дала себе слово написать
такой роман где за каждую проговорю:
обманутую усталую
обманувшую плачущую
господи пожалей меня
за всех женщин по разные стороны
но неразделимых
я ведь не сделала ничего плохого
только любила до боли
и вот боль становится слишком сильной
на грани переносимого
я будто к смерти приуготовлена –
обескровленная обескровленная
30
я не знаю как сказать ещё Господи
как обещать:
стану другой стану водой
криком чайки высоко над доками
над портовыми кранами
я не знаю как мне ещё петь
Господи:
что-то лопнуло не звенит больше
не верю что кончится не верю
что кончено
ведь струн было много
чтобы хватило на печальные песни
на величальные песни
на колыбельные –
но если вдруг Ты захочешь вдохнуть
в мою немую гортань пересохшую
глотку
немного воздуха тепла сердечного
знай что мне хватит надолго
бродить по свету
улыбаться детям
бросать монеты в кепки уличных
музыкантов
фотографировать корабли
но только не забирай Господи что дарил
не отнимай Господи что дарил
31
думала что всё кончится кроме любви
что хотя бы она останется
несклёванной ягодкой на снегу ноября
но до осени я
не смогу не дотяну – так
поэтому Господи дай мне сил выслушать
даже самые жестокие слова с высоко поднятой
головой
не расплакаться хотя бы под взглядом
говорящего
растерянным нежным
– но пузырьки глупой надежды
надуваются в лёгких:
вначале не чувствую думаю схлопнутся сгинут
но вот я уже рябина
в кроваво-закатных бусах
срубленная под корень
не хочется защищаться или молиться
и вот уже первая птица
заглядывает в глаза
выклёвывает ресницы
32
столько раз повторяла слово
что нужно ему приискать замену:
вместо люблю говорить
роща небо березовые серёжки
вместо люблю говорить –
птица ласточек неуловимых стаи
пусть не с тобой но давно смотрели
думали скоро ли успокоятся
смолкнут чтобы пришло затишье
перед грозой безымянным ветром?..
в августе будет у нас затишье
только пока не могу представить
веруя что цветут деревья
от единой твоей улыбки
всё говорю в темноту:
роща
ласточек
неуловимых
стайки
33
маленькие острые гвоздики
глубоко вонзаются в тёплые женские руки:
вначале нестерпимо больно
до вставшего в горле крика
до сбившегося ритма сердца
потом больно но словно бы переносимо
я не человек не зверь не лесная пугливая птица
плачу не вышло остановиться
на третьем гвоздике почти привыкаю к себе
израненной
думаю как красив
этот браслет пятен кровавых –
а дальше не чувствую:
через несколько месяцев
поднимая руку чтобы перекреститься
или смахнуть
горькую память последней слезы –
понимаю что рука не моя
и душа не моя
безостановочно звёзды болят
мои оловянные звёзды болят
терзают меня изнутри
34
глаза распахиваются в темноту:
что случиться должно чтобы
ты надо мной заплакал
чтобы не вспоминала запах
не перебирала слова в памяти
не нанизывала бисер
роняя с влажных неуклюжих пальцев
непроворной иглы
на голые острые коленки –
могло получиться
несуществующее растение
дивная птица
выходит песня
рваным знаменем
болит и трепещет
35
радость моя близок излом лета
время смотреть на себя притворяться правым
время вплетать в волосы горькие травы
но вот и я травинка под сталью ветра
радость моя и в глаза посмотреть не смея
привкус во рту пустой человечьей речи
произнести и пропеть невозможно нечего
время настанет тебя заслонить от смерти
радость моя над Москвой корабли по небу
и паруса их белые лён и хлопок
холодно холодно первый июльский холод
это излом пора принимать на веру
месяц на землю капля по капле воском
перед непобедимым войском фигуркой тонкой
я замираю я замираю только
радость моя ты теперь ничего не бойся
36
не я ли пою не я ли горю
не я ль говорю с тобой
но и в россыпи слов
в чёрных птицах нотного стана
не стала вдруг находить ничего путного
ничего подходящего случаю
как обрести мир
будущее
в хрупких предметах памяти
хотя вроде бы все прямо перед глазами
собирай пазл – выйдет литература:
в серванте молочная гжель
пианино «лирика»
огромная лакированная раковина
в восемьдесят четвёртом привезённая
с черноморского побережья
37
в берёзовой роще в тихой аллее
пахнет снегом прошлого травою скошенной
невидимыми маленькими фиалками
никого здесь нет
но только по цвету неба
лиловым росчеркам
белесым точечкам –
кисть встряхнули не завершив движения
я догадываюсь о Твоём присутствии
подозреваю смутно о Твоём присутствии
в каждой травинке вижу ликующее
подтверждение
38
речка шумит негромко
на грани слышимого
я к тебе
речка речка
сделай меня своей не отдавай никому
ни волку ни лисице ни сильному человеку
у которого в глазах золотистый мёд
когда он придёт
на высокий берег посмотрит
не оборвёт ни камыша ни травы ни веток ветлы
ничего не тронет не спросит
мол где та что пела плясала сплетала венки
но сама выйду
в белой рубашке
с речной лилией в ладонях
вот тогда шуми речка собирай камни
не дай мне
вымолвить слово что на губах застыло
не дай мне отправиться куда позовёт
золотистый мёд
всё течёт и течёт из его тёплых глаз
не изваяниями ли седыми дольменами простоим
до скончания века
последнего пылающего
заката?..
