перу о колхозе. Несмотря на премьерный провал, «Не только любовь» долго не сходила с отечественных и зарубежных сцен. Брик обладала особой интуицией. Для молодых талантов она являла собой образец женской одухотворенности, человека, умеющего ценить все прекрасное. Лиля Юрьевна хорошо разбиралась в искусстве, имела развитый художественный вкус и презирала хамство, и все попадали под ее магию. Она притягивала к себе людей искусства. Среди ее друзей были Жан Кокто, Пабло Пикассо, Игорь Стравинский, Мартирос Сарьян, Фернан Леже, Марк Шагал; она принимала у себя в доме Ива Монтана, Симону Синьоре, Жерара Филиппа, Рене Клера, Поля Элюара, Мадлен Рено, посещала Михаила Ларионова и Наталью Гончарову. Для них Брик была не только любимой женщиной Маяковского, но и неординарным, чувствующим искусство человеком.
Как ни странно, тяжелее всего Лиле Юрьевне пришлось в период хрущевской оттепели и брежневского застоя. Никита Сергеевич по только ему ведомым причинам не продлил срок действия авторских прав на произведения Маяковского, лишив ее средств к безбедному существованию, а секретарь ЦК КПСС М. Суслов провел огромную работу, чтобы «очистить Маяковского от евреев». Даже со знаменитой фотографии, где поэт с Лилей стоят у дерева, ее убрали. В годы правления Брежнева началась откровенная травля. Ее называли «проповедницей разврата и фиктивной любовницей» поэта, винили в смерти Маяковского. Вместо подготовленного 66 тома «Литературного наследия», который включал переписку поэта с Бриками, следующим вышел 67. Лилю Юрьевну пытались не допускать на торжественные мероприятия памяти Маяковского, но тут уже возмутились литераторы К. Симонов, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, а поэт Р. Рождественский без обиняков сказал: «Если у человека 50 процентов лирических стихов посвящено Лиле Брик, то хоть мы все застрелимся, они все равно будут посвящены Брик и никому другому». Маяковский даже после смерти оберегал свою любимую. И все-таки «Барышню и Хулигана» поколение застоя не увидело.
Но, несмотря на все эти гонения, многочисленные попытки сильных мира сего очернить Лилю, без друзей и поклонников она никогда не оставалась, для каждого находила доброе слово и как гостеприимная хозяйка всегда помнила, кто и что предпочитал. До последних дней жизни она излучала неповторимое женское очарование. Лиле Юрьевне было 56 лет, когда Т. Лещенко-Сухомлина написала: «Очень медленно, восхитительно медленно она стареет и уходит… Руки стали как пожелтевшие осенние листочки, горячие карие глаза чуть подернуты мутью, золотисто-рыжие волосы давно подкрашены, но Лиля — проста и изысканна, глубоко человечна, женственнейшая женщина с трезвым рассудком и искренним равнодушием к „суете сует“. Маяковский почувствовал это как поэт и как мужчина: „Она красивая — ее, наверное, воскресят“».
Но Брик могла воскресать сама, особенно под взглядами мужчин, умеющих оценить неординарность женщины. В 1975 г., когда Лиле было уже 84 года, в ее жизни произошло два события, которые свидетельствовали, что годы не властны ни над ее притягательной магической женской силой, ни над молодостью души и чувств. Король парижской моды Ив Сен-Лоран в аэропорту Шереметьево, рассматривая снующую толпу, с грустью отметил: «Унылое зрелище! Никогда не видел такого количества толстых женщин в темном. Не на ком глаз остановить. Вот разве на той элегантной даме в зеленой норковой шубке. Видимо, от Диора?» Он не ошибся. Лиля Юрьевна знала толк в моде и благодаря своей сестре Эльзе была в курсе последних французских новинок. С этой встречи началась их дружба. Брик покорила Сен-Лорана не только тонким вкусом, но и тем, что «она никогда не говорила банальностей, и у нее на все был свой взгляд, и с нею всегда было интересно. С Лилей Брик я мог откровенно говорить абсолютно обо всем». Всемирно знаменитый модельер с удовольствием создавал платья для нее. Ей, наверно, было очень приятно узнать, что Сен-Лоран относил ее к женщинам, которые живут вне моды. Теперь она стояла в его списке рядом с Катрин Денёв и Марлен Дитрих. Для Лили Юрьевны к ее 85-летию модельер создал праздничный наряд, в котором она должна была появиться только единственный раз — в день юбилея, а затем ему отводилось место среди редчайших моделей в музее. Но это платье «от кутюр» получило еще одну почетную роль. Именно в нем актриса Алла Демидова впервые прочитала с эстрады трагическую поэму Анны Ахматовой «Реквием». Это был не царский жест со стороны Брик, а еще одно подтверждение ее понимания таланта других.
И в последнем ее романе нет ничего удивительного. В Париже, куда она с мужем Василием Катаняном была приглашена на выставку В. В. Маяковского, в нее влюбился молодой литератор Франсуа-Мари Банье. Лиля Юрьевна настолько пленила его во время своего интервью, что 29-летний юноша «с лицом ангела и сердцем поэта» не отходил от нее ни на шаг, заваливал подарками, цветами, устраивал праздники в ее честь, а после отъезда засыпал письмами, полными нешуточного преклонения. Он прилетал с друзьями к ней в Москву, устроил шумное празднование ее юбилея в парижском ресторане «Максим». Лиле Юрьевне даже стало совестно принимать груды дорогостоящих подарков. Ах, эта «золотая молодежь»… Правда, прочитав несколько романов Банье, она очень разочаровалась, но их дружба не прекратилась.
