«Если это звучит как написанное, – говорит Элмор Леонард, писатель и циник, – я это переписываю».
1. Наблюдайте за историями, которые попадают на первую полосу газеты, даже если им не хватает традиционного новостного веса. Обсудите, как они написаны и что могло привлечь редактора.
2. Просмотрите некоторые истории, написанные после больших трагедий, таких как разрушение Нового Орлеана ураганом «Катрина» или цунами 2004 года, в результате которого погибли тысячи людей в Юго-Восточной Азии и по всему миру. Обратите внимание на разницу между историями, в которых ощущается сдержанность, и теми, которые кажутся затертыми до дыр.
3. Прочитайте примеры некрологов из книги, выпущенной The New York Times под названием Portraits of Grief («Портреты скорби»). Изучите методы преуменьшения, с помощью которых они написаны.
4. Прочтите юмористические произведения таких авторов, как Вуди Аллен, Рой Блаунт – младший, Дэйв Барри, Сидни Перельман и Стив Мартин. Ищите примеры гиперболы и преуменьшения.
Инструмент 22. Поднимайтесь и спускайтесь по лестнице абстракции
Узнайте, когда показывать, когда рассказывать, а когда делать и то и другое
Хорошие писатели движутся вверх и вниз по лестнице языка. Внизу их поджидают окровавленные ножи и четки, обручальные кольца и бейсбольные карточки. Наверху находятся слова, которые достигают более высокого смысла – такие, например, как свобода и грамотность. Остерегайтесь середины – тех ступеней, на которых вас подстерегают бюрократия и технократия. На полпути наверх учителей называют эквивалентом полной занятости, а школьные уроки – учебными единицами.
Лестница абстракции остается одной из самых полезных моделей мышления и письма, когда-либо разработанных. Популяризированная Сэмюэлом Хаякавой в его книге Language in Action («Язык в действии») 1939 года, лестница была заимствована и адаптирована сотнями способов, чтобы помочь людям обдумать язык и выразить смысл.
Самый простой способ разобраться в этом инструменте – начать с его названия: лестница абстракции. Оно содержит два существительных. Первое – это лестница, определенная конструкция, которую вы можете увидеть, потрогать и использовать для подъема или спуска. Она вовлекает чувства во взаимодействие. Вы можете что-то делать с ней. Приставьте ее к дереву и спасите свою кошку по кличке Вуду. Нижняя часть лестницы опирается на бетонное основание конкретного языка. Бетон твердый, поэтому когда вы падаете с лестницы, то можете сломать ногу. Да-да, ту самую, правую, с татуировкой в виде паука.
Второе существительное – абстракция. Вы не можете съесть ее, ощутить ее запах или измерить. Ее нелегко использовать в качестве примера. Она обращается не к органам чувств, а к разуму. Это идея, взывающая к иллюстрированию.
Эссе Джона Апдайка, написанное в 1964 году, начинается словами: «Мы живем в эпоху бесполезных изобретений и негативных улучшений». Этот язык является общим и абстрактным, находится близко к вершине лестницы. Это провоцирует наше мышление, но что конкретно приводит Апдайка к такому выводу? Ответ в следующем предложении эссе: «Рассмотрим банку пива». Чтобы быть еще более точным, Апдайк жаловался, что изобретение отрывного язычка испортило эстетику открывания банки с пивом. Отрывной язычок и подставка под пиво – внизу лестницы, эстетический опыт – наверху.
Мы выучили этот языковой урок в детском саду, когда играли в «Покажи и расскажи». Когда мы показывали классу нашу бейсбольную карту 1957 года с Микки Мэнтлом, то находились внизу лестницы. Когда мы рассказывали классу о выдающемся сезоне, который Микки провел в 1956-м, то начинали подниматься по лестнице в направлении величия.
И вот снова Апдайк со своим романом «Давай поженимся»[76]:
За окнами их спальни, у дороги, стоял гигант-вяз – один из немногих, оставшихся в Гринвуде. Молодые листики, только что вылезшие из почек, курчавились на нем, еще не успев набрать красок, – этакая пыль, дымка, недостаточно плотная, чтобы укрыть костяк ветвей. А ветви были корявые, могучие, вечные – неисчерпаемый источник поддержки и радости для глаз Руфи. Из всего, что находилось в поле ее зрения, этот вяз больше всего убеждал ее в наличии космической благодати. Если бы Руфь попросили описать Бога, она описала бы это дерево.
Подобно тому как он спустился по лестнице от «бесполезных изобретений» к «банке пива», здесь Апдайк идет другим путем, набирая высоту смысла, поднимаясь по этому «гиганту-вязу» в сторону «космической благодати».
