чтобы только смотрели глазками
на блёклые краски
где охра где зелень
чтобы вышли
из этнографического музея
не заметив в смерть отворённых окон
а у бога нет
ни одного дерева
ни яблоньки ни рябинки
ни одной вишенки
ничего не растёт вверх
ничего-то над нами не высоко
*
я сказала: давай посмотрим озеро
в котором купались маленькими
ловили рыбу на удочки без крючков и лесок
бросали крошки которые кто-то склёвывал
хотя не водилось уток и лебедей
не было жилья человеческого
только серебряной лебедой и лиловым
татарником заросший пустырь
там мы взрывали петарды в красных
бумажных обёртках
и в воздухе пахло порохом как на войне
мы проходим мимо двухэтажных зданий
асфальтом
в котором лежат корни деревьев мимо
остановившихся
аттракционов мимо колясок с сидящими
маленькими
скоро вырастут и пойдут сидеть над озером
ронять пивные бутылки гречишную шелуху
тихие слёзы
мы видим металлическое ограждение
выкрашенное синей
двадцать лет назад
краской
но ни озера
ни татарника
ни лебеды
только поднимаются новостройки звенят
трамваи
ты сказал: давай ловить рыбу на удочки
без крючков и лесок
мы нашли две сухие длинные ветки
перелезли ограждение
сели на краешек
опустили босые ступни в холодную воду
коснулись дна тёмного илистого
ловись рыбка большая и маленькая
ловись рыбка большая и маленькая
бу́ди милостива
*
нашариваю в темноте слёзы ветра:
мальчик протягивает герберу
что в руках разлетается лепестками
зарывается в землю
в ней тысячи тысяч таких
муж поднимает руку
не даёт денег на общих детей
не выносит необщего выражения лица
только и слышишь: проще проще тогда поймут
строишь тюрьму из пирамидок пустышек
баночек яблочного пюре
сваренной в молоке пшёнки
размокшего хлеба
где бедная
гербера твоя
зазвенела на волжском льду
вот сейчас позовут пойду
*
на губах черешневый сок прощания
сладковато-терпкий привкус
это почувствуем
но никогда больше не остановимся
у выхода из метро
где у женщин
полные вёдра ягод
скоро солнце зайдёт
потекут через край вёдер
кровавые ручейки
добегут до волги
которая шепчет мол
заплела тебе косы
дала живые слова
ну как теперь ты меня предашь
забудешь моих юрких рыбок
и как светло было
господи как светло было
серебрилась волна
ну как же теперь я тебя предам
*
вот выходит жёнка-наважница несёт головы рыб
бредёт мелководьем
водой что никак не начнётся
если воды долго не будет
то как будут её мальчишки
как посмотрят в пустые руки
заглянут в пустые медные котелки?
что скажет муж
ушедший в закатное солнце
в бархат ночи?
кто вернёт отступившую воду
кто прогонит голодных чаек
из песка выберет острые ракушки
хрупкие косточки смертных речных существ?
белое бессонное солнце разве что
его взгляд чистый
вот выплывает навага
навстречу смерти самой
сверкают бисерные мониста
*
пригоршня волжской воды
белый дым
по мелководью поднятого песка –
так дети бегут не замечая нас
к своей радости и прохладе
и на жёлтеньких их купальниках
мельтешат якоря
в догонялки играют чудесные звери
никогда не догонят
над слабыми сжалятся
в жарком ветре
перекликаются звонкими голосами –
что с нами
не так
так давно беспощадно не так
если мой нерождённый сын
тоже бежит по отмели с этими маленькими?..
говорит беспамятное нутро:
никого никого никого
никого не выношу никого
*
впервые за месяц
ставлю на стол
вторую тарелку спагетти в томатной крови
в прозелени базилика
а ведь думал
что ты уже никогда не приедешь
______________
Другие письма к Д.
