Елена Садовникова, которая профессионально занималась «историей болезни» Высоцкого, сообщала, что у нее сохранилось несколько записок и письмо Высоцкого, в котором он откровенно ей признавался (при всей своей закрытости): «Наши отношения с Мариной напряжены, на грани разрыва, и мне это страшно горько…» (см. Живая жизнь. М.: Петит, 1992).
Известный администратор «Москонцерта» Нина Обухова, на чьи воспоминания уже приходилось ссылаться выше, прямо говорила, что Марина Влади «пыталась внушить ему ложный образ, стала для него кривым зеркалом. Как-то Саша Хоминский (питерский актер. – Ю.С.) приехал, давно не виделся с Володькой, они же такими друзьями всегда были. И вот он идет навстречу Высоцкому: «Привет, Володька!» А тот в кожаной кепочке, в модной дубленке, раз – и оборвал: «Владимир Семенович!» Сашка: «Вот так круто?» Высоцкий: «Да, я знаю себе цену»… Влади загоняла его вконец: по 5 концертов в день играл человек. Деньги на нее зарабатывал. Надорвался. И все-таки в глубине души он оставался собой. Когда я выходила замуж, отозвал меня и сказал, глядя в сторону: «Нина, заводи детей. Дети – это так важно. Это такая опора – семья. Я знаю – я плохой отец (помолчал). Но я так их всех люблю» (М. Мелкая. В тени звезд советской эпохи // Смена. № 228. 13 декабря 2002).
С Михаилом Барышниковым и Мариной Влади в Нью-Йорке. 1979 г.
Бывший партнер Высоцкого по сцене Николай Губенко также весьма нелестно отзывается о Марине Владимировне: «Высоцкий много пил, но потом ушел из алкоголя на наркотики, к которым его приобщила Марина Владимировна и ее старший сын. Так что, когда после смерти Володи Марина стала говорить, что она была его ангелом-хранителем, это не совсем так. Конечно, ничего об этом нет и в ее книге, которую она написала в память о Володе. Но все окружение Высоцкого про роль Марины знает…» (О. Владимирова. Н. Губенко: «При нашей свободе с человеком могут сделать что угодно» // Нижегородская правда. № 77. 17 июля 2001).
Иосиф Кобзон, певец и депутат Госдумы (хотя, согласно иерархии, пожалуй, следует писать «депутат и певец») обвинил Влади во вранье: «Да ее и близко там (на Ваганьковском кладбище. – Ю.С.) не было! И она еще пишет, что я какие-то пачки денег вытаскивал. Когда я ее встретил, сказал: «Ну, как тебе не стыдно?» Она мне говорит: «Иосиф, это же книга. У книги должны быть читатели!» (Н. Добрюха. Как Кобзон поссорился с Мариной Влади // Комсомольская правда. 20 июля 2004). Самыми недобрыми словами поминал Кобзон сочинение Влади: «Спекулятивная, вульгарная гадость!» При этом говорил: «Я не хону знать, что происходило в интимной жизни Высоцкого. В трусах он сидел или без трусов, пил он в это время или курил? Какое мое собачье дело? Он для меня – бог и кумир!» (А. Николаев. И.Кобзон: «Найдите мои бордели – подарю!» // Столица-С. № 44. 30 октября 2002).
Первые, совсем еще робкие претензии к Влади сыновья Высоцкого высказали еще на девятинах памяти отца. И даже не к Марине. А к собравшимся на печальную тризну взрослым людям, которые, рассыпаясь в комплиментах к Влади, не сочли возможным вымолвить хотя бы одно доброе слово в адрес их матери. Старший сын, Аркадий, встав, сказал тихо и проникновенно: «Конечно, папа Марину очень любил. Марина очень любила папу. Но тут никто еще не говорил – ни в первый день, ни сегодня – про нашу маму. Хотя наша мама не «открыла ему мир» и не возила его по заграницам. Она – простой человек. Но она очень его любила. Тоже. И до сих пор его очень любит. И он ее очень любил. И поэтому странно, что друзья старые, которые и его, и ее знали очень давно, никто ничего не сказал. Хочу, чтобы за маму тоже выпили…» (Москва, Малая Грузинская, 28, стенограмма).
Сидевшие за столом взрослые несколько смешались, горестно поохали-поахали, как бы соглашаясь со своей промашкой, попытались утешить, а родительница Всеволода Абдулова робко заметила: «Я думаю, что много еще не сказано… Много прекрасного останется…». На том все и закончилось…
В свое время, после ухода Владимира Семеновича к Влади, Нина Максимовна Высоцкая попыталась наладить отношения сыновей с их отцом. «Она трепетно относилась к традициям семьи, – рассказывал Никита, – старалась их поддерживать. Даже хотела подружить нас с Мариной Влади. Но не получилось. А отец и не настаивал. Раза два-три мы общались с ней, пока он был жив. Несколько раз по телефону после смерти, и все. Запретного для нас с братом в их отношениях ничего не было. Просто не сложилось. Он, думаю, просто увидел, что мы к этому не готовы… Марина – главный персонаж его жизни, она сыграла большую роль, много для него сделала. Он ее любил. Благодаря ей он много ездил по миру, общался с интересными людьми…» (О. Рябинина. Н. Высоцкий: «Образ отца – это бешено несущийся автомобиль» // АиФ. Суперзвезды. № 2 (8). 20 января 2003).
