50 великих книг о пути к истине — страница 34 из 64

Циолковский искренне полагал, что представители суперцивилизаций не вмешиваются в наши начинания, но постоянно держат нас под контролем, чтобы мы не навредили самим себе.

Называя Землю колыбелью, Циолковский искренне полагал, что мы находимся в поре своеобразного «детства», а поэтому нуждаемся в присмотре «взрослых» – более развитых цивилизаций. Он думал, что «Земля не может быть предоставлена вполне самой себе. Некоторая степень самостоятельности ей оставлена только для приобретения опыта, для достижения совершенства (только не для гибели)… На Земле имеем власть человека. Но как она еще слаба! Космос то и дело ставит ему преграды. Это и понятно, потому что происходит по ее несовершенству, по ее младенческому состоянию. Мать не дает младенцу утонуть, упасть с крыши, гореть, погибнуть. Но она позволяет ему слегка ушибиться или обжечься, чтобы он выучился ловкости, приобрел знание и осторожность, необходимые для существования. Так поступает космос с человечеством. Воля последнего не исполняется и ограничивается, пока оно еще не выросло и не достигло высшего разума».

На вопрос одного корреспондента, почему более развитые существа не помогают нам, более слабым, Циолковский ответил приблизительно следующее: человечество еще не подготовлено к осознаваемому контакту с представителями иных миров. Появление их в настоящее время вызовет хаос, поскольку это не будет понято, и религиозный фанатизм затмит разум. Известно, что гималайские Махатмы за много десятков лет до этого аналогичным образом предупреждали о возможности наступления хаоса и беспорядков при попытках разглашения ими секретов высшей магии, до которых человечество еще не доросло. Несмотря на сокрытие и конфиденциальность, составляющих тактику высших существ по отношению к человечеству, некоторые виды их деятельности все-таки проходят через завесу секретности, периодически проявляясь в виде так называемых аномальных явлений…

Циолковский предполагает, что высокоразвитые существа не только осуществляют контролирующую или «агентурную» цель, но могли и сами в незапамятные времена являться источником жизни и разума на нашей планете. В своей работе «Причина космоса» Циолковский повторяет неоднократно звучащую мысль, что жизнь на Земле могла зародиться в результате перенесения некоторых «зачатков» с других планет. Это совпадает с гипотезой панспермии, высказываемой в различных вариантах с глубокой древности – занесении спор жизни на Землю из космоса, но обычно связываемой только с именем шведского ученого Сванте Аррениуса и почти забытой после открытия космического излучения, как оказалось, губительно действующего на все живое. Однако, как известно, гипотеза была возрождена с новой силой после нахождения в Антарктиде остатков микроорганизмов внеземного происхождения…

Мысли Циолковского переплетаются и с самыми спорными гипотезами современности, как, например, с предположениями М. Агреста и А. Казанцева о посещении Земли обитателями иных миров в далекой древности (палеоконтактах), а также подобной гипотезой К. Сагана…

Главную цель человеческого существования Циолковский всегда видел в освобождении от страданий и в достижении бессмертия и свободы, обеспечивающих всеобщее счастье.

Однако, в отличие от буддизма, он опять-таки не считал страдания при земной жизни неизбежными, и, тем более, необходимыми, допуская возможность абсолютного избавления от них путем научно-технического прогресса.

Циолковский считал, что разум не может мириться ни с чем, что служит причиной страданий. По его мнению – «произвести несчастного значит сделать величайшее зло невинной душе, равное примерно убийству или еще хуже. Так пускай же его не будет. Пусть общество, не препятствуя бракам, решительно воспротивится неудачному деторождению».

В то же время Циолковский писал, что «жестокое уничтожение невинных калек и принуждение к браку без взаимности не может быть нами одобрено», а только лишь наставал, чтобы «несовершенные люди» не давали потомства… В своих философских работах Циолковский неоднократно говорил об идеальном мироустройстве. Он постоянно повторял мысль о невозможности какого-либо насилия, о недопустимости страдания и убийств. Не случайно главы его трудов называются «Свобода передвижения», «Свобода образования обществ и предприятий», «Свобода обмена и торговли».

В частности, когда в 1934 году к Циолковскому приехал корреспондент «Комсомольской правды» и задал вопрос, каким должно быть советское правительство, то Циолковский ответил, что правительство должно обезопасить людей от насилия, не допускать его ни в какой форме, обязано внимательно слушать народ и критику, не заниматься протекционизмом и коррупцией и т. д. Разумеется, эта анкета не была опубликована…

Одной из главных целей общества Циолковский полагал «разведение» более совершенных пород людей, т. е. гениев. Это является наивной идеей, поскольку генетическое наследование таланта и гениальности в настоящее время наукой не подтверждается. В то же время он считал, что разум – это проявление природы, следовательно, вмешательство разума – это вмешательство природы в свою же природу и поэтому оно не может порицаться. Он отнюдь не думал, что всякое развитие жизни требует только лишь благоговейного созерцания и непротивления и всегда был противником идеи пассивности человека в отказе от исправления так называемых «ошибок природы», а поэтому Циолковского в наши дни иногда сравнивают с Мичуриным…

