Девушка родилась в состоятельной еврейской семье в Ростове-на-Дону, была старшей из пяти детей, училась в Екатерининской гимназии, где преуспела в науках, музыке и языках. За внешним благополучием скрывались жуткие подробности. Отец был жесток с детьми: заставлял сыновей драться друг с другом, при всех избивал Сабину, после чего заставлял ее целовать ему руку. Она по-своему переживала унижение, представляя, как роет во дворе подземный ход, чтобы по нему добраться до Америки.
В 16 лет Сабина испытала страшное потрясение: от брюшного тифа умерла ее любимая младшая сестра. Вкупе с болезненной влюбленностью в гимназического учителя это привело девочку к нервному срыву. Родители отправили ее в Швейцарию, где в 1904 году она была госпитализирована в клинику с диагнозом «психоз». Лечить девушку поручили молодому и еще неизвестному Карлу Густаву Юнгу, использующему методы психоанализа. В ходе лечения он постепенно увлекся пациенткой, она же то хотела быть с Юнгом, то пыталась покончить с собой.
В 19 лет девушка написала завещание: «После моей смерти я позволяю анатомировать только голову, если она не будет очень страшной… Мой череп я завещаю нашей гимназии, его надо поместить в стеклянный ящик и украсить бессмертными цветами». На это Карл ей ответил: «Такие головы двигают науку вперед. Вы должны стать психиатром».
Со своим учителем Зигмундом Фрейдом он регулярно переписывался по поводу непростой ситуации, писала обоим и Сабина. Вот откуда взялись архивные документы.
В конце лечения девушка осталась в больнице и работала стажером, а в 1905 году поступила в медицинскую школу Цюрихского университета изучать психические расстройства. По окончании учебы в 1911 году молодая ученая написала свою главную работу: «Деструкция как причина становления», посвятив ее своему научному руководителю Карлу Юнгу. В основе труда – подробное изучение речи пациента с диагнозом «шизофрения». Она одной из первых провела исследование этой страшной болезни и опубликовала результат в психоаналитическом журнале.
Чтобы начать независимую карьеру психоаналитика, Сабина переехала в Мюнхен, где работала над статьей о связи между сексом и смертью, изучала историю искусств. Вскоре ее избрали в состав Венского психоаналитического общества, где она стала второй женщиной.
В 1912 году Сабина вышла замуж за врача из Ростова Павла Шефтеля. Они переехали в Берлин, где в 1913 году родилась их первая дочка. Затем Павла, как российского подданного, призвали на фронт, а Сабина осталась в Европе. За те 10 лет, что супруги не виделись, она стала известным психоаналитиком и поддерживала деловые отношения как с Юнгом, так и с его наставником Фрейдом.
Один из самых продуктивных периодов ее жизни пришелся на начало 1920-х годов. Тогда она опубликовала 20 статей, среди них наиболее важная – о происхождении языка (в соавторстве с лингвистом Чарльзом Балли). В 1923 году после неудачной попытки начать частную практику в Женеве Сабина приехала в Россию. Она планировала вернуться в Европу и оставила личные документы, дневники и переписку, в подвале Института Руссо. Но планам не суждено было осуществиться.
В Стране Советов развивались разные научные течения, и психоанализу, казалось, были рады. Интересной работы хватало. Сабина была врачом-педагогом в городке имени III Интернационала, заведовала секцией детской психологии в Первом Московском государственном институте, занималась наукой в Государственном психоаналитическом институте, была активным членом Русского психоаналитического общества.
Она принимала пациентов в амбулатории и консультировала, преподавала. Богатая практика позволила ей стать пионером в новой области науки – в детском психоанализе.
Но в 1925 году институт закрыли, психоанализ в СССР попал под запрет как чуждая буржуазная наука и доктор Шпильрейн вернулась в родной Ростов. Там она устроилась работать в местную поликлинику. Туда же приехал и ее муж, и в 1926 году в семье родилась еще одна дочка.
27 июля 1930 года Русское психоаналитическое общество было ликвидировано официально. Но Сабина Шпильрейн все же продолжала работу аналитика, и в 1931 году ведущий европейский психоаналитический журнал Imago опубликовал ее статью о детских рисунках, выполненных с открытыми и закрытыми глазами.
В годы сталинских репрессий с семьей Сабины произошли страшные вещи. Одного за другим репрессировали и расстреляли ее братьев, умерли муж и отец. Женщина постоянно ждала, что за ней придут. Она даже попросила родственницу забрать детей в случае ее ареста. Но судьба распорядилась иначе. 11 августа 1942 года захватившие Ростов-на-Дону немцы расстреляли Сабину и ее дочек вместе с несколькими тысячами евреев.
Вспомнили о первой женщине-психоаналитике только спустя 40 лет после ее смерти, когда были найдены ее бумаги из женевского архива. Научными работами и трагической биографией стали активно интересоваться не только ученые, но и кинематографисты. О Сабине сняли три фильма, в одном из которых («Опасный метод») роль психоаналитика исполнила Кира Найтли.
В 2015 году в Ростове-на-Дону в доме, где жила Сабина Шпильрейн, открылся ее мемориальный музей.