помнить объятие лёгкое необязательное
прикосновение имеющее значение
только для безраздельно влюблённого для одного
а для другого мимолётное радостное
не оставляющее следа
но только через несколько месяцев
раздеваясь в ванной перед слепым тусклым зеркалом
он вдруг заметит красную точку на шее
попробует оттереть смахнуть
потом забудет сроднится
а это слеза твоя тяжёлая жгучая
и как тогда проступила что не заметила
*
светлая и прекрасная дева любит меня –
смотрите вот она спускается с холма
звенят серебряные подвески на её поясе
развевает ветер прядки у её висков
на её башмаках грязь и свалявшаяся овечья
шерсть
но я вижу в окладе вечернего солнца
тоненькую фигурку
словно бы высоко над землёй
чистая и прекрасная дева любит меня
в лёгкой поступи обещание новой жизни
плача детей закопчённого потолка
побелки непрозрачного рыбного бульона
с белым жемчугом глаз
единственное что не решусь проглотить
никогда не осмелюсь впустить в себя
нежная и прекрасная дева любит меня
но как поведу её
к солёному льду нестерпимого моря
что начинается сразу за нашей деревней
и никогда не заканчивается
представляете никогда никогда
не заканчивается?..
*
Господи дай вспоминать с радостью
с лёгким смехом
как о мальчике в пятом классе
когда писала в дневник
люблю его очки волосы
даже пенал c бэтменом
которого не разрешал касаться
боялся истреплют прикосновения
ладошки детские без отпечатков
пальцев
но с каждым днём всё меньше смотреть
хотелось
а потом кончилось сердце
забилось при появлении другого мальчика
и вот когда лежишь и плачешь и пахнешь
березовыми серёжками
думай что появится другой мальчик
а прежнего будешь вспоминать
с нежностью
лёгким недоумением – ну почему нельзя
было трогать пенал,
что такого?..
если даст Господь
снова
май
дыхание трав
пусть я права
Господи пусть я буду права
*
три года назад я впервые увидела млечный
путь апельсиновые косточки
на чёрном бархате
так всмотрелась что молоко в глаза затекло
выбелило слезами застыло
одуванчиковым соком
так лежала бы и смотрела век
думала как буду без человека
в синей вечности
ледяном космосе?..
и роса собиралась
я не поднималась
с заиндевевшей травы
и мошка собиралась
я не закрывалась
руки крестом раскидывала
как можно чтобы покинутая
как станет чтобы покинутая
когда столько звёзд каждому хватит?..
на секундочку веки смежила –
в невозможной дали
летит
голубой метеорит из мультфильма
и небеса горят
кажется что в меня
но не закрываюсь руками –
пусть летит
пусть болит
моя затаённая нежность
моя медленная звезда
сердце разбередит
даст почувствовать радость жестокую
и всесильную
горечь под языком косточек апельсиновых
к Вал.
падалица памяти
сладко пахнет
душу тревожит
поднимаю из осенней травы
по яблоку
стираю налипшую землю:
вот нам по семнадцать лет
никого нет
только мы на свету дворца молодёжи
на его плитке
бесконечной мозаике
друг друга терзаем
маленькими клювиками любви
и пронзает бесконечное счастье
невероятное ожидание радости
и вот нам по тридцать пять лет
в детских садах необщих детей
пахнет разрезанными арбузами
кашей на молоке
встречаясь взглядами где-нибудь на
тверской не спешим говорить
потому что болит речь
которой мёртвых стеречь
нелюбимых стеречь
а мы-то –
в сорок четыре ещё как-то видимся
и ты спрашиваешь:
как вышло, что до сих пор?..
а я вдруг вспомнил как ты плакала
и крошила белый бессмысленный
кусочек рафинада и слёзы падали
прямо на пластиковый столик
лучшего кафе нашего родного города
когда я впервые сказал что люблю тебя
но ничего –
к П.
от непостижимой нежности
невыносимой тоски
судорога в руках
словно хочешь что-то сказать
но не знаешь как
никогда не узнаешь как
ведь было время
когда в апреле
радовалась себе
новым деревьям
синему платью
да и сейчас тонкая ткань
прилегает к коже коконом
не даёт выпорхнуть
упасть на крышу соседней пятиэтажки
нечеловеческой страшной тенью
*
пишешь словно сквозь прозрачную кожу рук:
по голубой пульсирующей реке
плывёт белая лодка
ветер сносит не даёт уткнуться
в серебристые доски хлебных причалов
нагретых средневолжским солнцем
не даёт ус-по-ко-ить-ся
раскачивает вправо-влево
бередит тело тяжёлое
непрозрачное
не моё
и если всмотреться
можно увидеть
кто там на лодке
коза и волк
смотрят друг на друга
янтарными глазами