Брик не верила в старость, и та долго обходила ее стороной. Но годы брали свое. Неудачное падение, перелом шейки бедра. В 87 лет это приговор. Когда-то она записала: «Когда застрелился Володя — умер Володя, когда погиб Примаков — умер Примаков, когда умер Ося — умерла я». Нет, она не ушла вслед за любимыми и прожила еще 30 лет, но давний сон 1930 года, в котором Маяковский вкладывает в ее руку крошечный пистолетик и говорит: «Все равно ты это сделаешь», — оказался вещим. Самостоятельная женщина не хотела быть обузой. Она мужественно продержалась три месяца, окруженная неусыпной заботой друзей, мужа и пасынка. 4 августа 1978 г. Лиля Юрьевна написала прощальную записку: «В моей смерти прошу никого не винить. Васик! Я боготворю тебя. Прости меня. И друзья, простите. Нембутал, нембут…» Согласно воле покойной, ее прах развеяли под Звенигородом. Там посреди поля стоит огромный валун. На нем выбито всего три буквы — Л. Ю. Б.
Но, наверно, так ей было суждено на роду, что после траурных речей о ее «одухотворяющей силе», о «непоколебимой хранительнице возжженного ею огня», о «хрупкой, но не сдающейся защитнице мертвого гиганта» вновь поползли слухи. Говорили, что покончила жизнь из-за неразделенной любви к Сергею Параджанову. Мол, неспроста Брик ходатайствовала перед Брежневым о досрочном освобождении из лагерей опального режиссера. Но даже Параджанов, любящий «лжесвидетельствовать окружающим на самого себя», возмутился столь грязной инсинуации. Ну что ж, Лиля Юрьевна сумела выдержать при жизни и не такие нападки. А «мертвый гигант» по-прежнему защищает свою любимую женщину.
«Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!»
Валевская мария
(род в 1786 г. — ум. в 1817 г.)
Вошла в мировую историю как «польская супруга Наполеона». Ее совратили политика и патриотизм, а любовь пришла позднее.
В 1961–1962 гг. во Франции получил широкую огласку процесс под названием «Дело Марии Валевской». Иск против Жана Савана, историка с мировым именем, возбудил правнук знаменитой любовницы Наполеона и автор книг «Жизнь и любовь Марии Валевской» и «Мария Валевская — польская супруга Наполеона». Граф д’Орнано обвинял секретаря
Французской академии истории, написавшего более 50 исторических трудов, в большинстве своем посвященных Наполеону и его эпохе, в примитивном плагиате. Вина Савана сводилась к копированию некоторых писем, которые, как оказалось, ретивый наследник просто выдумал. Историков уже давно смущали существенные неточности и разночтения в биографии Валевской, но ссылки правнука на письма, записки и воспоминания придавали романам историческую достоверность. Эти данные как фактические использовали многие, так как в сам архив, поделенный между наследниками, никому не было доступа. Повезло только историку-наполеоноведу Фредерику Массону, прочитавшему одну из версий воспоминаний (всего их было три — для каждого сына). В них нет ни дат, ни фамилий (одни инициалы), и написаны они Валевской по памяти перед самой смертью. Только сопоставляя их с «Мемуарами» знаменитого Констана (Луи-Констана Вери), преданного камердинера Наполеона, и письмами людей, наблюдавших за развитием романа Марыси и Наполеона со стороны, можно восстановить, и то не до конца, «биографию» их любви.
В семье гостыньского старосты, владельца небольшого городка Кернози, близ Ловича, Мацея Лончиньского было семеро детей: три сына и четыре дочери. Мария была старшей среди девочек. Она родилась 7 декабря 1786 г. в Бродно и получила воспитание «шляхетной панянки». Ее учили французскому и немецкому языкам, музыке и танцам вначале в доме, а затем в монастырском пансионе. В нем она пробыла недолго, так как ее «политико-патриотические интересы» оказались сильнее религиозных убеждений.
Мария вернулась в Кернози в неполных шестнадцать лет, и сразу выстроилась очередь претендентов на ее руку. «Очаровательная, она являла тип красоты Грёза. У нее были чудесные глаза, рот, зубы. Улыбка ее была такой свежей, взгляд таким мягким, лицо создавало столь привлекательное целое, что недостатки, которые мешали назвать ее черты классическими, ускользали от внимания», — вспоминала мемуаристка Анна Потоцкая. Среди женихов особенно выделялся красивый и богатый юноша (имя не известно), но то, что он был сыном русского генерала, одного из тех, кто от имени царя угнетал Польшу, стало непреодолимой преградой между молодыми людьми. Остальные ухажеры были не столь богаты, чтобы брать их во внимание.
Следующий кандидат по всем параметрам удовлетворял мать Марии, Эву Лончиньску, и старшего брата Бенедикта Юзефа, который после смерти отца стал главой семьи. Богатый аристократ, владелец огромного имения Валевицы, камергер Анастазий Колонна-Валевский — чем не прекрасная партия для юной красавицы. Только невеста заливалась горькими слезами и упиралась изо всех сил, ведь жених был старше ее в четыре раза. Ближайшая подруга Марыси, Эльжуня, даже готовила побег, чтобы «избежать этого брака» и «соединиться в любви, наверное, ты догадываешься с кем». А еще она намекала на «трудное положение» Марии, ведь недаром в варшавском свете сплетничали, что в семье Лончиньских «не блюли заповедей» и что «Наполеон был последним любовником Валевской, а не первым».