Вследствие этих и некоторых других «неудобных» мыслей Циолковского пытались обвинить в фашизме, который тогда в тридцатые годы все более активно поднимал голову. Эти обвинения в рудиментарном виде встречаются и в наши дни, однако корить Циолковского за мизантропию исходя из всего, что он написал и что он сделал, просто некорректно…

Мысли об исключительности науки, так называемый сциентизм, в виде своеобразного преклонения перед ней у Циолковского всегда стояли на первом месте. Однако время показало отсутствие безукоризненных теорий в принципе. Более того, осторожное и скептическое отношение к научно-техническому прогрессу в наши дни стало обычным делом. Современная наука по большей части подобна пресловутому «дусту» (ДДТ), а не «манне небесной», где экологические издержки и побочные эффекты оказываются тем сильнее, чем значительней вмешательство человека в природу.

Не отрицая необходимости науки как таковой, следует добавить, что не наука, а только лишь космическая мораль или нравственность должна сделаться руководящей силой для дальнейшего развития человека с превращением его в «звездного» или «лучистого».

Роль науки и соответствующих технологий – только инструментальная или служебная, ибо, оказавшись у руля, она поведет себя крайне опасно и неизбежно приведет к кризису…

В заключение укажем, что Циолковский был весьма противоречивым и неоднозначным в своих размышлениях, а поэтому выстроить их в какую-то стройную систему не представляется возможным. В некоторых работах он как бы возражал самому себе, в других – делал преждевременные и весьма рискованные умозаключения, в третьих говорил о вещах и процессах настолько смутно, что даже он сам не смог бы сделать из этого какие-либо выводы…

Страдает лексика, страдает словарный запас, весьма невыразительны обороты речи, и это особенно заметно в его научно-фантастических произведениях, которые даже трудно сравнить по литературности с повестями других его современников – Алексея Толстого и Александра Беляева. Однако все его труды по освоению космоса тем и примечательны, что они отличаются не художественным дарованием, а только лишь научной проницательностью, которая была практически реализована только через много лет…

Что же касается его философских прожектов, зачастую имеющих утопический характер, то их воплощение если и случится, то очень и очень нескоро. Однако уже сейчас его теоретические размышления тревожат, будят и побуждают к исследованиям армию эниологов различных направлений…

Опередив свое время, Циолковский прожил всю жизнь в нищете, с клеймом чудака и безумца, и лишь в конце жизни получил признание, опять-таки обусловленное политическими мотивами, ибо по-настоящему космическая эра была начата только через 20 лет после его смерти, запуском первого искусственного спутника и в особенности полетом Гагарина в 1961 году. Что же касается его философских работ и прозрений, то они по достоинству не оценены и поныне.

30. Эрик Ян Гануссен – «придворный» прорицатель Гитлера

– Вам необходимо, мой фюрер, – говорит Оскар, – сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Притом, – смелым, доверительным тоном продолжает он, – часть вашего сердца принадлежит волкам. Верно я говорю? – спрашивает он, смотря прямо в лицо фюреру; это звучит боязливо и торжествующе.

– Да, милый Лаутензак, – задумчиво подтвердил Гитлер. – Вы правы. Моя борьба – это вечное хождение по узкой тропе, где справа и слева зияет бездна. – И, глядя вдаль необычно затуманенным взором, тихо продолжал: – Пожалуй, вы правы даже насчет волков. Пожалуй, часть моего сердца принадлежит волкам.

Опасные вопросы были затронуты Оскаром. Но он уже не мог не продолжать. Мысли и желания шли волнами от Гитлера к Оскару. Оскар знал, что фюрер ждет совета, и знал какого.

Он осторожно начал:

– Не слушайтесь, мой фюрер, слишком ретивых друзей и не принимайте решений, для которых еще не пришло время. Подождите, пока заговорит ваш внутренний голос.

Лион Фейхтвангер. «Братья Лаутензак»


Трудно найти правителя страны, который бы пренебрег пророчествами в свой адрес. Предсказатели «хороших» судеб были приближены к царям и монархам уже в глубокой древности. Они входят в кабинеты многих глав государств и в наши дни. Для Адольфа Гитлера дилеммы верить или не верить астрологам и ясновидцам не существовало. Он не только истово полагался на свою судьбу, но и считал, будто ясновидцы способны активно изменять грядущее посредством своих предсказаний. Именно поэтому прорицатели с неугодными ему пророчествами заканчивали свои дни в концлагере, либо уничтожались иным путем. Исключением не стал и Эрик Ян Гануссен, полная разнообразных авантюр жизнь которого является ярчайшим тому примером.