Она вспоминала о Есенине так: «Только что приехал из деревни, но на деревенского парня не был похож – на нем был коричневый костюм, высокий крахмальный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив… Настроение было у него упадочное – он поэт, никто не хочет его понять, редакции не принимают в печать, отец журит… Все жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить…»
Жизнь с Анной с первых дней стала тяготить Есенина, он совершенно не думал о семье – больше всего его заботил поэтический успех. Наконец, в 1914 г. его стихи, хотя и не лучшие, напечатали, и в 1915 г. Есенин оставил Анну с маленьким ребенком, решив попытать счастья в журналах северной столицы. Он перебрался в Санкт-Петербург, где сразу же свел знакомство с русскими поэтами-символистами, прежде всего с Александром Блоком.
М. Горький вспоминал: «Я видел Есенина в самом начале его знакомства с городом: маленького роста, изящно сложенный, со светлыми кудрями, одетый как Ваня из «Жизни за царя», голубоглазый и чистенький… Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить чрезмерно и неискренне, как умеют хвалить лицемеры и завистники». А. Блок назвал Есенина «талантливым крестьянским поэтом-самородком», а его стихи – «свежими, чистыми, голосистыми», чем во многом определил успех поэта в Северной Пальмире.
Сергей предстал перед петербургской творческой интеллигенцией в образе наивного и простодушного деревенского паренька, хотя ни наивности, ни простодушия в нем не было – по крайней мере, так считал его близкий друг Анатолий Мариенгоф. Он вспоминал, как Есенин объяснял ему свой успех в Петрограде: «…С бухты-барахты не след идти в русскую литературу. Искусную надо вести игру и тончайшую политику…Не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят… Каждому надо доставить удовольствие… Пусть каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать». Верная тактика сработала: за несколько недель Есенин завоевал славу посланца русской деревни в самых влиятельных и изысканных петроградских литературных кругах. Он стал модным поэтом, любимцем журналов и гостиных. Поэт читал стихи императрице, а в 1916 г. вышел первый сборник его стихов – «Радуница».
В 1917 г. он горячо принял революцию и был назван возмущенной общественностью за принятие революции «предателем», хотя принял ее Есенин по-своему, с хитрой оглядкой. Он бредил славой, а революция давала ему возможность ухватить ее за хвост. И дело было не только в том, что революцию сделали мужики и деревня почувствовала себя победительницей. Просто в той рафинированной и утонченной культуре, что стремительно уходила на дно, Есенину было уготовано скромное место – талантливый самородок. А теперь пришло его время: поэт отринул петербургскую культуру, начал освобождаться от своего прошлого и стремительно возноситься на вершину славы.
Тогда же, в 1917 г., в его жизни появилась Зинаида Райх. Есенин и Райх отправляются в путешествие по русскому Северу, а 4 августа 1917 г. венчаются под Вологдой в церкви Кирика и Иулиты. В марте 1918 г. поэт вернулся в Москву, где стал одним из основателей группы имажинистов (имажинизм – литературное течение, в котором утверждается самоценность образа как такового, незначимость смысла, превосходство формы над содержанием), ас 1919 по 1921 г. возглавлял ее. В то время он был частым гостем в столичных литературных кафе, где читал свои новые стихи и очень много пил.
К тому времени брак с Зинаидой, в котором у Есенина родились двое детей, Константин и Татьяна, закончился разводом. Отчасти виной тому были регулярные загулы и пьянство мужа, сопровождавшиеся рукоприкладством; отчасти – отношение к Райх есенинского окружения, которое ни в грош не ставило ни ее талант, ни прочие качества. Потом, после мучительного расставания с Сергеем и тяжелой болезни, Зинаида стала женой выдающегося режиссера Всеволода Мейерхольда и ведущей актрисой его театра.
Окончательно порвав с Зинаидой Райх, Есенин с легкостью относился к случайным встречам, с удовольствием пил и скандалил в кабаках… Он был бездомен и бесприютен, когда в его жизнь ворвалась Айседора Дункан, знаменитая американская танцовщица, приехавшая в Россию, чтобы открыть студию танца для русских девочек.
В 1922 г. Есенин женился на Айседоре, которая была старше на пятнадцать лет. Их роман произвел настоящий фурор, особенно когда поэт, нарочито подчеркивающий свое происхождение, сопровождал жену во время ее выступлений в Европе и США. Есенин мог, например, из окна гримерной Айседоры Дункан в Симфони-Холле в Бостоне размахивать красным флагом и кричать: «Да здравствует большевизм!» Во время поездки в США супруги начали часто ссориться, причем зачастую скандалы происходили на публике. Этот брак тоже распался.