Надежда Ламанова1861–1941Основала свою модную империю
Осенний день 1911 года навсегда вошел в историю российской моды. В московский особняк на Тверском бульваре, дом 10, прибывали актеры, музыканты, промышленники и аристократы. Тайны современной моды публике собирался раскрыть французский модельер, освободивший женщин от корсета, Поль Пуаре[1]. Помимо лекции зрителей ждал первый в истории страны модный показ: шесть парижских «живых манекенов» демонстрировали последнюю коллекцию. В стране зарождалась высокая мода. Это происходило в собственном доме Надежды Ламановой, хозяйки модной империи.
Надежда Ламанова была старшей из пяти дочерей в дружной дворянской семье. Родители прививали детям любовь к прекрасному. Если бы не банкротство отца, Наде вряд ли бы пришлось думать о заработке.
В 15 лет Надя, ученица Мариинского женского училища первого разряда в Нижнем Новгороде, читала Чернышевского и всерьез задумывалась о будущем. Что должна делать девушка, чтобы ни от кого не зависеть?
«Я поняла, – записывала Ламанова, – что без экономической независимости не может быть свободы для женщины, стало быть, нужно уметь зарабатывать деньги».
В конце XIX века девушки не могли быть самостоятельными. У них даже паспортов не имелось: девочек вписывали в документы отцов, женщин – в документы мужей.
Надя выбрала для себя шитье: этому ремеслу относительно легко было научиться. А вкус у девушки имелся благодаря родителям. Первые шаги она сделала на родине, а в 22 года поступила в Московскую школу кройки и шитья Ольги Суворовой, и через два года начала работать в мастерской Войткевичей и быстро стала ведущей закройщицей.
В 1880 году Надежда открыла собственное дело. Ее швейная мастерская привлекала солидных клиентов. В конце 1890-х годов Надежда счастливо вышла замуж за преуспевающего юриста Андрея Каютова. Ее первый розничный магазин модных и модно-галантерейных товаров появился в Москве на Большой Дмитровке. Императрица Александра Федоровна и ее сестра тоже числились среди постоянных клиенток Ламановой. В 1898 году ей было пожаловано звание поставщицы Двора Ея Императорского Высочества Елизаветы Федоровны, а в 1904 году – поставщицы Двора Ея Императорского Величества Александры Федоровны.
Среди модниц Москвы было дурным тоном не иметь платья от Ламановой.
В 1908 году преуспевающая модельер вместе с мужем построили здание для собственного ателье на Тверском бульваре. Четыре этажа занимали квартиры членов семьи, мастерские и пошивочные, демонстрационный зал. Тут же находилась школа, в которой обучали будущих портних. Вплоть до революции здание было настоящим модным сердцем Москвы. Благодаря мужу, любителю театра, Надежда познакомилась с Константином Станиславским, который, оценив новаторский дух модельера, сделал ее одним из главных костюмеров для важнейших постановок МХТ.
Революция 1917 года лишила Надежду ателье, клиентуры и модного дома. В 1919 году их с мужем отправили в Бутырскую тюрьму, из которой Надежда вышла через два с половиной месяца благодаря вмешательству Максима Горького. Ей разрешили жить в небольшой квартирке, затем в одной комнатке.
Она потеряла все, но родину не оставила: убеждала себя, что новое общество открывает перед ней возможность творить без границ.
Ламанова быстро вернулась в строй. Она разрабатывала многочисленные модели простой одежды, рассчитанной на широкие слои населения. При этом ее задумки отвечали всем современным европейским тенденциям 1920-х годов. В стране наблюдался упадок легкой промышленности. Хорошие ткани невозможно было найти. Но Надежда обладала недюжинной смекалкой. Иногда для создания моделей она пускала в ход расшитые полотенца и солдатское грубое сукно. Украшения делала из хлебного мякиша. С 1921 года она работала в театре Вахтангова.
Заслуги ее признавали, но покоя не давали. Мастерскую закрыли. Если бы не любимый Художественный театр и друг Станиславский, наверное, пришлось бы совсем туго. Но Надежда не опускала руки. Она занималась модными экспериментами даже в ограниченных условиях. В 1922 году Ламанова стала членом Государственной академии художественных наук.
Трудности не помешали моделям Надежды в русском стиле («а-ля рюс») получить Гран-при на Международной выставке в Париже в 1925 году.
Правда, автор не смогла лично его получить, Надежду Ламанову не выпустили за границу: власти боялись, что лучший модельер Советского Союза сбежит за рубеж. В том же 1925-м Надежда Петровна Ламанова и скульптор Вера Игнатьевна Мухина совместно издали альбом «Искусство в быту».
С 1926 года Ламанова создала ряд моделей по мотивам творчества народов Севера для продажи за рубеж, затем разработала коллекцию меховых изделий для Лейпцигской выставки, участвовала в Нью-йоркской выставке 1929 года. С 1930 года она стала заведующей мастерской Мехкомбината. Забавно, что ранее, в марте 1928 года, ее лишили избирательных прав «как кустаря, имевшего двух наемных мастериц».