Велик от Земли до Сатурна предел,
Невежество в нем я осилить хотел.
Я тайн разгадал в этом мире немало,
А смерти загадку, увы, – не сумел.
Трудно найти человека, у которого имя Пифагора не ассоциировалось бы с теоремой, названной его именем. Пожалуй, даже те, кто навсегда распрощался с математикой после школы, сохраняют воспоминания о «пифагоровых штанах», которые во все стороны равны, даже если не вполне четко представляют себе, что это значит. Самое забавное состоит в том, что соответствующее соотношение сторон прямоугольного треугольника было известно халдейским мудрецам задолго до Пифагора. Он – а может, кто-то из его учеников – лишь обобщил имеющиеся сведения и создал теорему. И вообще есть данные, что Пифагор за всю свою жизнь не написал ни одного научного или философского труда – они созданы его последователями, а Пифагору лишь приписываются. Правда, Диоген Лаэртский, указывает, что Пифагор все же написал три книги: «О воспитании», «О делах общины» и «О природе». А вот все остальное, что создавалось пифагорейской школой, просто приписывалось основоположнику по традиции. Кроме того, тайный и мистический характер пифагорейских изысканий, которые не подлежали разглашению за пределами школы, обусловил невозможность отделить вклад Пифагора и его ближайших учеников от результатов, полученных пифагорейцами позднее.
Вообще сведения о Пифагоре весьма и весьма противоречивы, мнения о его роли в истории научной и философской мысли расходятся самым кардинальным образом. Одни воспевают его педагогическую и политическую деятельность, а другие открыто обвиняют в мошенничестве. Вот что пишет один из самых оригинальных античных философов Гераклит: «Пифагор… занимался собиранием сведений больше всех людей на свете и, понадергав себе эти сочинения, выдал за свою собственную мудрость многознание и мошенничество». Да и рассказы об открытиях пифагорейцев в области математики и астрономии многими учеными рассматривались как мифотворчество: Э. Франк доказывал, что пифагорейской науки не существовало до 400 г. до н. э. В. Буркерт говорил, что научный вклад раннего пифагореизма был равен нулю, ибо нельзя считать наукой мистику чисел и игры с противоположностями типа «чет-нечет» и «предел-беспредельное».
Впрочем, в последнее время принято считать, что Пифагор и его первые ученики все же оставили свой след в науке. Задача состоит в том, чтобы найти этот след среди легенд и преданий, появившихся еще в эпоху раннего пифагореизма, но особенно распространившихся в первых веках нашей эры. Гегель следующим образом характеризует степень достоверности информации о жизни Пифагора: «Биография Пифагора дошла до нас сквозь призму представлений первых веков нашей эры – она написана более или менее в том стиле, в котором нам рассказывают о жизни Христа…»
Противоречивый образ Пифагора сочетал в себе черты гениального математика и религиозного проповедника, глубокого мыслителя и политического деятеля, создателя первой в истории человечества научной школы, не лишенной в то же время элементов явного шарлатанства.
О популярности Пифагора свидетельствуют монеты с его изображением и подписью «Пифагор», выпущенные в 430–420 гг. до н. э. в Абдерах. Для того времени это случай беспрецедентный. Во-первых, изображения философов на монетах стали появляться гораздо позже и, как правило, в их родных городах. Во-вторых, это вообще первый портрет на греческих монетах, во всяком случае, первый подписанный портрет.
В целом, никакому однозначному определению образ Пифагора не поддается, а наиболее частые эпитеты, применяемые к нему, – «легендарный» и даже «полумифический». Да, собственно, и Пифагор – это не имя, а прозвище, данное мудрецу за то, что он высказывал истину с постоянством Дельфийского оракула («Пифагор» значит «убеждающий речью»).
Что касается биографии Пифагора, то он сам в день своего 80-летия поведал ученикам, что его отец Мнесарх сразу после бракосочетания с Парфенисой направился с ней в Дельфы к Оракулу. Там им было сказано: «Пуститесь морем к Сирии, и дитя, прекрасное, как Аполлон, и мудрое, как Пифия, увенчает желание Парфенисы в Сидоне». «Это были слова Оракула, – продолжал Пифагор. – Ему нужно было иметь великую отважность в произнесении их, но они льстили отцу моему».
В общем, Пифагора считали отпрыском Аполлона и лишь на словах – сыном Мнесарха. Сохранилось и поэтическое свидетельство:
Фебу, Зевесову сыну,
Рожден Пифагор Пифаидой,
Той, что в Самосской земле
Всех затмевала красой.
Мнесарх, резчик по драгоценным камням, прибыл на остров Самос, расположенный у самых берегов Малой Азии, где около 580 г. до н. э. у него родился сын. Мальчик был сказочно красив, а вскоре проявил и свои незаурядные способности.
Отец часто брал ребенка в деловые поездки, благодаря которым у него развилась любознательность и желание познать новое. Кроме того, от путешественников и капитанов кораблей он узнавал о чудесных странах – Египте и Вавилонии, мудрость жрецов которых изумляла и манила его.
