. Если отдел маркетинга компании Gillette убедит меня, что аналогичные лезвия бреют хуже, я с радостью буду приплачивать за использование оригинального фирменного продукта. Возможно, это объясняет любопытный факт: после того как патенты Gillette истекли и конкуренты получили возможность выпускать совместимые лезвия, прибыль компании выросла[519]. Возможно, к тому времени клиенты уже привыкли думать, что Gillette — элитная марка.
Впрочем, двухтарифная модель, пионером которой стал Жиллетт, крайне неэффективна, и экономисты недоумевают, почему покупатели на нее соглашаются. Самое правдоподобное объяснение заключается в том, что она сбивает с толку: люди либо не понимают, что их потом будут использовать, либо понимают, но им сложно выбрать лучшую альтернативу. Это именно та ситуация, когда ожидаешь, что государство вмешается и внесет ясность. Так бывает во многих других случаях, когда рекламируемая цена — лукавство: при обязательных дополнительных затратах или, например, скидках предварительно завышенной цены.
Регулирующие органы во всем мире пытаются выработать правила, которые положат конец сбивающей с толку монополии, хотя придумать что-то действенное оказалось непросто[520]. Наверное, это неудивительно, ведь двухтарифное ценообразование зачастую не хитрая приманка, а вполне разумный и эффективный способ покрыть расходы компании. Например, поставщик электроэнергии мог бы взимать крупные суммы за поддержание подключения к сети, а потом — меньшую цену за поставленный киловатт/час. Такая схема ценообразования вполне разумна, но клиентам все равно сложно было бы понять, что для них выгоднее.
Поразительно, что циничная модель бритвы и лезвий — взимать с клиентов оплату за базовые вещи вроде чернил и кофе — очень близка по духу придуманной Кингом Кэмпом Жиллеттом единой United Company, которая создает все необходимое для жизни по минимальной стоимости. В цветистом заключении к своей книге Жиллетт достигает новых высот высокопарности: «Приходи ты, приходите все, вступайте в ряды всеохватывающей Объединенной народной партии… Давайте же разорвем кокон, который держит в оковах человеческий интеллект, и пусть полярная звезда каждой мысли осветит истины мироздания». Очевидно, вдохновить новую модель бизнеса легче, чем новую модель общества.
39. Налоговый рай
Хотите платить меньше налогов? Один из способов — приготовить сэндвич. Конкретнее, «двойной ирландский с голландским». Допустим, вы американец. Вы создаете компанию на Бермудских островах и продаете ей свою интеллектуальную собственность. Затем она открывает дочернее предприятие в Ирландии. Теперь создаем в Ирландии еще одну компанию, которая будет выставлять счета, напоминающие доходы ваших европейских операций. Открываем компанию в Нидерландах. Вторая ирландская компания переводит этой голландской компании деньги, а та немедленно отправляет их первой ирландской компании. Той самой, штаб-квартира которой находится на Бермудах[521].
Вам скучно и вы уже запутались? Отчасти в этом весь смысл. Двухтарифное ценообразование, которое сбивает с толку клиентов, просто образец простоты по сравнению с трансграничным налоговым законодательством. Офшоры в этом крайне заинтересованы, поэтому в финансовых потоках разобраться в лучшем случае крайне сложно, а в худшем — ничего не поймешь. Головоломные бухгалтерские приемы позволяют международным корпорациям, например Google, eBay и IKEA, свести к минимуму налоговое бремя, причем совершенно законно[522].
Конечно же, людей это раздражает. Налоги напоминают взносы в клубе. Нечестно уклоняться от них, при этом ожидая преимуществ и услуг, которые этот клуб дает членам: оборону, полицию, дороги, канализацию, образование и тому подобное. Но офшоры имели такой дурной имидж не всегда. Иногда они становились безопасной гаванью для преследуемых меньшинств, позволяя спастись от тирании на родине. Евреи из нацистской Германии, например, имели возможность попросить скрытных швейцарских банкиров спрятать их деньги. Но те вскоре подмочили свою репутацию, с неменьшим удовольствием пряча золото, украденное самими нацистами, и неохотно возвращая его жертвам ограбления[523].
Сегодня к офшорам противоречивое отношение по двум причинам: минимизация налоговых затрат и уклонение от уплаты налогов. Минимизировать налоговое бремя разрешено: в этом суть двойного ирландско-голландского сэндвича. Так как законы едины для всех, малые предприятия и даже простые люди могут создавать законные структуры в обход границ. Они просто не зарабатывают достаточно, чтобы окупить затраты на бухгалтеров.
