Только в возрасте 29 лет, уже будучи подполковником Казанского мушкетерского полка, Суворову удалось впервые принять участие в сражении – в знаменитой Кунерсдорфской битве, в которой прусские войска Фридриха Великого, тогда лучшие в Европе, потерпели сокрушительное поражение от русской армии. После этого Суворов участвовал еще в нескольких сражениях Семилетней войны, был ранен и контужен, дослужился вначале до полковника (1762), спустя пять лет – до бригадира, а в 1770 году получил чин генерал-майора. Под его началом была пехотная бригада в составе Смоленского, Суздальского и Нижегородского мушкетерских полков, которая действовала в Польше.
10 мая 1771 года при Ландскроне войска Суворова нанесли решительное поражение полякам, которыми командовал французский генерал Ш.-Ф. Дюмурье. За это 42-летний полководец был награжден сразу самым почетным русским боевым орденом – Св. Георгия 3-й степени. Новые победы в сражении при Столовичах, а также взятие Краковского замка принесли Суворову новые награды. Он был отмечен орденом Св. Александра Невского и получил тысячу червонцев, а также 10 тысяч рублей для раздачи другим участникам операции.
В самом конце 1772 года Суворов вернулся в Петербург, но уже через несколько месяцев отправился на новый театр военных действий – турецкий. Там с 1768 года шла война за выход России к Черному морю. Александр Васильевич получил в командование небольшой отряд пехоты в 500 человек и расположился с ним на берегу Дуная, напротив турецкой крепости Туртукай. В ночь на 17 июня 1773 года отряд Суворова переправился на противоположный берег реки и нанес поражение туркам, за что командир получил… выговор от Румянцева и за ослушание был приговорен военным судом к смертной казни. Более месяца больной лихорадкой и страдающий от полученной контузии ожидал герой решения императрицы. К счастью, Екатерина II на приговоре написала: «Победителя не судят» и прислала ему орден Св. Георгия 2-й степени.
В других сражениях этой кампании Суворов одерживал новые победы, за что получил чин генерал-поручика. А «совершенная победа при Козлудже», как писал об этом сам Александр Васильевич в автобиографии, привела к заключению в 1774 году Кючук-Кайнарджийского мира между Россией и Турцией. На церемонии заключения мира Суворов не присутствовал. Императрица направила его в Поволжье на помощь графу П. Панину в подавлении пугачевского бунта. Однако мятежника уже арестовали, поэтому полководцу досталась сомнительная честь переправить «злодея» в Симбирск, предварительно посадив его в железную клетку.
В «Замечаниях о бунте» Пушкин ссылается на один анекдот из жизни Суворова этой поры: «Сей Нащокин был тот самый, который дал пощечину Суворову (после того Суворов, увидя его, всегда прятался и говорил: “Боюсь! Боюсь! Он дерется!”)». Речь идет о Воине Васильевиче Нащокине – буйном и вспыльчивом чудаке. Сын Нащокина вспоминал этот случай: «Суворов успел отличиться, а отец мой, возвратясь в армию, застал его уже в Александровской ленте. «Так-то, батюшка Воин Васильевич, – сказал ему Суворов, указывая на свою ленту, – покамест вы травили зайцев, я затравил красного зверя». Шутка показалась обидной моему отцу, который и так уж досадовал; в замену эпиграммы он дал Суворову пощечину». Этот случай часто обсуждался в обществе, но никто и никогда не усомнился в храбрости Александра Васильевича, а вот Нащокин так и остался в «зайцах».
Когда в военных действиях наступило затишье, Суворов отпросился в Москву и женился на дочери генерал-аншефа князя И. А. Прозоровского – Варваре Ивановне. В семейной жизни он счастлив не был. Жена ему изменяла, и, уличив ее в этом, Суворов в 1779 году начал бракоразводный процесс, но затем отказался от него. Все сердечное тепло Александр Васильевич отдавал своей дочери Наталье. «Смерть моя для Отечества, а жизнь для Наташи», – говорил полководец. В 1784 году родился сын Аркадий, принявший в 15-летнем возрасте участие в последнем походе своего отца. Тогда император присвоил мальчику чин генерал-адъютанта и сказал: «Поезжай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу». По иронии судьбы, подающий надежды молодой генерал Аркадий Суворов-Рымникский, спасая солдата, утонул в реке Рымник накануне Отечественной войны, которая могла бы еще раз прославить знаменитую фамилию.
Легенды увековечили и странное отношение Суворова к женщинам: полководец их избегал, шутливо повторяя: «Они лишили нас рая». Денис Давыдов рассказывал, как старательно и по-мальчишески беспощадно Суворов конфузил за обедом не понравившуюся ему барышню: «Какая тетеха!» – подсмеивался он. Тому же Давыдову, в то время еще мальчику, Александр Васильевич, согласно легенде, сказал: «Я не умру, а ты выиграешь три сражения». Великий полководец не ошибся, ибо сам он остался жить в истории России, а Давыдов прославился в партизанской войне 1812 года.
