В 1529 году Нострадамус ненадолго возвращается в Монпелье, получает диплом доктора медицинских наук и снова отправляется в путь, на помощь страждущим. Верхом на муле, обвешанном мешочками с травами и связками книг, он возвращал надежду тем, кто давно ее утратил. Вернуться к оседлой жизни Нострадамуса призвало письмо великого врача, ученого и поэта того времени Жюля Скалигера. Мудрец, уступавший в славе разве что знаменитому Эразму Роттердамскому, пригласил молодого доктора к себе в Ажан. Здесь Мишель нашел то, о чем так давно мечтал: понимание и новые знания. Здесь он женился. Красавица-жена родила ему двоих детей. К сожалению, счастье его было недолгим. В борьбе с чумой он оставил тылы неприкрытыми, а когда понял, что болезнь уже подобралась к его дому, было слишком поздно… Все, кого он любил, оказались на ажанском кладбище. «Какой же он лекарь, – кричали злопыхатели, – если не сумел спасти собственных детей!» И Мишель снова уехал куда глаза глядят. У этого вынужденного путешествия, помимо желания развеять печаль, была еще одна причина. Нострадамусом заинтересовалась инквизиция. Семь лет (с 1538 по 1545 г.) он скитался по Европе. Что происходило в его жизни в этот период, доподлинно неизвестно. Существует легенда, что судьба занесла его в Италию. Путешествуя по этой стране, он однажды встретил группу бедных монахов-францисканцев. К удивлению всех окружающих, Мишель подошел к одному из них, преклонил перед ним колена и, поцеловав полу его сутаны, сказал, что видит перед собой Его Преосвященство Папу Римского. Звали того монаха Феличи Перетти. Прошло сорок лет – и уже кардиналы склоняли голову перед этим монахом, теперь Папой Римским Сикстом V.
В 1545 году Нострадамус был снова на боевом посту: боролся с эпидемией в Марселе. Слава о нем разносилась повсюду, и уже в следующем году Нострадамуса пригласили в Экс, а затем в Прованс. Здесь он должен был возглавить «противочумную кампанию». И… – о чудо! – страшная болезнь отступила от стен этих городов. Большую роль сыграли в этом методы профилактики эпидемии, которыми пользовался врач. Общепризнанными в мире медицины они стали только через сотни лет! Муниципалитет города Экс наградил своего спасителя пожизненной пенсией. Настало время материального благополучия и оседлой жизни.
Нострадамус поселился в Салоне и снова обзавелся семьей, женившись на богатой вдове Анне Понтии Джемелье. Жена подарила ему шестерых детей: Цезаря, Андре, Карла, Мадлен, Диану и Анну. В глазах современников медицинские успехи Мишеля были просто чудом Божиим, так что со временем к нему за помощью все чаще и чаще стали обращаться сильные мира сего. Помимо врачевания Нострадамус вплотную занялся астрологией – благо теперь на это были и время, и деньги. Именно с этих пор и начинается двойная жизнь повидавшего виды врача, прекрасного семьянина и заботливого отца. Точнее, жизнь не столько двойная, сколько разделенная на две такие непохожие друг на друга части. С одной стороны, жители Салона знали доктора как прекрасного специалиста и открытого человека с прекрасным чувством юмора – с ним всегда можно было поговорить по душам. С другой – он был для них человеком загадочным: по ночам в его окнах долго горел свет, и, присмотревшись, можно было увидеть его силуэт, склонившийся над бумагами. Нострадамус писал свои послания еще не родившимся людям. Современники говорили, что в глубине глаз этого мудрого и очень сострадательного человека всегда можно было прочесть легкую грусть или усталость. Уважение к лекарю граничило в простых сердцах с суеверным страхом перед «колдуном». Чем занимался мудрец, какие дали открывались его взору? Ответ не заставил себя долго ждать. С 1550 года Мишель начал публиковать свои пророчества в ежегодных альманахах, и многие знатные и богатые люди стали обращаться к нему за советом. А в 1555 году увидело свет первое издание «Центурий». И сразу же стало сенсацией.
Книга состояла из десяти глав – «Центурий», или «Столетий». В каждое «Столетие» (кроме седьмого, в котором только 42 четверостишия, или катрена) входило сто четверостиший-предсказаний. Но в изложении сюжетов не было хронологического порядка. На 942 катрена автор дает только 12 точно названных дат (от 1580-го до 1999 года), и еще 15, которые можно вычислить по расположению созвездий на небе. В этих таинственных четверостишиях, являющих собой хитросплетения из слов французского, итальянского, греческого, испанского языков, а также латыни и иврита, предсказывалась судьба человечества вплоть до 3797 года.
В 1555 году в Лионе вышли в свет первые три центурии, затем, в том же году, – конец четвертой, пятая, шестая и седьмая. Пророчества были изданы скромным тиражом и принесли автору бешеную популярность во Франции. (Кстати, самый старый в мире и единственный экземпляр «Центурий» издания 1557 года хранится в Государственной библиотеке имени Ленина.) Наверное, не было в то время человека, который хотя бы краем уха не слышал о знаменитом пророке. Другое дело, что находилось немало скептиков, называющих катрены обычной тарабарщиной, а также завистливых конкурентов, прямо обвиняющих автора в связях с нечистой силой.
