Однажды мы на зоне бунт устроили. Но забрать хотели тогда меня одного как возмутителя спокойствия. Приехал черный «воронок», начальник первого отдела называет меня, я выхожу и говорю, что не поеду опять в штрафной лагерь. Он кричит: поедешь! Я кричу: не поеду! Он подождал и говорит: я знаю, что у тебя бритва в рукаве, поэтому ты такой смелый. Я достал бритву и говорю: начальник, я очень устал, и если я уйду в штрафняк, то только с тобой… Он долго молчал, глядя на меня, и отпустил в зону…»
Пройти через все страшные колымские лагеря и остаться в живых – это было почти невозможно. В уголовной среде 23-летний Туманов был легендарной личностью. Когда его вместе с другими приводили с этапа в лагерь, местные зэки пальцами показывали: «смотрите, Туманов, сам Туманов…». Чтобы выжить, просто выжить в этих условиях, одной физической силы было мало. Нужно было сочетание самых высоких человеческих качеств. Вадим сумел в той жуткой, унизительной обстановке сохранить достоинство, он нашел в себе силы не смириться, не ползать на карачках и всякий раз отвечать ударом на удар. Скольких он спас от отчаяния своим примером!
Туманов – человек неординарный. «Работающим на золоте самородком» назвал его Евгений Евтушенко. Владимир Высоцкий мечтал снять фильм о нем и сыграть главную роль, но не успел. Офтальмолог-бизнесмен Святослав Федоров говорил, познакомившись с Тумановым поближе: «На таких людях земля наша держится».
Вадим Туманов родился 1 сентября 1927 г. в городе Белая Церковь Киевской области. С детства он мечтал о море, поэтому в 17 лет окончил школу штурманов и работал на судах Дальневосточного пароходства. Уже через год, в августе 1945 г., когда началась война с Японией, транспорт «Ингул» вместе с командой был мобилизован в состав действующих сил Тихоокеанского флота. Так юноша стал краснофлотцем, принимал участие в боевых действиях и был награжден орденом.
Затем была служба на флоте: остров Русский, школа механиков. С большой любовью Туманов вспоминает своего первого тренера по боксу капитана Зуева: «Столько раз в жизни мне пригодились навыки, полученные в маленьком спортзальчике под трибуной флотского стадиона во Владивостоке». Если бы Вадим тогда ушел в спорт, то наверняка достиг бы успехов и его жизнь точно сложилась бы по-другому. Но он вполне был удовлетворен тем, что бил на ринге многих действующих чемпионов ВМФ. В 1947 г. даже боксировал в Чемульпо с чемпионом Японии, когда после службы плавал на пароходе «Уралмаш» третьим помощником капитана.
Помимо бокса и моря Вадим любил «буржуазные» стихи С. Есенина и хранил в каюте пластинки А. Вертинского. Кроме того, он был дерзок в высказываниях, и в частности, о поэте революции Маяковском. За это органы МГБ взяли его на заметку.
Осенью 1949 г. команда парохода «Феликс Дзержинский» попыталась захватить судно и угнать в Японию – в трюмах находились заключенные для переброски из порта Ванино на Колыму. Помощник капитана Вадим Туманов руководил операцией освобождения третьего отсека трюма. Кто-то предал заговорщиков, и попытка освобождения провалилась: конвой угрожал задавить бунт горячим паром, пущенным в трюм.
По прибытии к месту назначения Туманова арестовали, предъявив ему обвинение по самой распространенной тогда 58-й статье (п. 10): шпионаж, террор, антисоветская пропаганда и агитация. Два первых пункта в ходе предварительного следствия отпали, остался последний, который «тройка» оценила в пятнадцать лет. Начались мытарства по страшным сталинским лагерям.
Колымские лагеря… Впоследствии Туманов скажет: «Жил, как голый среди ножей!» Борьба за выживание протекала на пределе возможностей. Голод, морозы, немыслимые унижения и работа на износ. Любая мысль о побеге пресекалась на корню: своих политических в то время охраняли лучше, чем чужих военнопленных.
Но Вадим все же убежал. Вся душа его, все человеческое нутро разрывались от невозможности мириться с положением изгоя. Поймали и снова судили. По совокупности деяний срок его увеличился до 25 лет, на личном деле появилась красная полоса с отметкой «склонен к побегу», и из обычного зэка Туманов превратился в рецидивиста. Как свидетельствуют «знающие люди», бежать из колымских лагерей было можно, гораздо сложнее было выжить. Потом, когда ловили. Сначала беглеца рвали собаками, а затем за дело брался конвой в кованых сапожищах. Забивали, как правило, насмерть, чтобы другим неповадно было.
Туманов бежал семь раз. И семь раз выжил. Почему – не понимает до сей поры. После каждого побега его полумертвого бросали в штрафной лагерь. «Нормальному человеку невозможно представить, что это такое. Мы сидели в железных камерах, сваренных из 10-миллиметровых стальных листов, куда заталкивали до пятидесяти человек. Зимой от прикосновения к морозной стенке на ней оставалась кожица пальцев. Летом, когда стояла неимоверная духота и каждый глоток чистого воздуха считался за счастье, приходилось делиться пространством еще и с местными насекомыми».
