Давид Карапетян также весьма лестно отзывался о пассии Владимира Высоцкого:
«…Была она хороша собой необычайно – создатель потрудился на славу. Сокрушающая женственность внешнего облика завораживала, вызывала неодолимое, немедленное желание выказать себя рядом с ней абсолютным мужчиной и раз и навсегда завладеть этим глазастым белокурым чудом.
Но не тут-то было… За хрупкой оболочкой ундины таилась натура сильная, строптивая, неуступчивая. Татьяна виделась мне пугающим воплощением физического и душевного здоровья, и по-армейски прямолинейная правильность ее жизненного графика обескураживала. Принципиально непьющая и некурящая, волевая и уверенная, – как разительно отличалась она от своих юных сестер по ремеслу, разноцветными мотыльками бестолково порхающих в свете рампы…» (Д. Карапетян. Владимир Высоцкий. Между словом и славой. Воспоминания. М.: Захаров, 2002).
Даже Людмила Владимировна Абрамова признавала, что «самой умной из тех женщин, к которым Высоцкий был неравнодушен, оказалась Татьяна Иваненко… Я ею восхищаюсь и ей завидую…» (см. subscribe.ru). Со своей стороны, Иваненко не оставалась в долгу, говоря о редкостной красоте, уме, начитанности Люси.
Ее прекрасная головка была забита догмами и непреложными постулатами школьной поры о повальном равенстве и братстве. Друзья Высоцкого предполагают, что именно холодноватая цельность притягивала его к Татьяне. Тем более что она сама без устали повторяла, что она любит своего избранника «как простого русского мужика», а не за имя и славу.
Владимир Семенович всячески старался помочь ей сделать кинокарьеру: упросил режиссера Карелова снять ее хотя бы в маленьком эпизоде в фильме «Служили два товарища». Затем уговорил Юнгвальд-Хилькевича занять Татьяну в фильме «Внимание, цунами!», для которого сочинял песни.
Уж не Иваненко ли имел в виду Павел Леонидов, когда писал: «Сколько у него было «Любовей»? Я знаю. О многих Ю. П. знает. Кое-кого из «Любовей» он даже в труппу на «подносы» брал…»?
Бывалым театралам Татьяна Васильевна запомнилась разве что ролью Женьки Комельковой в спектакле «А зори здесь тихие…», которую она играла на пару с Ниной Шацкой. А остальные были именно из разряда «на подносы», безымянные: 2-я придворная дама в «Галилее», плакальщица в «Пугачеве», подруга дома в «Мастере» и т. п. То ли из желания, чтобы Таня постоянно находилась рядом, то ли из стремления помочь ей подзаработать (да, наверное, эти причины объединялись в одно целое), Высоцкий привлекал ее в «таганские» концертные бригады.
Известно, например, выступление в 8-й «немецкой» спецшколе в 5-м Котельническом переулке. Высоцкий читал стихи, пел с Жуковой и Золотухиным песни из спектаклей, потом вместе с Иваненко читал «Римские праздники» из «Антимиров». Он – в центре внимания, солист номер один, даже аккомпанирует на пианино пантомиме Черновой. Успех оглушительный!..
Татьяна Иваненко.
Давид Карапетян: «…Была она хороша собой необычайно – создатель потрудился на славу»
«Иваненко, – считал Золотухин, – всем ему обязана…» (см. Секрет Высоцкого. М.: Алгоритм, 2000).
Однако, по свидетельству французской переводчицы Мишель Кан, с которой Высоцкий был знаком еще с 1967 года, именно Владимир Семенович был против того, чтобы Иваненко играла роль Офелии в «Гамлете». Якобы он пошел к Любимову и попросил снять Таню с роли, дескать, Влади будет неприятно видеть их вместе на сцене. Татьяна потом высказывала «шефу»: «Кто здесь главный режиссер – вы или Высоцкий?» (см. Е. Сажнева. Парижский суслик // Московский комсомолец. 24 января 2005). Мишель вообще удивлялась, что Татьяна предполагалась на роль Офелии: «Если бы она была талантлива, то могла бы обидеться, уйти. Она же этого не сделала…» (там же).
Один из организаторов нашумевших куйбышевских концертов Высоцкого в 1967 году Всеволод Ханчин вспоминал, «чтобы забрать у поезда театральный реквизит, нас провожает актриса Театра на Таганке Татьяна Иваненко…» (см. Четыре четверти пути. М.: Физкультура и спорт, 1988).
Татьяна, как и Высоцкий, воспитывалась в военной семье, с вполне предсказуемым уставом, нравами и устоями. Ее отчима, которого она называла отцом, генерала Минченко (тогда, правда, еще полковника), безусловно, смущали «устные рассказы про любовные дела» «популярного актера из «Таганки»». Татьяна уговорила Владимира дать домашний концерт для своей родни, будучи совершенно уверенной, что так он непременно сумеет сломить ледок настороженности.
Невольным свидетелем и в определенной степени соучастником романа Иваненко и Высоцкого была чета Карапетян – Кан, жившая по соседству с Татьяниными родными. Таня и познакомила Давида и Мишель со своим Володей. Вернее, сначала с записями его песен. Молодожены были сражены ими наповал. Каждый их визит к Таниным родителям, вспоминает Карапетян, заканчивался общими посиделками. «Мишель создавала французский уют, Татьяна вносила русскую раскованность, Володя был гений, мне же доставалась роль провинциального ценителя…» (Д. Карапетян. Владимир Высоцкий. Между словом и славой. Воспоминания. М.: Захаров, 2002). Как рассказывала сама Мишель, Татьяна очень хотела, чтобы они сблизились. Среди их друзей почти не было семейных пар, а общаться с кем-то из театра – давать повод для сплетен. Француженка несколько ошибается – об отношениях Владимира Семеновича и Тани на Таганке знали практически все – от Юрия Петровича Любимова до вахтерши.