Если же обыватель хочет платить меньше налогов, варианты ограничены различными формами уклонения, а это уже нелегально. Сюда входит и мошенничество с налогом на добавленную стоимость, и незадекларированная работа с оплатой в конверте, и провоз лишних сигарет через зеленый таможенный коридор[524]. Британские налоговые власти признают, что уклонение от налогов во многом сводится к бесчисленным нарушениям такого рода, часто мелким, а не к действиям богачей, которые доверили свои деньги банкирам, доказавшим, что они умеют держать язык за зубами. Сложно утверждать наверняка. Если бы удалось точно измерить масштаб проблемы, ее бы не существовало.
Неудивительно, что банковская тайна, видимо, родилась в Швейцарии. Первые известные правила, ограничивающие число ситуаций, когда банкиры могут делиться информацией о своих клиентах, были приняты еще в 1713 году Большим советом Женевы[525]. Настоящий взлет швейцарских банков пришелся на 1920-е годы, когда многие европейские государства резко повысили ставку налога, чтобы расплатиться с долгами времен Первой мировой войны, и многие богатые европейцы стали искать способы припрятать свои состояния. Признавая роль банковской тайны для национальной экономики, в 1934 году Швейцария удвоила ее надежность: раскрытие банкирами финансовой информации стало преступлением[526].
В наши дни эвфемизмом налогового рая является «офшор», хотя у Швейцарии нет выхода к морю. Постепенно налоговые гавани начали появляться на островах, например на Джерси и Мальте, а самые знаменитые — на Карибских островах. На то есть причины, связанные с логистикой. Маленький остров не слишком подходит для производства и сельского хозяйства, поэтому финансовые услуги здесь представляют собой очевидную альтернативу. Однако настоящее объяснение роста популярности офшоров историческое: это распад европейских империй в течение нескольких десятилетий после Второй мировой войны. Не желая явно субсидировать Бермудские и Британские Виргинские острова, Великобритания побуждала эти государства развивать финансовые услуги, подключенные к Лондону. Однако финансовая помощь все равно поступала. Она была косвенной и, наверное, случайной, а налоговые доходы текли на острова постоянно[527].
Экономист Габриэль Цукман придумал хитроумный способ оценки богатств, скрытых в банковской системе офшоров. Теоретически, если сложить активы и пассивы, декларируемые всеми глобальными финансовыми центрами, баланс должен сходиться, но этого не происходит. Каждый центр, как правило, сообщает о том, что пассивы больше. Цукман занялся подсчетами и обнаружил, что в мировом масштабе они превышают суммарные активы на 8 процентов. Это говорит о том, что как минимум 8 процентов мирового богатства незаконно скрывают. Другие методы подсчета дают еще более высокие оценки.
Проблема особенно остро стоит в развивающихся странах. Так, по данным Цукмана, в офшорах скрыто 30 процентов богатств Африки. Он вычислил ежегодное недополучение налоговых поступлений, которое составило 14 миллиардов долларов. На эти деньги можно построить множество школ и больниц.
Решение Цукмана — прозрачность. Необходимо создать глобальный реестр, в котором будет указано, кто и что должен, и тем самым положить конец секретности банков и анонимности корпораций и трестов. Это помогло бы бороться и с уклонением от налогов. Однако минимизация налоговых затрат — более тонкая и сложная проблема.
Для того чтобы понять это, представим, что я владею пекарней в Бельгии, сыроварней в Дании и магазином с сэндвичами в Словении. Я продаю сэндвич с сыром и зарабатываю на этом один евро. Сколько налогов с этого дохода я должен заплатить в Словении, где я продал сэндвич, в Дании, где сделан сыр, и в Бельгии, где выпечен хлеб? Очевидного ответа нет. Когда увеличение налогов в 1920-х годах столкнулось с растущей глобализацией, Лига Наций разработала протоколы для решения такого рода вопросов[528]. Они оставляли компаниям некоторую свободу выбора, где декларировать прибыль. Такой подход обоснован, но он открыл двери для сомнительных бухгалтерских фокусов. Например, одна тринидадская компания продала сестринской компании шариковые ручки по 8,5 тысячи долларов за штуку[529]. В результате в Тринидаде, где налоги низкие, был задекларирован больший доход, а в государстве с более обременительным налоговым режимом — меньший.
Большинство трюков не столь очевидны, и их сложно оценить количественно. Тем не менее Цукман считает, что 55 процентов доходов компаний, расположенных в США, проходят через некие сомнительные юрисдикции, например Люксембург или Бермуды, и это обходится американским налогоплательщикам в 130 миллиардов долларов в год. По другой оценке, потери развивающихся стран во много раз превосходят суммы, получаемые ими же в виде иностранной помощи