Однажды Вадим за 40 минут собрал поллитровую банку вшей, чтобы обсыпать начальника. О последствиях такого протеста нетрудно догадаться: опять били… «Вот удивительная штука, меня столько за те семь лет били, что я до удара буквально за десятую долю мгновения точно знал, куда меня ударят. В живот или в голову или еще куда. Хотя лежал, ничего не видя, лицо-то подальше прятал от каблуков…» Десятки раз он был на волоске от смерти.
Во время одного из побегов Туманов участвовал в ограблении кассы, его поймали и осудили еще на 25 лет. Скорее всего, он так и бегал бы. И сдох бы, наверное, как собака после очередного рывка, но вдруг – прозрел: «Это же равносильно самоубийству». Он взялся за работу – словно зубами вцепился, – да так, что всего через год администрация лагеря пошла на ослабление режима содержания и перевела Туманова в разряд расконвоированных.
В 1954 г. он впервые предложил свои услуги Системе. Вадим взялся руководить бригадой старателей, состоявшей из таких же, как он, осужденных. Сегодня можно только недоумевать, как на бросовой технике, в заведомо невыгодных условиях и далеко не с лучшими специалистами тумановцам удавалось показывать поистине фантастические результаты. Получая 48 % от ставки вольнонаемных, они зарабатывали бешеные деньги. Бригадир, к примеру, получал в 2 раза больше, чем начальник Дальстроя, а каждый из рабочих – больше, чем начальник лагеря, в котором они сидели.
По собственным чертежам в бригаде Туманова дорабатывали конструкцию ковшей, совершенствовали задрипанную технику так, как считали нужным (благо она почти вся была списанной), меняли технологию горно-подгото-вительных и добывающих работ. В результате достигли такой суточной нормы проходки штреков, какой Колыма не знала ни до них, ни после. Относительно спокойной по отношению к подобным стахановским темпам оставалась лишь администрация лагеря. Она знала, что ударно трудиться – единственная возможность для зэков жить по-человечески.
Скоропроходческую бригаду Туманова стали бросать на шахты с самым высоким содержанием золота. А бригадиру предоставили право по своему усмотрению заменять на шахтах персонал – в том числе и вольнонаемный – на более подготовленных, из числа своих. Факт уникальный: расконвоированный зэк распоряжался судьбами людей, даже партийных, которые никогда официально в разногласиях с законом не замечались.
Год 1956-й чуть было эту идиллию не разрушил. Выездная комиссия Президиума Верховного Совета по пересмотру дел заключенных досрочно освободила Туманова со снятием с него всех судимостей. И – словно вычеркнула 8 лет из неполных 29 в жизни молодого человека. «Мне читают решение комиссии, а я не верю. Стою как дурак и понять не могу, что мне теперь делать, куда идти… Меня председатель спрашивает: какие-нибудь пожелания у вас есть? Я говорю: да, есть, со мной в бригаде работают 50 человек, уверен, что три четверти из них ни в чем не виноваты, прошу пересмотреть и их дела тоже…»
Вадим засобирался было во Владивосток, откуда начался его Колымский путь, но его попросили остаться, помочь вытащить план по золоту. И он остался.
Окончив курсы горных мастеров в магаданском техникуме, Туманов начал жизнь «с чистого листа». Он организовал на Колыме первую в стране старательскую артель по добыче золота с применением землеройной техники, ставшую со временем знаменитой «Печорой»: «Скоро многих ребят отпустили, и они работали у меня в бригаде».
В первый же сезон артельщики золотого прииска имени Фрунзе дали полтора плана. В иные сутки они превышали норму в 18–20 раз. Туманов на деле доказал принцип, ставший впоследствии краеугольным в его подходах к организации труда – работать на конечный результат. Артель гремела по всей Магаданской области, а потом и по всему Дальнему Востоку. Ее бросали на самые трудные участки, но она всегда перевыполняла план по добыче золота.
Очень своеобразно тогда рассчитались с рабочими. Вадим и поныне помнит разговор с главным бухгалтером управления. «Вы человек неглупый, – обратилась она к нему, – и сами понимаете, что расплатиться с бригадой сейчас мы не можем, иначе завтра нас посадят самих. Назовите сумму, какая бы ваших людей устроила. Пусть это будут хорошие деньги, пусть большие, но не так много, как вы заработали на самом деле».
В этой артели Туманов внедрил не принятые для тогдашнего СССР формы труда и оплаты, сделав каждого члена артели лично заинтересованным в общем успехе. Благодаря этому коллектив добился более высокой производительности труда по сравнению с аналогичными предприятиями. Зарплата рядовых старателей была больше, чем у директоров крупных золотодобывающих предприятий.
Много позже Вадим делился своими убеждениями: «Может, мы неприлично много говорим о деньгах, но я не могу о них не говорить. Именно деньги явились первопричиной всех моих бед, но я твердо убежден, что платить нужно не за то, что косят, а за то, сколько накосили».
Артели по типу тумановской оказались на стыке двух социально-экономических проблем. С одной стороны, массовый роспуск колымских лагерей повлек за собой падение золотодобычи в стране. С другой – власти предстояло трудоустроить десятки тысяч бывших заключенных, многие из которых не имели ни дома, ни родных, ни даже чемодана. На смену одиночкам, сдающим золото, в контору пришли артели, заключающие договоры с приисками, а потом – целые предприятия со своей техникой, уставом, банковским счетом.