5 апреля 1903 года Рухомовский под фамилией Бадер прибыл в Париж. О нем, правда, сразу узнали. Один богатый любитель курьезов Барнаум сразу предложил администрации Лувра 250 тыс. франков за тиару, если та будет признана настоящей фальшивкой, а один американский импресарио предложил Рухомовскому баснословные гонорары, если тот согласится гастролировать по Америке с рассказами о ней.
Тем временем началось расследование. Оно проводилось в Лувре, в изолированной комнате, под руководством известного археолога и специалиста по древневосточным языкам Клермон-Ганно. Две недели администрация музея допрашивала Рухомовского. Для начала он должен был, не видя самой тиары, описать ее, указав на все изъяны. Затем он представил комиссии гипсовые модели горельефов тиары, сообщил сплав, перечислил список гравюр, которыми пользовался. После этого ему предложили показать макет композиции тиары, который всегда должны делать ювелиры перед реализацией проекта. Но оказалось, что Рухомовский о таком услышал впервые. Комиссия усомнилась в его авторстве. Все стало на свои места, когда французский консул прислал из Одессы инструменты Рухомовского, и тот на глазах у изумленной экспертной комиссии по памяти точнейшим образом воспроизвел один из рисунков на тиаре. Только увидев этот фрагмент, комиссия пришла к выводу, что экспертизу можно считать оконченной: подарок скифскому царю от ольвийских греков – изделие одесского ювелира Израиля Рухомовского.
А как же насчет аферистов? Да никак. На допросах Рухомовский рассказал довольно туманную историю о том, как какой-то неизвестный господин из Керчи заказал ему тиару в качестве юбилейного подарка какому-то ученому-археологу. Он же снабдил ювелира материалами, книгами и гравюрами. В результате осудить и посадить оказалось некого: против Шепселя Гохмана доказательств не было, а Фогель и Шиманский были тоже ни при чем. Тиару же передали в Музей декоративного искусства Парижа, где она хранится и поныне.
Как же сложились судьбы участников этой истории? Во время пребывания Рухомовского в Париже к нему обратился богатейший коллекционер старины Райтлинг за консультацией по поводу своих приобретений. Он пришел в неописуемый ужас, когда выяснилось, что вся его «старина», купленная, кстати, через Гохмана, – тоже дело рук Рухомовского.
В мае 1903 года в Париже открылся художественный салон, куда Райтлинг передал свою «старину», а Клермон-Ганно – изделия, привезенные Рухомовским из Одессы. Успех был грандиозным. Салон вручил мастеру памятную медаль. Ювелир вернулся в Одессу, но после событий 1905 года окончательно переехал в Париж. Рухомовский сделал еще одну тиару. Его творения постоянно экспонировались в Салоне. Их покупали Женева, Берлин, Нью-Йорк. А вскоре произошло знакомство ювелира с банкиром Эдмоном Ротшильдом. Теперь заказы пошли за заказами, и Рухомовский по праву мог именоваться поставщиком финансового короля Ротшильда.
Удачно сложилась и судьба братьев Гохман. «Афера века» сделала Шепселя скандально известным, что, однако, не отразилось на его доходах. Его фирма процветала, и Фогелю с Шиманским работы хватало. Клиентами были как частные коллекционеры, по большей части из США, так и музеи России, Германии, Франции, Англии, Греции, Италии и тех же США. А Лувру «повезло» еще раз. В 1939 году дирекция музея вновь приобрела «скифское» изделие – серебряный рог для питья в виде кабаньей головы с рельефными фигурами. Впоследствии выяснилось, что аналогичный сосуд был еще в 1908 году куплен Московским историческим музеем, и обе эти подделки вышли из одной и той же мастерской, которой руководили братья Гохман.
ДОССЕНА АЛЬЧЕО
Итальянский скульптор, прозванный гениальным фальсификатором. Главное действующее лицо одного из самых крупных скандалов в культурной жизни XX века. Как оказалось, он был автором сотен изваяний, которые искусствоведы считали творениями мастеров разных временных периодов – от эпохи античности до Возрождения. Его называли западноевропейским королем античной фальсификации. Человек уникального дара, он создавал свои скульптуры ради выживания и любви к искусству…
Удивительно, как много талантов подарил миру небольшой итальянский город Кремона. Именно здесь возникли лучшие творения великого скрипичного мастера Амати. Позднее с его легкой руки в этом городке начал свой путь к славе знаменитый Страдивари, чьи инструменты до сих пор повергают в почти суеверный трепет знатоков и ценителей искусства. XIX век тоже принес Кремоне славу, но – скандальную. Именно здесь родился и вплоть до Первой мировой войны жил еще один непревзойденный талант – Альчео Доссена, нанесший позднее сокрушительное поражение крупнейшим экспертам в области античного искусства.
