омиссаром по морским делам. Именно этот человек сыграл решающую роль в победе большевиков: это по его приказу десять тысяч революционных матросов появились на улицах Петрограда, а крейсер «Аврора» и десять других кораблей вошли в Неву.
«Наши отношения всегда были радостью через край, наши расставания полны были мук, эмоций, разрывающих сердце. Вот эта сила чувств, умение переживать полно, горячо, сильно, мощно влекли к Павлу», — вспоминала А. Коллонтай. Когда ее спросили: «Как вы решились на отношения с Павлом Дыбенко, ведь он был на семнадцать лет моложе вас?» — она не задумываясь ответила: «Мы молоды, пока нас любят!» Записью брака П. Дыбенко и А. Коллонтай была начата первая книга актов гражданского состояния родины победившего пролетариата.
«Я не намеревалась легализовать наши отношения, но аргументы Павла — если мы поженимся, то до последнего вздоха будем вместе — поколебали меня», — писала А. Коллонтай. Кроме того, положение членов правительства ко многому обязывало — «важен был моральный престиж народных комиссаров», на которых уже косо смотрели окружающие.
Это была странная пара: элегантная аристократка и «богатырского вида» крестьянский сын с грубыми чертами лица и манерами портового грузчика. Счастливое «единство и борьба противоположностей» продлились шесть лет, после чего А. Коллонтай решила расстаться и с этим мужем.
Через некоторое время П. Дыбенко стал засыпать ее телеграммами и письмами, в которых он жаловался на свое душевное одиночество и упрекал в несправедливом к нему отношении. «Письма были такие нежные и трогательные, — писала А. Коллонтай, — что я проливала над ними слезы и уже начала сомневаться в правильности моего решения разойтись с Павлом». Но в счастливом неведении она оставалась недолго: доброжелатели сообщили, что ее бывший муж, переезжая от одного места службы к другому, возит с собой «красивую девушку», которая уже давно выполняет в доме обязанности жены.
Известие так потрясло поборницу свободной любви, что ночью с ней случился «сердечный приступ и нервный припадок». А Павел Дыбенко еще неоднократно, до самого ареста и выхода постановления ЦК ВКП(б) от 25 января 1938 г., в котором он обвинялся в «систематическом пьянстве и морально-бытовом разложении», пытался возобновить отношения с А. Коллонтай. Но она уже выбросила его из своей головы.
В ноябре 1918 г. на первом Всероссийском съезде работниц и крестьянок А. Коллонтай выступает с докладом «Семья и коммунистическое государство». Затем выходят ее брошюры «Новая мораль и рабочий класс», «Работница за год революции», «Положение женщины в связи с эволюцией хозяйства» и другие. На партийном съезде в марте 1919 г. она говорит: «Не нужно забывать, что до сих пор, даже в нашей Советской России, женщина трудового класса закрепощена бытом, закабалена непроизводительным домашним хозяйством, которое лежит на плечах. Все это мешает ей отдаться активному участию в борьбе за коммунизм и строительной работе. Мы должны создавать ясли, детские садики, строить общественные столовые, прачечные, то есть сделать все для слияния сил пролетариата — мужского и женского, чтобы совместными усилиями добиться общей великой цели завоевания и построения коммунистического общества».
Претворяя на практике свои теоретические «находки», однажды А. Коллонтай отдала распоряжение организовать на территории Александро-Невской лавры общежитие для инвалидов. Уполномоченная комиссия с помощью красногвардейцев и матросов не смогла выломать запертые ворота лавры и разогнать собравшуюся толпу разбушевавшегося народа. За проведение этой неудачной операции нарком призрения А. Коллонтай получила нагоняй от Ленина: «Как вы могли предпринять такой шаг, не посоветовавшись с правительством?» А когда стало известно, что за этот случай церковные власти предали ее анафеме, Ленин пошутил, что теперь Александра вошла в историю в одной компании со Степаном Разиным и Львом Толстым.
После смерти И. Арманд, с осени 1919 г. Александра Коллонтай получает высокий партийный пост — возглавляет женотдел ЦК партии и активно работает в комиссии по борьбе с проституцией при наркомате социального обеспечения.
Партийная феминистка А. Коллонтай призывала не только к социальному раскрепощению женщины, но и утверждала ее право на свободный выбор любви. Об этом она писала в своих популярных произведениях — сборнике «Любовь пчел трудовых» (английский перевод озаглавлен «Свободная любовь») и повести «Большая любовь». Наиболее ярко идеи Александры Коллонтай прозвучали в нашумевшей в те годы статье «Освободите крылатого Эроса». Если в 1917 г. большевистский агитатор Саша призывала революционных солдат и матросов к мировой революции и свободной любви, то шесть лет спустя, уже в мирное время, она бросила клич не сдерживать своих сексуальных потребностей, раскрепостить инстинкты и дать простор любовным наслаждениям.
