14 июля 1789 г. взятием Бастилии началась Великая французская революция, которая круто изменила судьбу безвестного артиллерийского офицера. Бедный лейтенант без роду и племени, корсиканец с оливковым цветом лица, писавший и говоривший по-французски с ошибками, пришелец, прозябавший в глухом гарнизоне без связей, знакомств и денег, всего через пять лет стал бригадным генералом и близким другом самого влиятельного комиссара Конвента — Огюстена Робеспьера.
Однажды, весной 1794 г. старший брат Наполеона привел его в дом марсельского негоцианта Клари, где центром притяжения были дочери — Жюли и Дезире. С первого же посещения Наполеон и Дезире нашли общий язык. Сохранившаяся переписка между влюбленными, которым приходилось часто разлучаться, показывает, как быстро развивались их взаимные чувства. В своих письмах он признавался подруге: «Ваше очарование, Ваш характер незаметно завоевали сердце Вашего возлюбленного». Но в отличие от Дезире, всецело поглощенной любовью — «Люби меня всегда, все остальные несчастья для меня ничто!» — Бонапарта занимало многое другое. Все его помыслы были обращены к будущей войне в Италии. Она должна была приумножить славу Республики, славу ее полководцев, а значит, и его.
В письмах, которыми часто обменивались влюбленные, постоянно присутствовали слова любви и уверения в верности. «Я узнаю в каждом твоем слове мои собственные чувства, мысли… Твой образ запечатлен в моем сердце… Твой на всю жизнь», — писал Наполеон. Эти клятвы в неизменности чувств имели теперь более прочные основания: с весны 1795 г. Дезире и Наполеон были официально объявлены женихом и невестой.
Летом того же года генерал Бонапарт появился в доме Терезии Тальен — одном из наиболее влиятельных парижских политических салонов. Позднее на острове Святой Елены он вспоминал: «Мадам Тальен в то время была поразительно красива; все охотно целовали ей руки и все, что было можно».
В посланиях к своей невесте Бонапарт отзывался о салоне госпожи Тальен в пренебрежительно-равнодушном тоне, лишь слегка поддразнивая ее напоминанием об общепризнанной красоте Терезии. Но цель была достигнута. Дезире Клари была встревожена, с присущим ей даром интуиции она поняла, что из всех сообщаемых женихом новостей небрежные упоминания о мадам Тальен — самые важные.
Дезире волновалась не напрасно, когда к зиме 1795 г. реже стала получать почту от своего жениха, тем более что письма становились все холоднее. Она недоумевала, а разгадка оказалась совсем проста. В доме Тальен Бонапарт познакомился с одной из частых ее посетительниц. Она была уже не первой молодости и, по его собственному признанию, уступала в красоте хозяйке салона, но все-таки с первого взгляда показалась ему обворожительной.
Это была Мари-Жозефина Таше де ла Пажери, в замужестве виконтесса Богарне, вдова генерала, сложившего голову на гильотине в 1794 г. по приговору Революционного трибунала. Креолка с острова Мартиника, живая, быстрая в движениях и речи, умная, много испытавшая за 32 года жизни, она была, как говорили в начале XIX в., «авантюрьеркой» — женщиной смелой, готовой идти на риск. Злые языки приписывали ей много любовников, в том числе и всесильного диктатора Барраса.
По сравнению с простодушной, наивной Дезире новая знакомая казалась Бонапарту необыкновенной женщиной, воплощением аристократизма. Его житейский опыт был невелик, в особенности в том, что касалось женщин. Жозефине же Наполеон показался неловким, недостаточно легкомысленным, вероятно, ее отпугивала какая-то внутренняя сосредоточенность этого человека, бывшего в ее глазах по годам почти мальчишкой.
Однако оставаться и дальше только вдовой Богарне было уже невозможно. У Жозефины были дети — сын и дочь, их надо было воспитывать, а денег, которые она так любила, не хватало даже на самое необходимое. Брак с революционным генералом прочно страховал бы ее, жену казненного аристократа, от преследований или придирок нового режима.
Жозефина от природы была не глупа, и жизнь приучила ее быстро ориентироваться в обстоятельствах. Ей было нетрудно сообразить, что так пылко увлекшийся ею, нетерпеливый и даже чем-то напугавший ее своею страстностью корсиканец готов к тому, от чего упорно уклонялись ее прежние поклонники, — он был готов на ней жениться. Своей мягкой вкрадчивостью, умением сочувственно слушать речи собеседника Жозефина приворожила Бонапарта. Очарованный, он не без удовлетворения отмечал знатный титул и светский такт красивой любовницы. Он был от нее без ума и торопил скорее вступить в брак.
Бонапарт написал Дезире Клари холодное, жесткое письмо. Оно означало разрыв, и он ничуть не заботился о том, чтобы как-то смягчить силу удара. Наполеон не мог тогда даже предположить, что эта простенькая, наивная провинциалка из Марселя, которую он с легким сердцем бросил плачущей, через какое-то время станет королевой Швеции и Норвегии и переживет его на троне. Когда он, потеряв жену и сына, доживал свой век пленником на затерянном в океане острове, его первая невеста в Стокгольмском королевском дворце стала родоначальницей династии, и ныне царствующей в Швеции.