После разрыва с Дункан Есенин возвратился в Москву, и началась пора затяжных попоек, в результате которых свет увидели самые скандальные сборники поэта – «Исповедь хулигана» и «Москва кабацкая». Есенин стал совсем другим – исчезло юношеское обаяние, испарились жизненная цепкость и деловая хватка. Сломленный, больной человек стремительно катился вниз, менял женщин, пил, погибал – и сам стремился к гибели. За ним тянулись слухи о диких скандалах, поговаривали и об эпилептических припадках. «От кудрявого, игрушечного мальчика остались только очень ясные глаза, да и они как будто выгорели на каком-то слишком ярком солнце, – писал М. Горький. – Беспокойный взгляд их скользил по лицам людей изменчиво, то вызывающе и пренебрежительно, то вдруг неуверенно, смущенно и недоверчиво…»
Вернувшись из-за границы, Есенин со своими сестрами поселился у Галины Бениславской, ставшей для поэта близким другом и помощником; она вела все его литературные дела. Летом 1925 г. Есенин женился на внучке Льва Толстого – Софье, хотя, по отзывам современников, был не прочь сочетаться браком и с племянницей Федора Шаляпина, и, похоже, выбрал Толстую, загадав на орел-решку. Однако и Софья не сумела отвлечь мужа от алкоголя и кокаина.
Уже с 1921 г. в поэзию Есенина вошли мотивы увядания: «О, моя утраченная свежесть, / Буйство глаз и половодье чувств!»; «Отцвела моя белая липа…»; «Отговорила роща золотая…»; «Потеряла тальянка голос, / Разучилась вести разговор» и т. п. А в последние два года жизни поэта тема смерти властвует в его стихах: в произведениях Есенина отмечено около четырехсот упоминаний о смерти, из них более трети приходится на последние два года (в половине этих последних стихов поэт говорит о самоубийстве).
Под влиянием тяжелого пристрастия к алкоголю у поэта развивается страх одиночества и мания преследования, которые, видимо, стали и причиной, и поводом для самоубийства – поводом сугубо клиническим, обусловленным психической болезнью. Вот слова А. Мариенгофа, знавшего Есенина лучше, чем кто бы то ни было: «Есенинская трагедия чрезвычайно проста. Врачи это называли «клиникой». Он и сам в «Черном человеке» сказал откровенно: осыпает мозги алкоголь. Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, осыпал жизнь». И еще: «В последние дни своего трагического существования Есенин был человеком не больше одного часа в сутки. От первой, утренней, рюмки уже темнело его сознание. А за первой, как железное правило, шли – вторая, третья, четвертая, пятая».
Время от времени Есенина клали в больницу, где самые знаменитые врачи лечили его самыми новыми способами. Они помогали так же мало, как и традиционные средства, которыми его тоже пытались лечить. Известный психиатр профессор П. Ганнушкин предупреждал близких поэта о большой вероятности попыток самоубийства. Основанием для столь мрачного прогноза послужили приступы депрессии и тяжелый наследственный алкоголизм.
В июне 1925 г. Есенин постоянно говорил Софье Толстой – еще невесте: «А умереть я все-таки умру. И очень скоро». Решение «уйти» стало у него маниакальным. Он ложился под колеса дачного поезда, пытался выброситься из окна, перерезать вену обломком стекла, заколоть себя кухонным ножом. В редкие трезвые минуты Есенин жаловался, что жизнь ему опротивела, что он всё растерял, что у него не осталось ни друзей, ни близких и что он сам уже никого не любит.
В ноябре 1925 г. Есенин добровольно лег в психиатрическую клинику П. Ганнушкина, откуда, не долечившись, сбежал 21 декабря 1925 г. На следующий день поэт отправился в Ленинград, где прошли последние четыре дня его короткой жизни. Перед отъездом он побывал у всех родных: навестил детей от брака с Зинаидой Райх и попрощался с ними; зашел к Анне Изрядновой, просил беречь сына и на прощание произнес: «Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру». Мужу своей сестры Кати сказал, как о чем-то решенном: «Я ищу гибели. Надоело все».
Перед отъездом Есенин отправил своему приятелю поэту Вольфу Эрлиху телеграмму: «Немедленно найди 2–3 комнаты. 20-х числах переезжаю жить Ленинград. Телеграфируй», но Эрлих подходящей квартиры не нашел. Поэт хотел начать в Ленинграде новую жизнь – он привез с собой не только все свои вещи, но и рукописи, сборники, записи. Он собирался издавать журнал и работать над первым полным собранием своих сочинений. Приехав в Ленинград 24 декабря, Есенин поселился в гостинице «Англетер». Держался он настороженно и говорил, что за ним не то следят, не то собираются следить «люди из Москвы». Поэт боялся оставаться в номере и по вечерам и ночью подолгу сидел в вестибюле. Он просил никого не пускать к нему в номер, так как за ним охотятся, на него уже открыто несколько «политических» дел. В реальности же двенадцать из тринадцати дел были связаны с его пьяными дебошами. В состоянии опьянения Есенин начинал буйствовать, и его агрессия пресекалась милицией – отсюда «уголовные дела».
Да и вообще насчет гонений поэт, по меньшей мере, сгустил краски. Валентин Катаев пишет, что Есенин «был любимцем правительства». Ему вторит Владислав Ходасевич: «Всякий, сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян. Относительно же Есенина был только отдан в 1924 г. приказ по милиции – доставлять в участок для вытрезвления и отпускать, не давая делу дальнейшего хода». Когда летом 1925 г. поэт работал над «Персидскими мотивами» в Баку, его поселили на одной из лучших дач с огромным садом, фонтанами и всяческими восточными затейливостями, чтобы создать «иллюзии Персии в Баку».