речка речка отдай меня сильному человеку
чтобы он надо мной не плакал
никогда больше не плакал
39
когда-нибудь я вспомню об этом с лёгкой улыбкой
как о чём-то значимом но исцелённом
уже не настолько болезненном
как ссадина с которой столько раз сдирали
корочку
лили зелёнку подставляли под горячую воду
думали не заживёт никогда
но вот гляди-ка гладкая белая кожа с едва
видимым
сизым отливом да и он исчезнет к концу августа
–
но сейчас сейчас
плещется тёплое радостное
у самого горла
спускается ниже
застывает комочком в груди
и столько любви
что воскресает белый шиповник парка
уже было осенённый смертью но нельзя никакой
заговорим ранку зашепчем
вернёмся вечером прибежим к родителям скажем
мы такое видели
столько любви
что яблонька-дичок обретает медовый вкус
говорить боюсь расплескать боюсь
вижу надежду за непроглядной тьмой
когда говорю с тобой
когда говорю с тобой
40
помнила-забывала говорила ночью
пусть тоска пронесётся над не коснётся
пусть ни памяти ни боли
ничего не сжимает сердце
железным обручем
а только пауза
за которую успеем выдохнуть
набраться храбрости
и сказать друг другу что собирались
ни о чём-то не умолчим:
я скажу что в конце мира у иссохшего древа
жизни наблюдая
булавочные головки мёртвых звёзд
только и вспомню имя твоё
и отпечатки ладоней на влажной коже
потом пусть хлынет
пусть судьба нарастает и звездопад
пусть от меня ничего не оставит
опустошит
а твоей души новое семечко прорастёт
проклюнется крыльями ангеловыми
голубоватыми перьями –
а ты скажешь нет потерь
нет тревог и потерь
никакого
дерева древа всё привиделось
живи радуйся вслушивайся в стрекотание
насекомых течение мира
черты милые беспрестанно узнавая
в незнакомых лицах в метро и в городе
только и думаешь
как там семечко проросло ли
долго ли
долго ли
41
дождя бремя на плечи –
принимаю всё
но и это преодолею
пусть вода сквозь меня течёт
заполняет внезапную пустоту
возникшую от твоего
отсутствия во мне
в голове
в комнате
в списке контактов
и бессонные слёзы капают
выжженные неяркой зарёй
новым утром
перламутр нежных губ
отколупывая наказываю себя
за что что любила сильно
но ни произнести не сумела ни выразить
ни даже написать стоящего стихотворения
рыбы дождя окуни божьей милостью
заберите мой онемевший рот
полный тревог
полный воды
горького воздуха
дайте другой
новый не мой немой
чтобы не говорил не пел
только алел алел
сорванной розой
42
я хочу чтобы это закончилось
чтобы кто-нибудь вырвал из сердца
ржавый осколок давно засевший
пока не началось заражение крови
(началось давно, но, может быть, ещё
не поздно что-нибудь предпринять?)
и сказал что я ещё полюблю непременно
по-настоящему
так же сильно но без боли
что Бог обо мне задумал то и сбудется