Романы Высоцкого с Иваненко и Влади шли как бы параллельными курсами. Его сердце разрывалось напополам. И он ничего не мог с собой поделать.
Кремлевский вольнодумец и переходящий из рук в руки помощник вождей ЦК КПСС Георгий Шахназаров, в доме которого нередко гостевал Владимир (с гитарой и без), вспоминал, как Высоцкий, близко никого не подпускавший к обсуждению своих личных проблем, вдруг затеял странный разговор, на ком ему жениться. «У меня, говорит, есть выбор – актриса нашего театра (не помню фамилию, которую он назвал) или Марина Влади.
– Володя, я тебе удивляюсь, женись на той, которую любишь.
– В том-то и дело, что люблю обеих, – возразил он, и мне на секунду показалось, что не шутит, действительно стоит перед выбором и ищет хоть какой-нибудь подсказки.
– Тогда женись на Марине, – брякнул я безответственно, – все-таки кинозвезда, в Париж будешь ездить…» (Г. Шахназаров. С вождями и без. М.: Вагриус, 2001).
Не доверяя самому себе, Высоцкий мучительно искал выход из лабиринта душевных хитросплетений. Художник Борис Диодоров припоминал:
«… Однажды Володя говорит:
– Как ты посмотришь, если я женюсь на Марине Влади?
Откровенно говоря, я был ошарашен. Ведь для меня (да и для всех) Марина Влади была звезда, «Колдунья»!» (otblesk.com/vysotsky).
А между тем жизнь подбрасывала жизнелюбивому Высоцкому и иные объекты сердечных увлечений. Во всяком случае, литератор А. Щуплов в статье-исследовании «Скажи мне, кто твой сын, и я скажу, кто ты…» рассказывал о его мимолетном, но жарком романе с некой студенткой Школы-студии МХАТ, ради свиданий с которой знаменитый таганский Галилей и Хлопуша, не щадя живота своего, карабкался по водосточной трубе и карнизам общежития (см. saturday.ng.ru/deeds/2000-07-22). Опыт «Вертикали» помогал?
Марина Влади была права, когда просила не делать из своего покойного мужа икону, святого, ангела с крылышками.
Кинорежиссер Геннадий Полока вспоминал, как где-то году в 70-м он пригласил к себе домой гастролирующих в столице солистов (точнее – солисток) Кировского театра. «И ко мне приехали Высоцкий с Золотухиным. Все балетные звезды сидели высокомерные, хорошо одетые, устало развалясь, лениво жуя бутерброды и о чем-то перешептываясь. Ну, знаете, люди, которым не о чем говорить, но надо сохранить позу значительности. Высоцкий пришел, посмотрел на них, на Золотухина, поерзал немножечко, не понимая своего положения: то ли они хотели, чтобы он запел, то ли они действительно не знают, о чем говорить. Я-то подумал, что они просто боялись его – просто сидеть и есть можно, но разговаривать при Высоцком – это неестественно… Но держали себя чрезвычайно высокомерно. Это продолжалось час. Все было съедено, и больше нечего было делать. Высоцкий рассказал один анекдот, потом какого-то московского балетного солиста изобразил, потом рассказал второй анекдот, они стали хохотать, потом повторил эти же анекдоты, но с другим ходом актерским. Они опять захохотали. Потом в третий раз рассказал эти же анекдоты голосом какого-то известного актера. Они уже были просто счастливы. Потом в темпе запел, потом в темпе рассказал про какую-то репетицию, потом в темпе разыграл что-то с Золотухиным, потом, не сбавляя хода, без паузы, спел, причем пел, в основном, комический репертуар. Те хохотали без передышки. И когда, отхохотавшись, они успокоились, Высоцкого в комнате не было. Вот такое общение с балетом… На лицах у них была благость, какая бывает у набожных людей, когда им почудилось видение: что-то пролетело…» (Ленинград, 20 марта 1983).
Татьяна Иваненко и Владимир Высоцкий в спектакле Театра на Таганке «Павшие и живые»
Возвратимся все же к Татьяне Васильевне Иваненко. 15 октября 1968 года Валерий Золотухин в своем дневнике записывал: «Иваненко заявила Володе, что она уйдет из театра и с сегодняшнего дня начнет отдаваться направо и налево…». Следующая запись: «19 октября. Н.М. сказала, что «если эта сука И., шантажистка, не прекратит звонить по ночам и вздыхать в трубку, я не посчитаюсь ни с чем, приду в театр и разрисую ей морду – пусть походит с разорванной физиономией… Надо поскорее разбить его романы… Тот дальний погаснет сам собой, все-таки тут расстояние, а этот, под боком, просто срочно необходимо прекратить. Я узнала об этом от Люси совсем только что и чуть не упала в обморок…»» (В. Золотухин. Секрет Высоцкого. М.: Алгоритм, 2000).
Фамилия Татьяны мелькает в золотухинских дневниках достаточно регулярно. «Высоцкий в Одессе, в жутком состоянии… «Если выбирать мать или водку – выбирает водку», – говорит Иваненко, которая летала к нему. «Если ты не прилетишь, я умру, я покончу с собой!» – так, по его словам, сказал он Иваненко» (26.03.68). «Он опять с Иваненко» (21.10.68). «Как-то ехали из Ленинграда: я, Высоцкий, Иваненко. В одном купе… Зная, что друг зарплату большую получил и потратит на спутницу свою, которую в Ленинград возил прокатиться…» (05.11.67). «А Володя ушел с Татьяной, его встретил пьяный Евдокимов, обхамил Татьяну, она вернулась в театр…» (10.11.68).