Знаменитый «гений фальшивок» еще в детстве был отдан на обучение скрипичному мастеру. Родители мечтали увидеть в сыне достойного наследника славы великих земляков. В течение нескольких лет он безропотно постигал премудрость изготовления музыкальных инструментов. Но тайны создания скрипок-шедевров не давались пареньку, более увлеченному работой каменотесов. Его все больше манила работа с мрамором, а не с деревом. Когда же всем стало ясно, что нового Амати из него явно не выйдет, юноше нашли работу, определив его в подмастерья к местному каменотесу.
За созданием каминов и надгробий незаметно текли годы, оставляя в душе Доссены горечь: он был очень честолюбив и втайне считал себя гениальным, но непризнанным скульптором. Однажды он все же решился нарушить привычное течение жизни. Покинув родной город, уже немолодой ваятель отправился покорять столицу. Но его надеждам не суждено было сбыться: через год после его переезда в Рим началась Первая мировая война, и скульптора-неудачника призвали в действующую армию.
Первый проблеск надежды на признание совпал с праздником Рождества в 1916 году. Доссена как раз получил короткий отпуск и в связи с этим предпринял паломничество по римским кафе. В одном из них судьба столкнула его с неким Фазоли, антикваром. Тогда Альчео и не подозревал о том, что эта встреча предопределит всю его дальнейшую жизнь. Солдату позарез требовались деньги, и он попытался продать новому знакомому небольшой рельеф, недавно созданный им и имитировавший стиль эпохи Возрождения. Он утверждал, что рельеф – собственность его друга, и запросил за него сотню лир. Антиквар сделал вид, будто поверил Доссене, и сделка состоялась к обоюдному удовольствию. Фазоли был действительно профессионалом в своей области, и его опыт позволил сразу оценить мастерство исполнения безделушки и всю ту выгоду, которую можно получить от продажи подобных вещей. Поэтому он решил ни в коем случае не терять талантливого солдата из виду и ожидать удобного для откровенного разговора случая.
Когда Доссену демобилизовали (это произошло в январе 1919 года), Фазоли сразу же объявился и предложил взять скульптора под свою опеку. Послевоенные условия жизни были страшными, и представителям искусства приходилось очень тяжело: разруха и голод во все времена мало способствовали повышению интереса публики к произведениям современных авторов. Иное дело – работы старых мастеров. Именно на их продаже наживались торговцы антиквариатом, за ними охотились богатые собиратели древностей. Всплески торговли старинными произведениями искусства как раз и приходились на периоды общественных кризисов, когда многие владельцы раритетов были вынуждены продавать принадлежащие им вещи, чтобы выжить. Похожая ситуация возникла как раз в то время, когда Фазоли обратился к Доссене с просьбой выполнить первый заказ. Для скульптора же деньги, выплачиваемые антикваром, были единственным источником существования. Позднее к нему обратился с похожим предложением еще один торговец стариной, Палези. Оба заказчика прекрасно представляли себе, с кем имеют дело. Будучи профессионалами, они весьма трезво оценивали истинные способности Альчео. Как обычный художник или скульптор он был явной посредственностью. Доссена и сам это давно понял, пережив несколько творческих неудач. Его талант заключался в другом. Он не имел себе равных в области подделок. У этого мастера был странный врожденный дар и необычайное художественное чутье, которые, сочетаясь с поистине виртуозной техникой, позволяли ему придавать своим скульптурам поразительное ощущение древности. Он охотно и с неистощимой изобретательностью брался за самые рискованные операции, ни одна из которых не провалилась. Каким-то чудом ему удавалось придавать фактуре мраморных скульптур настолько точную иллюзию старения, что знатокам антиквариата позднее оставалось лишь недоуменно разводить руками. Поистине, этот немолодой ученик кремонского каменотеса был уникумом в мире создателей подделок. Кроме того, он никогда не занимался изготовлением копий известных произведений искусства. Доссена был именно фальсификатором, изготавливавшим «ранее неизвестные творения» великих мастеров прошлого. Его высокий класс исполнения и уникальная ширина творческого диапазона удивляли даже антикваров-заказчиков.
Мастерская Доссены в течение многих лет исправно наводняла мировой рынок поддельными древностями. С одинаковой легкостью он создавал архаические скульптуры и статуи, копировавшие стиль итальянских мастеров XV века. Из-под его резца выходили фронтонные группы и этрусские статуэтки, заставлявшие специалистов буквально плакать от счастья, утверждая, что этим «сокровищам» не менее трех тысяч лет. И тут же, мгновенно перестроившись, он создавал готические статуи в духе Джованни Пизано или мраморные саркофаги, в точности воспроизводящие манеру Дезидерио да Сеттиньяно и Мино да Фьезоле. Казалось, не существует такой подделки, которая заставила бы отступить этого гения фальсификации. Для его заказчиков скульптор был настоящим подарком судьбы. Фазоли и Палези, не отличавшиеся щепетильностью и твердыми моральными принципами, без зазрения совести снабжали произведения Доссены фальшивыми сертификатами и заключениями солидных экспертов. Затем «антиквариат» легко сбывался с рук, отправляясь в частные собрания и крупные музеи и оставляя в руках торговцев крупные суммы денег.