Бонапарт пренебрег и недовольством матери, несмотря на то, что привык считаться с ее мнением. Он никого и ничего не слушал. 8 марта 1796 г. в особняке мадам Богарне на улице Шантерен он зарегистрировал свой брак с Жозефиной. Причем их брачный контракт был полон сознательных неточностей: ради жены, которая была на шесть лет старше Бонапарта, были неправильно указаны годы рождения «молодых»: Наполеон прибавил себе два года, Жозефина убавила четыре, и разница исчезла.
Но хотя Наполеон и был всецело увлечен захватившим его сильным чувством к женщине, он ни на минуту не забывал о предстоящем ему испытании. Впервые ему было доверено командование армией: победить или погибнуть — среднего быть не могло. Через три дня после свадьбы он уже мчался на юг, в расположение французской армии.
Следует заметить, что всю итальянскую кампанию Бонапарт совершил, не расставаясь мысленно с Жозефиной. В частых письмах он не переставал умолять ее приехать к нему. Эти послания, полные страстного любовного бреда, свидетельствуют о необузданной, чувственной любви к жене. Он ревновал, болезненно подозревал ее в изменах, опять и опять вспоминал о поцелуях и ласках.
Жозефина не отказывалась ни от одной случайной интрижки и поехала к мужу лишь из-за желания поразвлечься, но отнюдь не гонимая тоской и любовью. Кроме того, шумные победы Бонапарта, популярность его имени, зависимость от него Директории — все это заставляло ее верить в возвышение Наполеона и предстоящее блестящее будущее. Она разъезжала по Италии, ее осыпали подарками, окружали вниманием молодые офицеры.
Возвращение Наполеона из Италии было с восторгом встречено парижанами. Успех похода, а значит, и успех мужа, которого она сразу не могла разгадать, теперь окрылял Жозефину. В осанке, в ее манере держать себя появилось что-то величественное. Казалось, она была рождена для того, чтобы царствовать. Бонапарту это льстило и нравилось. Он все еще находился под обаянием чар своей жены, ее власть над ним была велика. Впрочем, он тоже не был обижен, его постоянно окружало плотное кольцо почитателей и поклонниц: каждый стремился быть представленным самому знаменитому человеку Франции.
Итальянская кампания закончилась триумфом, и Буона-парте тут же убрал из имени и фамилии лишние буквы, чтобы покончить с корсиканским духом. Теперь его мечты простирались к владычеству над Францией, а там, глядишь, и над всем миром.
Соединение тонкого политического расчета и полуфантастического замысла порождало в голове Наполеона план похода в далекий Египет. Больше года он отсутствовал, а Жозефина не теряла времени даром. В Париж из «итальянской» армии она привезла штабного офицера Ипполита Шарля, который стал ее любовником и чиновником для поручений. А кроме того, были непрерывно сменяющиеся романтические забавы, о которых говорил весь Париж.
В самом начале сирийской кампании Наполеон узнал о проделках и недостойном поведении оставшейся во Франции жены. Слухи о Шарле и длинном, приумноженном сплетней списке случайных любовников были нестерпимы самолюбию Бонапарта. Его ярость была беспредельна: он осыпал проклятиями, солдатской бранью имя, которое еще вчера было самым дорогим.
Чтобы не остаться в долгу перед Жозефиной, он сошелся с Полиной Фуре, молоденькой женой одного из офицеров. Худенькая, мальчишеского сложения, она сумела, облачившись в мужскую одежду, обмануть всех и последовать за мужем в поход. Увы, ее вызывавшая восхищение преданность супругу оказалась не слишком прочной: она не устояла перед льстившим ей своими ухаживаниями Наполеоном. Лейтенанту, мужу Полины, во избежание нежелательных осложнений, было дано срочное поручение во Францию. Но корабль, на котором он отплыл от берегов Египта, был перехвачен англичанами. Всех пленных они задержали, кроме одного — лейтенанта Фуре. Со всей предусмотрительностью они поспешили отправить его назад в Каир.
Прибыв на место, обманутый муж все узнал. Супруги развелись, инцидент был исчерпан. Но эта «маленькая дурочка», как называл Полину Бонапарт, сама по себе его мало занимала. К тому же, как мог он покарать Жозефину, отдаленный тысячами километров от Франции? Поэтому он больше ни с кем не говорил о своей жене. Да и к чему? Долг солдата повелевал ему идти вперед, отбросив личные переживания.
Из Египта в Париж Наполеон прибыл в октябре 1799 г. Было долгое и тяжелое объяснение, покаянные обещания жены. Конечно, он был искренен в желании расстаться с обманувшей его женщиной, но он все еще ее любил и к тому же ясно понимал, что в его положении нежелателен бракоразводный процесс. Дать пищу слухам, что жена ему изменяет, значило отказаться от блестящего будущего. Для парижан, в особенности для парижанок, это было бы хуже проигранного сражения. В конце концов Наполеон помирился с Жозефиной. Не до переустройства личных дел было первому консулу Республики, твердо идущему к французской короне.
Теперь все усилия Жозефины были направлены на то, чтобы роскошью, богатством и великолепием Тюильрийский дворец затмил все дворцы европейских монархий. Теперь здесь был создан двор — двор первого консула. День рождения Наполеона Бонапарта был объявлен национальным праздником. Госпоже Бонапарт были назначены четыре фрейлины, конечно, все они были взяты из старинных аристократических семей. Вместо слов «гражданин» и «гражданка» вернулись обращения «мадам» и «месье». И теперь уже был не гражданин Бонапарт, а Наполеон. Неслыханно: по имени только королей зовут, а этот ловкач играет в республику, но сам заложил новую династию!