Императрица Екатерина II благоволила к Суворову и после подписания мирного договора с османами пожаловала ему золотую шпагу, осыпанную бриллиантами, и назначила его командующим Санкт-Петербургской дивизией. Затем Суворов возглавил Крымский корпус, и ему было поручено, избегая военных столкновений, пресечь турецкие посягательства на территории, отошедшие к России по Кючук-Кайнарджийскому миру. Прибыл Александр Васильевич в Крым вовремя – в апреле 1778 года, когда султан двинул войска в направлении полуострова, а в Черном море появился турецкий флот. Суворов расставил вокруг Ахтиарской бухты (там, где вскоре им же будет заложен порт Севастополь) пикеты казаков и, пользуясь самыми разнообразными предлогами – ссылками то на карантинные правила, то на чуму, то на засуху, – пресекал любые попытки турок сойти на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды. Корабли Гассан-паши, постояв еще некоторое время на рейде, вынуждены были вернуться в Константинополь. Затем Суворов с блеском выполнил еще одну нелегкую миссию – вывод из Крыма христиан и расселение их в Приазовье. Этой мерой достигались одновременно две цели: местный хан, обложивший христиан непомерными налогами, лишался значительной части своих доходов, а Приазовский край получал новые людские резервы. В конце 1779 года Александра Васильевича вызвали в Петербург, где его приняла Екатерина II. В конце аудиенции она сняла со своего платья бриллиантовую звезду ордена Св. Александра Невского и пожаловала ее генералу, не только доблестному, но и хитрому. Следует отметить, за заслугу «в присоединении разных кубанских народов к Российской империи» Суворов был награжден сразу орденом Св. Владимира 1-й степени, а через некоторое время получил чин генерал-аншефа.
Однако избежать войны с турками за уже присоединенный к Российской империи Крым не удалось. Началась новая Русско-турецкая война (1787–1791). В анналы военной истории вошел бой за крепость Кинбурн, охрану которой доверили Суворову. Неприятель под прикрытием 600 орудий флота высадил на Кинбурнскую косу пятитысячный отряд. Суворов велел не отвечать на огонь противника, говоря: «Пусть все вылезут», и спокойно пошел к обедне. Лишь когда весь десант высадился, генерал лично повел своих солдат в атаку. Полководец был ранен картечью в бок и в левую руку, но, наскоро перевязанный, продолжал руководить сражением, и третья контратака, которую также возглавил Суворов, увенчалась успехом. Для награждения нижних чинов, участвовавших в бою, были отчеканены 20 серебряных медалей с надписью: «Кинбурн 1 октября 1787 года», и это был единственный в XVIII веке случай раздачи солдатских медалей особо отличившимся воинам, выбранным самими же солдатами. Сам Александр Васильевич был отмечен высшим российским орденом Св. Андрея Первозванного, а также алмазным плюмажем на шляпу в виде буквы «К» (Кинбурн). В столице по случаю победы палили из пушек, в церквах совершали благодарственные молебны с упоминанием имени героя.
В следующем году долгой и тяжелой осадой Очакова лично руководил Потемкин. Суворов, поступивший в его распоряжение, пытался решить дело штурмом, говоря: «Одним смотреньем крепости не возьмешь». Он даже попробовал завязать сражение, надеясь, что войска разовьют его успех. Но в бою Потемкин его не поддержал, и Очаков был взят лишь через 4 месяца, что дорого обошлось Екатеринославской группировке. Инициативу Суворова было невозможно держать в узде. Для него в бою ничего не значили титулы и звания, и, приняв решение, он всегда доводил дело до конца. Вот что, например, случилось в 1789 году, когда Суворов получил под свое начало 3-ю дивизию Южной армии, с которой должен был прикрывать левый берег реки Прут и в случае необходимости оказывать помощь союзнику – австрийскому принцу Кобургскому – в сражении при местечке Фокшаны. Осман-паша, возглавлявший 30-тысячное войско, принял решение разбить противников поодиночке, начав с австрийцев. Перед битвой Суворов примчался на соединение с корпусом принца Кобургского, забрался спать в солдатскую палатку и запретил говорить, что он пришел вместе с войском. Трижды принц приезжал в русский лагерь, ему повторяли, что генерала нет. А на рассвете Суворов ударил сбор и без объяснений прислал австрийцам приказ немедленно выступать. После победы Александра Васильевича спрашивали, почему он не хотел видеться с союзником. «Нельзя было, – отвечал Суворов, – он умный, он храбрый, да ведь он тактик, а у меня был план не тактический. Мы заспорили бы, и он загонял бы меня дипломатически, тактически, энигматически, а неприятель решил бы спор тем, что разбил бы нас. Вместо того – “ура!” С нами Бог! И спорить было некогда».
Представительница седьмого поколения Суворовых, графиня Фелицитас фон Ностиц, сохранила в памяти все, что ей рассказывали о великом предке родители, даже мелкие курьезы из его жизни. «Я выросла с анекдотами о Суворове, – признается она. – Всем известно, что Суворов был чуть-чуть чудаком. Помню, папа мне рассказывал, что мой далекий предок кричал «ку-ка-ре-ку» перед началом битвы. Возможно, это ему помогало выигрывать сражения…» И это не анекдот. Перед каждым штурмом полководец издавал победный петушиный крик и вместе с солдатами шел в бой. Он и сам внешне чем-то был похож на шустрого щуплого боевого петушка, и даже дерзкий хохолок волос на голове напоминал петушиный гребень. Впрочем, разве важно, что кричать перед боем и как молиться, лишь бы бог войны был на твоей стороне. В известном анекдоте Ростопчина говорится, что однажды, в ответ на недоумение рассказчика, Суворов следующим образом объяснил свое кукареканье: «Поживи с мое, закричишь курицей».