Гоголь и вправду не мог хорошо учиться, поскольку науки его не интересовали, да и сама тогдашняя система обучения была основана на обыкновенной зубрежке, к которой он испытывал только отвращение. Поначалу и товарищи его недолюбливали, подтрунивая над нелюдимым учеником, дав ему прозвище – «таинственный карла»… Он был необщителен, однако удивительно наблюдателен и остёр на язык, потрясающе изображая речь и манеру учителей, чем часто выводил их из себя, но веселил товарищей.
В душе Гоголь сравнивал себя с Чайльд-Гарольдом – героем произведения Байрона, который был не удовлетворен жизнью, считая себя выдающейся, но одинокой и неоцененной обществом личностью.
Примечательно, что и позже, вплоть до конца своих дней Гоголь не любил физических упражнений, не интересовался женщинами, не играл в азартные игры, не увлекался спиртным и вообще пренебрегал земными радостями, свойственными его кругу, предпочитая духовную жизнь, которая, правда, не всегда оказывалась для него отрадной.
В 1828 году по окончании гимназии он вместе со своим другом, А.С. Данилевским, едет в Петербург, чтобы попытаться сделать там карьеру на пользу обществу, имея обо всем этом самое смутное и наивное представление. Однако северная столица не оправдывает его ожиданий. Он немедленно ощущает ее бесчеловечный, механический характер – все то, что позднее он отразит в своих «Петербургских повестях». Вместо того, чтобы увидеть в других честное служение на благо общества, он встречает «людишек», переполненных угодничеством и шкурными мыслями. Он буквально бедствует, вливаясь в толпу «акакиев акакиевичей», ведущих полунищенский образ жизни. Еще одно разочарование молодой Гоголь получил, когда его не взяли в актеры, о чем он мечтал еще во время учебы в Нежине, когда играл в любительских спектаклях. Издав на свои деньги стихотворную поэму «Ганс Кюхельгартен», которую никто не покупал, он окончательно разуверился в успехе, когда прочитал в качестве рецензии всего одну холодную заметку, что данную писанину лучше держать под сукном и никому не показывать. Отчаявшись, Гоголь скупает все экземпляры своей книги и сжигает их точно так же, как позднее он поступит со вторым томом «Мертвых душ»…
Примечательно, что почти сразу по приезду в Петербург именно с этой рукописью он пытался посетить Пушкина на его квартире. Однако слуга поэта, не впустив его далее порога, сумрачно ответил, что барин изволят почивать и принять не могут. Гоголь робко поинтересовался – не работал ли барин всю ночь? На что получил смутивший его ответ – как же, всю ночь в картишки играл. Но если бы Пушкин прочел его опус, то, без сомнения, мог разнести рукопись молодого писателя в пух и прах.
Через некоторое время Гоголь, поняв бесперспективность своего продвижения на чиновничьей службе, по протекции поэта Жуковского устраивается сначала в Патриотический институт, а потом и в Санкт-Петербургский университет, где читает лекции по древней истории. Однако и на этом поприще он терпит фиаско. Лекции его скучны и не интересны не только студентам, но и ему самому, а поэтому вскоре он увольняется и в поисках жизненного пути выезжает за рубеж, путешествуя по разным городам и странам.
Позже он объяснял свои неоднократные вояжи за пределы России тем, что сам Бог указал ему путь на чужбину или даже ссылался на неразделенную любовь, которая у него была только в виде инфантильных фантазий.
В сущности, он бежал от самого себя, от своей, как он считал, неустроенности в жизни, несмотря на то, что он уже являлся признанным автором нескольких произведений.
К этому времени в Петербурге им были написаны «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Петербургские повести», «Ревизор» и «Миргород», а, будучи за границей, он закончил и свою знаменитую поэму «Мертвые души»…
По сути, Гоголь был весь соткан из парадоксов. Зигмунд Фрейд сказал бы, что высокий литературный талант этого писателя порожден исключительно его неудовлетворенной сексуальностью. Известно также, что еще раньше итальянский психиатр Чезаре Ломброзо в своей книге «Гениальность и помешательство» упомянул случай Гоголя, как ярчайший пример того, что между гением и болезнью существует причинная связь.
Гоголь вообще отличался различными причудами. Например, он испытывал неловкость в присутствии незнакомых людей и боялся грозы. Необычным оказывалось также его увлечение кулинарией и рукоделием. К странностям Гоголя относится и его болезненная мнительность, парадоксально сочетающаяся с чувством превосходства над другими, религиозность и вера в языческие темные силы, насмешливое отношение к действительности, сочетающееся с унынием и устрашающими видениями. Он вполне реально ощущал вмешательство демонических сил в жизнь человека, считал женщин причиной греховности, никогда не был женат, сжег второй том «Мертвых душ» и не имел собственного дома…
Известно, что еще в молодые годы его начали одолевать приступы меланхолии, сочетающиеся с резким снижением аппетита, катастрофическим похуданием и болями в различных частях тела, которые перемежались периодами повышенного настроения, чрезмерным чревоугодием и желанием бурной деятельности. Это были моменты, когда его депрессия и мнительность мгновенно исчезали. Он вновь начинал чувствовать себя здоровым и юношески свежим.