Идеи половой вседозволенности находили поддержку у новой власти. Так, в 1924 г. издательство Коммунистического университета им. Свердлова выпустило брошюру «Революция и молодежь», в которой были сформулированы 12 «половых» заповедей революционного пролетариата. Среди них был и такой перл: «Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания».
Но как только большевики укрепили свою власть, «крылатому Эросу» тут же подрезали крылья. По мнению партийных идеологов, строители нового общества не должны растрачивать свою энергию на сексуальные забавы. Все силы трудящихся направлялись отныне на строительство нового государства. А любить полагалось не женщин, а партию большевиков и ее вождей. Реформаторские идеи Александры Коллонтай увяли на корню, закончилась ее работа и на женском фронте. Ее перебросили на работу во внешнеполитическое ведомство.
Дипломатическая карьера А. Коллонтай началась 4 октября 1922 г., когда она отправилась торговым советником в Норвегию. В мае следующего года ее назначили главой торгпредства, а затем и полномочным представителем СССР, после того как норвежское правительство признал о Советский Союз. Переговоры, верительные грамоты, приемы, подписание договоров, визиты — новая жизнь мадам Коллонтай увлекала ее. Дело спорилось, у нее явно были способности дипломата.
В Норвегии ее другом, помощником и советником стал французский коммунист, секретарь советской миссии Марсель Боди, который был на двадцать один год младше ее. Очевидно, он и был последней любовью пятидесятилетней Александры Коллонтай. Связь с французом резко оборвалась после того, как о ней стало известно в Москве в ведомстве Ежова.
Осенью 1926 г. А. Коллонтай получила назначение полпреда и торгпреда СССР в Мексике, но тамошний климат оказался слишком тяжелым для ее здоровья, и через год она вернулась в Норвегию. После очередного разговора со Сталиным, в апреле 1930 г. она становится посланником СССР в Швеции.
Шведы встретили ее настороженно: в 1914 г. королевским указом она была выслана из страны «на вечные времена» за антивоенную агитацию. Теперь пришлось отменять собственный указ, чтобы не раздувать международный скандал. Отказать во въезде послу Советской России в современных условиях было уже невозможно.
В Стокгольме при вручении верительных грамот А. Коллонтай обворожила семидесятилетнего шведского короля Густава V, а все газеты отметили броский туалет советского посла — русские кружева на бархатном платье. Муза Канивез, бывшая жена Ф. Раскольникова (друга и «соратника» Петра Дыбенко по разгону Учредительного собрания и расстрелам рабочих демонстраций и флотских офицеров) так вспоминала о первой встрече с Александрой Коллонтай: «Передо мной стояла невысокая, уже немолодая, начинающая полнеть женщина, но какие живые и умные глаза!..»
Во время официального обеда А. Коллонтай пожаловалась новой знакомой: «Во всем мире пишут о моих туалетах, жемчугах и бриллиантах и почему-то особенно о моих манто из шиншилл. Посмотрите, одно из них сейчас на мне». И Муза увидела «довольно поношенное котиковое манто, какое можно было принять за шиншиллу только при большом воображении…»
В Швеции А. Коллонтай работала до изнеможения: добилась подписания договора о возвращении СССР золотых запасов, помещенных правительством Керенского в шведские банки, участвовала в работе Лиги Наций, проводила переговоры и консультации с финским правительством о выходе Финляндии из войны. Постоянная напряженная работа не прошла бесследно — ее здоровье было подорвано.
Первый раз недуг сразил ее летом 1942 г., когда она работала, не зная отдыха ни днем ни ночью: это был самый тяжелый период для Советского Союза, воюющего с фашистской Германией. В середине августа, когда положение на фронте было критическим, А. Коллонтай, как обычно, работала в своем кабинете. Когда вечером она подошла к лифту, чтобы подняться в свою комнату, ей стало плохо. Врачи констатировали левосторонний паралич. Тем не менее А. Коллонтай оставалась на посту чрезвычайного и полномочного посла до марта 1945 г., когда за ней из Москвы прислали военный самолет и увезли ее на родину.
Последние семь лет Александра Коллонтай жила в Москве. Некогда активная, неугомонная женщина была прикована к инвалидной коляске, но продолжала выполнять функции советника Министерства иностранных дел СССР. Нередко до поздней ночи можно было видеть свет в окнах ее квартиры на Калужской улице.
В марте 1952 г. А. Коллонтай готовилась к своему восьмидесятилетию. Не дожив несколько дней до юбилея, она скончалась от инфаркта. Как заметил И. Эренбург, «ей посчастливилось умереть в своей постели», в отличие от подавляющего большинства ее друзей, с которыми она в молодости «делала революцию». Похоронена Александра Михайловна Коллонтай на Новодевичьем кладбище в Москве рядом с могилами Г. Чичерина и М. Литвинова.
В одной из записных книжек последних лет, размышляя о пережитом, она писала: «Во мне было много контрастов, и жизнь моя соткана из периодов, резко отличных друг от друга… Я обладала и до сих пор обладаю талантом „жить“. Много достигла, много боролась, много работала, но и умела радоваться самой жизни во всех ее проявлениях».