепил одну и зашагал с пристани к кошке, показывая, что еду несет. Кошка настороженно следила за ним, но не двигалась с места. Митя медленно наклонился и протянул ей рыбку, но вдруг резко выпрямился и пнул кошку ногой – и так мощно пнул, как будто одиннадцатиметровый удар исполнял на силу, а не на точность. Кошка с громким шипеньем отлетела от Мити, да так неудачно, что бухнулась в воду и тут же погрузилась с головой. Мгновение – и она вынырнула и, отчаянно суча лапами по обманной воде, медленно двинулась вплавь к берегу. Хоть и неглубоко тут, в трех метрах от тверди земной, но для кошки, по природе своей не слишком приспособленной к плаванию, глубины вполне достаточно, чтоб захлебнуться и утонуть. Тем более Митя еще и весло схватил и отбрасывает кошку дальше в воду, не дает ей достичь берега. Изнемогает уже животина, обессиленная, плюется, фырчит, а поделать с веслом ничего не может, не те силенки.
– Ты чего, Митя, сдурел совсем? – Рома наконец вышел из оцепенения и бросился к другу. – Зачем ты ее, это же живое существо!
– Уйди, эта тварюга убила маму, теперь уж от меня не уйдет!
– Что ты несешь, это обычная кошка, перестань сходить с ума!
Митя, отбросив веслом кошку подальше от берега, повернулся к Роме и, сощурив глаза, произнес тихим злым голосом:
– Пошел ты знаешь куда? Не лезь не в свое дело, придурок. Иди к своим бабам и советуй там своим прошмандовкам, как им жить. Гуляй отсюда, пока мозги тебе не вышиб.
– Мить, ты чего? – оторопевший Рома отступил на шаг и поднял правую руку перед собой, ко лбу, как бы защищаясь. – Просто кошку жалко, за что ты ее так?
– За что? А ты помнишь Нину?
– Какую Нину, ты о чем?
– Одноклассницу Нину, не придуривайся, все ты прекрасно помнишь.
– А, ты про это… Но ведь когда это было, что ты в самом деле?
– Когда было… Кошку сейчас пожалел, добренький какой, а тогда в души нам наплевал, это ничего, проглотят как-нибудь, так ведь считаешь?
– Какие души, что за бред! Да она сама меня тогда пригласила, если хочешь знать, и ничего не было между нами, я здесь вообще ни при чем!
– Я ее любил, понимаешь, любил больше всего на свете, и она могла полюбить, я ей нравился. А тут ты, этот твой день рождения…
– Ну и что, проводил до дома, но ничего ведь между нами не было, не было! Это и следствие установило!
– Ты переночевал у нее, родителей не оказалось дома, а потом, после тебя, наутро она повесилась. Гнида, что мне тут несешь!
Последние слова Митя кричал уже во весь голос. Его весло, описав широкий полукруг, врезалось Роме в голову с левой стороны, прямо в висок. Хоть и защищался он обеими руками, но не смог удержать стремительно надвинувшуюся лопасть. Да попало весло в голову еще так неудачно, прямо ребром острым. Рассекло ухо сверху, но это еще полбеды, зашили бы эскулапы, главное, конечно, висок – висок не выдержал такого дерзкого с собой обращения. Слаба у нас голова в целом, непрочная, а самыми слабыми местами как раз и являются темя, основание черепа и эти самые виски. Короче говоря, треснула тут же черепная коробка у бедного Романа в районе левого виска со всеми вытекающими последствиями в виде дрожащего студня окровавленного мозга.