Позднее, будучи в Италии, он, по-видимому, перенес малярию, завершившуюся энцефалитом, осложнившим его и без того бедственное душевное состояние. Именно после Италии у Гоголя стали возникать обмороки, заканчивающиеся продолжительным болезненным сном. Писатель начал бояться, что он умрет, или, хуже того, что во время одного такого припадка его примут за мертвого и похоронят. А поэтому более десяти последующих лет он не ложился в постель, предпочитая дремать, сидя в кресле.
Хуже всего, что с годами периоды оптимизма, сопровождаемые жаждой деятельности и культом еды, стали все короче, а потом и вовсе исчезли. В последние годы жизни Гоголь находился в постоянно подавленном настроении, отягощенном болезненной мнительностью, что все сделанное им ранее является серьезной ошибкой.
В попытках улучшить свое душевное состояние Гоголь посещал монастыри, подолгу молился, постился, но все напрасно.
Будучи в Иерусалиме у Гроба Господня Гоголь не ощутил никакого благоговения, кроме сердечного холода, в итоге решив, что он настолько закоренелый грешник, которого уже ничто не исправит. Он даже решает уйти в монастырь и стать монахом, но монашество не состоялось. Усугубили его положение и многочасовые беседы с протоиереем Матфеем Константиновским, религиозным фанатиком, бывшим для Гоголя абсолютным духовным авторитетом, которого сейчас, спустя полтора столетия, можно назвать злым гением писателя. Именно Матфей постоянно внушал Гоголю не только его греховность, устрашая его смертью и муками ада, но и понуждал отречься от Пушкина, которого Гоголь очень высоко ценил, отказаться от литературного творчества и уничтожить уже написанный второй том «Мертвых душ». По словам очевидцев одна из бесед священника и писателя закончилась тем, что Гоголь закричал: «Довольно!.. Оставьте!.. Не могу долее слушать!.. Слишком страшно!..»
Многочасовые беседы с духовным лицом, а также смерть от тифа жены его приятеля Екатерины Хомятовой, дали свои негативные плоды – Гоголь отказался от литературного творчества и читал только книги духовного содержания. Удрученный и подавленный мыслями о своей греховности, он назначил себе суровую аскезу, начав говеть за неделю до Великого поста. Мало того, он и спать старался поменьше, хотя это никоим образом не укладывалось в православную догматику. Он окончательно ослабел, а потом слег и уже не поднимался до самой смерти…
В одну из ночей Гоголю почудилось, что он уже умер и находится в аду. Он дико закричал, разбудил слугу и, убедившись, что он еще жив, отправил его за священником. Но батюшка, увидев больного хотя и на шатающихся, но на ногах, уговорил его подождать с причащением. Случаем заинтересовался и митрополит Филарет, который попросил писателя подчиняться врачам, сказав, что это не является греховным, но находящийся в прострации Гоголь проигнорировал увещевания церковного иерарха. Он целыми днями сидел в своем кресле, не умываясь и не причесываясь, ел очень мало, а через несколько дней заявил, что он вообще отказывается от еды.
Спустя некоторое время у постели писателя был собран консилиум медицинских светил. После осмотра было назначено лечение. Больного насильно посадили в горячую ванну, а голову начали обливать ледяной водой. Считалось, что это помогает при «менингите» и «остром малокровии мозга», которые у него нашли. После процедуры Гоголя долго бил озноб, но писателя силой держали без одежды. Затем приставили к его носу восемь пиявок, которые вызвали кровотечение. Гоголь пытался противиться экзекуции, но силы были явно неравными.
В наши дни, проведя ретроспективный анализ, медики пришли к выводу, что писатель страдал алиментарной дистрофией и падением сердечно-сосудистой деятельности на фоне затяжной депрессивной фазы маниакально-депрессивного психоза. Тогдашние врачи откровенно заблуждались, назначив лечение, которое только причинило писателю лишние страдания и ускорило его смерть.
Примечательно, что еще 1845 году, за семь лет до смерти, Гоголь пишет свое духовное завещание в качестве начальной главы своей книги «Выбранные места из переписки с друзьями», где самым первым пунктом являются следующие слова: «Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения…». Однако это не было сделано. Причиной явилась свирепствовавшая в те годы холера, и Гоголя похоронили в тот же день, когда он умер. В 1931 году останки Гоголя решили перезахоронить, то при вскрытии гроба обнаружили, что труп лежит на боку в скрюченном положении, причем шелковая обшивка внутри гроба расцарапана, как будто он хотел выбраться наружу…
Гоголь не знал покоя при жизни – не знал он его и после смерти. 31 мая 1931 года прах писателя перенесли с ликвидируемого погоста Данилова монастыря в Москве на Новодевичье кладбище. При вскрытии истлевшей домовины и перемещения останков в новый гроб оказалось, что у писателя… нет головы. Куда девался череп Гоголя, до сих пор остается загадкой. Мало того, присутствующие во время эксгумации писатели Владимир Лидин и Всеволод Иванов «прихватили» в качестве сувениров хорошо сохранившийся кусок сюртука Гоголя и его ребро, а наблюдающие за этим комсомольские работники – берцовую кость и башмаки писателя.