После выхода в Советском Союзе книги «Владимир, или Прерванный полет» между Мариной и родственниками Высоцкого возникли, мягко говоря, напряженные отношения. Первый скандал произошел в начале 1989 года во время пресс-конференции Марины Влади, посвященной презентации книги, в театре-студии «У Никитских ворот». Мероприятие продолжалось уже более двух часов. «Уставшие журналисты уже закрывали свои блокноты. Неожиданно со своего места поднялся молодой человек. Насколько мне удалось понять из сказанного Никитой Высоцким, – делился своими впечатлениями один из журналистов, – семья отказывалась признать недостатки поэта, о которых рассказала Влади. Вызвало недовольство и то, как Марина повествует о взаимоотношениях Высоцкого с семьей. Влади обвинялась в погоне за громким именем и деньгами. Сыновья Высоцкого покинули застывший зал.
– Я устала от всего этого, – горестно сказала Марина…» (А. Свистунов. Обида // Комсомольская правда. 4 марта 1989).
Спустя почти полтора десятка лет, Никита Владимирович скажет: «…Судиться с ней собирался не за творческое наследие отца, а за клевету на моего деда… Марина в своей книге… не очень хорошо отозвалась о Семене Владимировиче – написала, что он якобы «стучал» на своего сына… Это чудовищная клевета. После этого деда до конца дней травили звонками с угрозами, незнакомые люди писали ему оскорбительные письма. А ведь Марина ничего толком не знала о нашем деде… Да, дед был очень тяжелым, взрывным, темпераментным человеком. Безусловно, между ним и отцом могли были быть и ссоры, и оскорбления, но я при этом не присутствовал… Меня… книга Марины возмутила…» (Е. Смирнова. Н. Высоцкий: «Я собирался судиться с Мариной Влади за клевету» // Факты и комментарии. № 32 (1337). 19 февраля 2003).
Книга Марины Влади вызвала неоднозначную реакцию у читателей
Книга Влади, словно топором, расколола надвое армию друзей, товарищей, знакомых, коллег и поклонников Высоцкого, став непреодолимым водоразделом между неожиданно возникшими враждующими лагерями. Одни восхищались пронзительной исповедью музы Высоцкого, других мемуары вдовы повергли в шок. Ханжи, мало осведомленные о некоторых тщательно скрываемых от посторонних деталях образа жизни Владимира Высоцкого, отказывались понимать: «Зачем все это нужно?!» Известная писательница Виктория Токарева назвала записки Марины Влади книгой-местью: «Марина воздала всем своим обидчикам, главному герою в том числе. Я убеждена: все, что написано в книге, – правда. Высоцкий был алкоголик и наркоман. Но ЗАЧЕМ НАМ ЭТО ЗНАТЬ? Для нас, русских людей, Владимир Высоцкий – это Спартак, который вел рабов к свободе… Нам не нужна бытовая правда. Она становится неправдой. Но вообще книга Марины Влади – это образец высокой бульварной литературы. Художественной ценности она не представляет, однако оторваться невозможно. Я чуть не опоздала на поезд…» (С. Булашова, И. Корчагина. В. Токарева: «Зачем толкаться? Всем места хватит» // Неделя. № 52. декабрь 1989). Не по нраву пришлась книга Влади Ивану Дыховичному, он даже сказал, что она извинялась перед ним по поводу некоторых погрешностей в тексте: «Наверное, чем больше клюквы, тем большие деньги можно сделать на книжке… Да бог с ней, с Мариной..» (Т. Рассказова. И.Дыховичный: «Высоцкий не был артистом, но хотел им быть» // Неделя. 15 сентября 1997).
Любимов же высказался прямо: «Мне достаточно неприятны… мемуары Марины Влади. Так выворачивать наизнанку свою личную жизнь! Понятно, конечно, хочется, чтобы их книги покупали, хочется славы, скандала…» (В. Аплетаев. Ю. Любимов: «Мне неприятны мемуары Марины Влади…» // Час. 30 января 2003).
Аркадий Высоцкий поначалу более-менее сдержанно относился к литературным упражнениям Марины Владимировны: «Многое из того, что написано Влади, – необъективно, жестоко по отношению к ныне живущим людям. Вообще, на мой взгляд, выступать с подобными оценками и трактовками, описывать личную жизнь известного человека довольно некрасиво, нескромно…» (Н. Гомцян. А. Высоцкий: «Напишу об отце, когда улягутся страсти» // Труд. 1 марта 1991).
Никита же был более категоричен в оценках «Прерванного полета»: «В то время, когда в Союзе вышла ее книга, мы просто не привыкли к литературе такого рода. Сегодня для меня было бы все равно, хоть напиши она, что я гомик, а мой брат – уголовник с тридцатилетним стажем. Но в то время, когда печатное слово воспринималось как абсолютная истина, сразу же пошли наезды на родных и близких людей. Представьте, деду пишут: «Ты, старая сволочь, загубил сына…». Я думаю, она и сама в конечном счете поняла, что там масса ляпов, многое взято с чужих несправедливых слов…» (А. Павлов. Н.Высоцкий: «Во сне я о чем-то спрашиваю отца, но он в ответ лишь улыбается…» // Комсомольская правда. 3 декабря 1994).
«Я не судья Марине, – заявлял Никита Владимирович. – У нее был шанс пройти посередине. Если бы она прошла по этой грани, огромного количества грязи, сплетен, откровенной неправды об отце удалось бы избежать… Дело не в том, что мне не хотелось бы, чтобы люди знали, что отец пил. В нашей стране пьет каждый второй. А Высоцкий – один. Надо писать не о том, чем он похож на остальных, а о том, чем он отличался… В этой книге есть жуткие вещи о моем деде. Он так и умер с этим, оклеветанный. Отда