Трудно даже представить, какому смертельному риску подвергал себя этот человек, если вспомнить все средневековые процессы над ведьмами и колдунами, все зверства распоясавшейся инквизиции, на алтарь которой возлагались сотни невинных жертв. Он очень рисковал, но во имя кого или чего? Зачем вообще было писать письмо в будущее, если шифр этого письма не поддается расшифровке и даже прошлое по нему узнать почти невозможно, не то что заглянуть за горизонт?
Одну из «Центурий» он посвятил своему сыну, а в его лице и всем своим потомкам. В предисловии Нострадамус обращался к своему сыну Цезарю: «Долгое время я делал многие предсказания, далеко вперед событий, которые с тех пор произошли в указанных мной местностях. Все это мне удалось совершить благодаря силе Божией, вдохновившей меня. Однако из-за возможности вреда и для настоящего, и, в особенности, для будущего я предпочитал молчать и воздерживался от записи этих предсказаний. Ибо царства, секты и религии претерпят огромные изменения, станут диаметрально противоположными нынешним. И это так мало соответствует тому, что хотели бы услышать главы царств, сект, религий и вер. И поэтому они осудили бы то, что узнают будущие столетия, и то, что окажется правдой… Эта причина удерживала мой язык от речи на людях, а перо от бумаги. Но позже, имея в виду пришествие простонародья (commun avenement), я решил в темных и загадочных выражениях все же рассказать о будущих переменах человечества, особенно наиболее близких, тех, что я предвижу, пользуясь такой манерой, которая не потрясет их хрупкие чувства. Все должно быть написано в туманной форме, прежде всего пророческое…»
«Хотя мои расчеты могут не годиться для всех народов, они, однако, определены небесными движениями в сочетании с вдохновением, унаследованным от моих предков, которое находит на меня в определенные часы. Это так, как будто смотришь в горящее зеркало с затуманенной поверхностью и видишь великие события, удивительные и бедственные события…» – писал провидец королю Генриху II. Именно ему была посвящена вторая часть «Центурий», вышедшая в 1558 году. Немногим ранее таинственным Нострадамусом заинтересовались при дворе. Королева Екатерина Медичи пригласила провидца в Париж. Здесь он гостил со своим сыном Цезарем целый месяц.
Настоящая всеевропейская слава пришла к пророку Нострадамусу после трагического рыцарского турнира, состоявшегося 1 июля 1559 года по случаю двойного бракосочетания его детей, во время которого граф де Монтгомери смертельно ранил короля Франции. Осколок копья Монтгомери проломил позолоченное забрало короля, подобное «золотой клетке», и вонзился в его левый глаз. Спустя несколько дней после страшных мучений король скончался. Молодой лев победил старого… Вот тут-то все вспомнили запутанное пророчество Нострадамуса. Вот что гласил 35-й катрен первой центурии:
Молодой Лев превзойдет старого
На поле боя в одиночном поединке,
Поразив ему глаза в золотой клетке,
Что приведет его к мучительной смерти.
Мало кто задумывался тогда, что графа Монтгомери с большой натяжкой можно назвать молодым львом (всего-то на несколько лет младше Генриха)… Тем не менее, опечаленная потерей монарха Франция увидела в этом сбывшееся пророчество, и овдовевшая Екатерина Медичи стала все чаще обращаться за советом к пророку. Это покровительство спасло Нострадамусу жизнь, ведь им снова вплотную заинтересовалась инквизиция. Намерения Святой Церкви были недвусмысленными: от них сильно попахивало дымом костра… А крестьяне даже сжигали изображения Нострадамуса, считая его злым волшебником.
Впрочем, несмотря на благосклонность королевы, Нострадамус часто давал ей неутешительные прогнозы. Главной целью для Екатерины стало сохранение династии Валуа. «Что бы ни было, но я хочу царствовать!» – похоже, именно эти слова были ее девизом, а не выбитые на гербе: «Свет и покой». От своих предков Медичи унаследовала все их добродетели и пороки и шла к своей цели всеми законными и незаконными способами. Ее жизнь была полна страхов за свою судьбу и судьбу своих детей. Легенда гласит, будто однажды по просьбе Екатерины Медичи Ностардамус вызвал ангела Анаэля и тот при помощи волшебного зеркала предсказал будущее королевских отпрысков. Зеркало показало Екатерине, что на престоле она увидит всех своих сыновей. Франциск II совершил в нем по залу лишь один круг (царствовал один год), Карл IX сделал 14 кругов, Генрих III – 15, «молнией промелькнул и исчез» герцог Гиз и его место занял ненавистный зять королевы – Генрих Наваррский. Так и случилось. И хотя королева пыталась при помощи интриг, сталкивания противников лбами, всевозможных козней, вплоть до яда, подкупа и убийств неугодных, сохранить власть сыновей, а значит и свою, все попытки оказались тщетными.
С этого момента интерес к предсказаниям врача из Салона стремительно растет, его катрены становятся не только предметом разговоров придворных и горожан, но и темой политических донесений послов, аккредитованных при французском дворе. Правда, не обошлось в его предсказаниях и без «проколов». В декабре 1561 года Нострадамуса пригласили ко двору герцога Савойского в Ниццу. Составляя гороскоп для новорожденного наследника Карла-Эммануила, он пообещал тому карьеру великого полководца, однако Карл так и не стал им.