Среди учителей юного Пифагора традиционно называются имена Гермодаманта и Ферекида Сиросского (хотя информация эта не вполне достоверна). Целые дни юноша проводил у ног Гермодаманта, слушая стихи Гомера. Страсть к музыке и поэзии великого Гомера он сохранил на всю жизнь и, уже будучи признанным мудрецом, начинал день с исполнения одной из песен греческого поэта. Ферекид, второй учитель Пифагора, считался основателем италийской школы философии. Он направил взор ученика к природе и советовал в ней одной видеть главного учителя.
Пытливому уму юного Пифагора скоро стало тесно на Самосе, и он отправился в Милеты, где встретился с Фалесом – одним из семи мудрецов. Фалес посоветовал ему отправиться за знаниями в Египет.
В 548 г. до н. э. Пифагор прибыл в Навкратис – самосскую колонию, а оттуда, изучив язык и религию египтян, уехал в Мемфис. Несмотря на рекомендательное письмо фараона, жрецы не спешили передавать Пифагору свое тайное знание, предлагая ему сложные испытания. Но, влекомый жаждой к новому, он преодолел их, хотя, судя по последним данным, египетские жрецы не многому могли его научить. В то время египетская геометрия была чисто прикладной наукой, удовлетворявшей потребность в измерении земельных участков.
Научившись всему, что дали ему жрецы, Пифагор убежал от них и двинулся на родину, в Элладу. Он решился на сухопутное путешествие, во время которого его захватил в плен Камбиз, царь Вавилона, направлявшийся домой.
Пифагор знал, что Вавилон – величайший город мира. Грандиозная панорама города, раскинувшего свои дворцы и высокие стены по обоим берегам Евфрата, привела его в восторг и изумление. Вавилон не шел в сравнение ни с одним греческим городом, особенно поражали широкие, прямые улицы, на которых располагались трех-четырехэтажные дома.
Жизнь Пифагора в Вавилоне не была особенно трудной, так как великий властитель Кир был терпим к пленникам. Вавилонская математика оказалась более развитой, чем египетская, и Пифагору было чему поучиться у халдейских жрецов. Он составлял таблицы расположения звезд и небесных тел, изучал халдейскую теорию чисел. Видимо, отсюда берет свое начало числовая мистика, приписывание числам божественной силы, которая преподносилась Пифагором как философия.
В 530 г. до н. э. Кир двинулся в поход против племен Средней Азии и, воспользовавшись переполохом в городе, пленник бежал на родину. На Самосе в то время царствовал тиран Поликрат. Пифагор попытался создать свою школу (точнее секту, общину), в основу которой положил аристократическую идеологию. Школа вызвала неудовольство жителей и правителя острова, и философу пришлось покинуть родину. Он переселился в южную Италию – колонию Греции – и здесь, в Кротоне, повторил попытку основать школу.
О пребывании Пифагора в Кротоне сохранилось интересное свидетельство. Когда он прибыл туда, то расположил к себе весь город как человек много странствовавший, необыкновенный и богато одаренный судьбой. Пифагор обладал величавой внешностью, благородством речи и нрава. Произнеся долгую и прекрасную речь, он очаровал старейшин, собравшихся в совете, затем по их просьбе дал наставления юношам, после этого детям, собранным вместе, и, наконец, женщинам, которых созвали, чтобы послушать его.
Пифагор был человеком с сильными социальными и политическими убеждениями, а также глубоким чувством собственной значимости. Он был явным лидером и пророком, но человеком хитрым и склонным к мистификации, хорошо понимающим, что нужно делать, чтобы достичь успеха.
В частности, важную роль в его успехе сыграло то, что Пифагор прибыл в Кротон в тяжелый для города период и сумел использовать эту ситуацию в своих целях. Он, как пишет Диоген Лаэртский, «…соорудил себе комнатушку под землей и наказал матери записывать на дощечке все происходящее, отмечая при этом время [событий], а потом спускать ему [эти заметки], доколе он не вернется [на землю]. Мать сделала, как он сказал. А Пифагор некоторое время спустя вернулся [наверх] тощий как скелет, пришел в народное собрание и объявил, что прибыл из Аида, причем зачитал им все, что произошло [за время его отсутствия]. Те были так взволнованы сказанным, что заплакали, зарыдали и уверовали, что Пифагор прямо-таки божественное существо…»
В Кротоне Пифагор учредил школу – пифагорейский союз, который просуществовал более двух веков. Впрочем, это была не столько научная школа, сколько религиозно-этическое братство – нечто вроде монашеского ордена, члены которого обязывались вести «пифагорейский» образ жизни, включавший наряду с целой системой аскетических предписаний и табу также обязательства по проведению научных исследований. Сегодня такую организацию назвали бы тоталитарной сектой.
Устав пифагорейского союза определял условия приема и образ жизни его членов. В союз принимались свободные люди обоего пола, выдержавшие мн