Кэролайн Маталин, влиятельный преподаватель писательского мастерства из Южной Каролины, научила меня, что, когда я пишу прозу, которую читатель не может ни прочувствовать, ни понять, я, по всей видимости, попал в западню на полпути вверх по лестнице. Как выглядит язык в этой промежуточной точке? Позвольте мне ответить историей об одной из моих любимых школ во Флориде – начальной школы Марджори Киннан Ролингс. С 1992 года учителя посвятили себя тому, чтобы помочь каждому ребенку научиться писать. Во время семинара я спросил директора, есть ли у школы сформулированная миссия, и та куда-то отослала помощника, который вернулся с причудливым ламинированным листком:
Наша миссия состоит в том, чтобы улучшить успеваемость учащихся и тем самым подготовить их к продолжению обучения в средней и старшей школе. Наше образовательное сообщество выполнит эту миссию путем разработки и внедрения систем обучения мирового уровня. Соответствие им будет контролироваться за счет неукоснительного следования стандартам качества и чувствительности к ожиданиям клиентов.
Я не придумываю. Если вдруг вы пожелаете в этом удостовериться, у меня в офисе сохранился подлинник этой карточки. Как она оказалась в моем офисе? Будучи приверженцем хорошего языка, я ее украл, чтобы скрыть с глаз людских. Вскоре директор прислала мне маленькую карточку с новой задачей, уже без бюрократических виршей, вызывающих оцепенение. Она гласит: «Наша миссия: учиться писать и писать, чтобы учиться». Поскольку я люблю учителей и директора данной школы, я провозглашаю это величайшей доработкой XX века.
Один из лучших американских писателей о бейсболе, Томас Босвелл, написал эссе о старении спортсменов для газеты The Washington Post:
Бригады уборщиков приходят в полночь, проникая в призрачный полумрак пустого стадиона, вооруженные медленно метущими метлами и томными поливочными шлангами. Весь сезон они собирают бездушный мусор, оставшийся от игры. Теперь, в угасающие дни сентября и октября, они приходят собирать бейсбольные души.
Так и с возрастом спортсмена – своего рода подметальщиком, а травма – метла его.
Мы находим старых друзей, затерянных среди мятых пивных стаканчиков и измазанных горчицей оберток из-под хот-догов, бредущих к куче мусора. Их отправляют в помойное ведро истории бейсбола.
Абстрактный «бездушный мусор» вскоре становится зримым, оказывается «мятыми пивными стаканчиками» и «измазанными горчицей обертками». И эти бригады уборщиков с их вполне реальными метлами и шлангами превращаются в мрачных жнецов, бродящих в поисках «бейсбольных душ».
Метафоры и сравнения помогают нам понять абстракции через сравнение с конкретными предметами. «Цивилизация – это река с берегами, – писал Уилл Дюрант в журнале LIFE, задействуя оба конца лестницы. – Река иногда полна крови убиенных людей, воровства, криков и прочего, что обычно фиксируют историки, в то время как на берегах люди неприметно строят дома, занимаются любовью, растят детей, поют песни, пишут стихи и даже вырезают из дерева фигурки. История цивилизации – история берегов. Историки – пессимисты, поскольку они пренебрегают берегами во имя реки».
Чтобы этот инструмент заработал, вы можете прибегнуть к двум вопросам. Вопрос «Не могли бы вы привести пример?» будет толкать спикера с лестницы. Однако вопрос «Что это значит?» вознесет его вверх.
1. Читайте, отделяя в уме абстрактное от конкретного. Будьте настороже, если вам понадобится пример или вы захотите достичь более высокого смысла. Обращайте внимание, когда язык изменяется от конкретного к более абстрактному.
2. Отыщите эссе и репортажи о бюрократии и государственной политике, которые кажутся застрявшими в середине лестницы абстракции. Какого рода репортажи или обзоры понадобились бы, чтобы спуститься или подняться, помочь читателю увидеть или понять?
3. Вслушайтесь в песню, чтобы разобрать, как язык движется по лестнице абстракции. «Свобода – это просто еще одно слово, означающее, что ничего нельзя потерять». Или «Война – для чего же она нужна? Да абсолютно ни для чего!». Или «Дайте мне систу[77], я не могу перед ней устоять, красная фасоль и рис не скучают по ней».
4. Обратите внимание, как конкретные слова и образы в музыке выражают такие абстракции, как любовь, надежда, вожделение и страх.
5. Прочитайте несколько своих историй и опишите, буквально в двух-трех словах, о чем каждая история в действительности. О дружбе, потере, наследии, предательстве? Есть ли способ сформулировать такие более высокие по смыслу слова понятнее для читателя, сделав их еще конкретнее?
Инструмент 23. Настройте свой голос
Читайте вслух
Из всех эффектов, созданных писателями, нет более важного и неуловимого, чем особенность, называемая голосом. Хорошие писатели, о чем неоднократно говорится, хотят обрести свой голос. И они жаждут, чтобы этот голос был аутентичным – определение, напоминающее мне слова «автор» и «авторитет».
Но что такое голос и как писателю его настроить?
Наиболее подходящее определение дает мой друг и коллега Дон Фрай: «Голос воплощает собой совокупность всех стратегий, к которым писатель прибегает для создания иллюзии, что он со страницы обращается напрямую к читателю». Наиболее важные слова здесь «создания», «иллюзии» и «обращается». Голос – это эффект, созданный писателем; он достигает ушей читателя, даже если тот принимает послание зрительно.