Но думается, что дело не только в страхе перед новым заключением. Есть еще одно – Радищев, чудом избежавший смертной казни, проведший 10 лет в ссылке, казалось, дожил до реализации собственных идей. И тут все рухнуло в тартарары; оказалось, что его снова обманули – реформ не будет.
Возможно, что в условиях либерального царствования Александра I слова вельможи были пустым сотрясанием воздуха, но… Вот что они означали для Радищева: он слишком легко поверил в то, что жизнь в России меняется, а вся его законодательная работа бесцельна и бессмысленна. Да и легко ли дворянину (хоть и пережившему опалу) смириться с тем, что его судьба отныне и навсегда зависит от расположения чиновничьей сошки, что на самом-то деле он до конца жизни продолжает оставаться «подследственным» и решение по его «делу» может быть пересмотрено в любой момент.
Чувствуя невозможность осуществления своих идеалов, Радищев решил покончить жизнь самоубийством. И кто сможет упрекнуть его в том, что он решился на этот отчаянный шаг? Радищев знал, что дальнейшая жизнь в постоянном страхе означает для него бесчестье, и выбрал честь (тем более, что ценой отказа от своих убеждений один раз он уже выжил – повторить это снова он не мог). Тяжелобольной и сломленный Александр Радищев утром 23 сентября 1802 г. принял яд и после долгих мучений умер в возрасте 53 лет.
Факт самоубийства был тщательно скрыт, и его похоронили по церковному обычаю на Волковом кладбище как «умершего от чахотки». Могила Александра Николаевича Радищева затеряна, и ее местонахождение неизвестно.
САВИНКОВ БОРИС ВИКТОРОВИЧ
Пролитая кровь точно так же может быть символом беспомощности, как и разбитое окно.
«Пусть Эрну все-таки взорвет. Пусть повесят Ваню и Федора. Губернатор все-таки будет убит. Я так хочу. Внизу на площади под окном копошатся люди – черные муравьи. Каждый занят своей заботой, мелкою злобой дня. Я презираю их».
Борис Савинков – «профессиональный террорист», как он сам себя называл – довольно известная личность в истории русской революции. В студенческие годы он был опасным преступником, покушавшимся на жизнь видных государственных чиновников. Под псевдонимом В. Ропшин он писал книги, основанные на автобиографическом материале. Савинков был незаурядным человеком, ненавидя бюрократию и самодержавие, он не мог оставаться в стороне от революционных свершений. Революция – как борьба против режима, в которой приемлемы любые средства, – стала смыслом его жизни.
Борис Савинков руководил охотой на царских сановников и красных комиссаров, писал талантливые книги и сам был персонажем советских детективов. Им восхищались Уинстон Черчилль и Зинаида Гиппиус, Бенито Муссолини и Сомерсет Моэм. Хорошо знавший его А. Луначарский назвал Савинкова «артистом авантюры». Ему были посвящены кинофильм «Крах» (1969) и роман В. Ардаматского «Возмездие» (1972). Сегодня бурная и неоднозначная политическая деятельность писателя-террориста по-прежнему вызывает интерес, а проза В. Ропшина переиздается и экранизируется (роман писателя «Конь бледный» лег в основу еще не вышедшего на экраны фильма К. Шахназарова).
Если попытаться коротко изложить его биографию сухим языком энциклопедии, то получится примерно следующее: «Савинков Борис Викторович (литературный псевдоним В. Ропшин); Род. 19(31). 1.1879, Харьков; ум. 7.5.1925, Москва, русский политический деятель, один из лидеров партии эсеров, писатель. После окончания гимназии Савинков поступил в Петербургский университет, но за участие в студенческом движении был исключен. С 1898 г. входил в социал-демократическую группу. В 1901 г. принимал участие в социал-демократической группе пропагандистов Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»[31] и после ареста был выслан в Вологду. В 1903 г. совершил побег. В Женеве вступил в «Боевую организацию» эсеров. В 1903–1906 гг. один из руководителей «Боевой организации». Участвовал в убийстве министра внутренних дел В. Плеве, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. В 1906 г. арестован, приговорен военным судом к повешению, но бежал в Румынию. В 1907 из-за разногласий с руководством выходил из партии эсеров. В 1909 г. опубликовал повесть «Конь бледный», в которой выразил разочарование в террористической борьбе. В 1911 г. эмигрировал во Францию. Издал роман «То, чего не было» (1914), посвященный событиям Революции 1905–1907 гг. и показывающий распад партии эсеров. В годы Первой мировой войны (1914–1918) добровольцем служил во французской армии. После Февральской буржуазно-демократической революции 1917 г. вернулся в Россию. Был комиссаром Временного правительства при Ставке верховного командования, затем комиссаром Юго-Западного фронта, товарищем военного министра. Савинков поддерживал связи с Л. Корниловым, был членом реакционного «Совета Союза казачьих войск». Безуспешно способствовал созданию общей платформы между Л. Корниловым и А. Керенским. В сентябре 1917 г. не счел нужным давать объяснения своей деятельности ЦК, по его словам, не имеющему ныне «ни морального, ни политического авторитета», и был исключен из партии эсеров. Во время Октябрьской революции неудачно пытался освободить Зимний дворец. После Октябрьской революции 1917 г. участвовал в мятеже Керенского – Краснова; входил в антисоветский «Гражданский совет», образованный на Дону генералом Алексеевым; участвовал в создании Добровольческой армии. В феврале – марте 1918 г. создал в Москве подпольный контрреволюционный «Союз защиты родины и свободы». В 1919 г. за границей вел переговоры с правительствами стран-участниц Антанты о помощи белым войскам. Во время советско-польской войны 1920 г. был председателем «Русского политического комитета» в Варшаве, участвовал в подготовке антисоветских военных отрядов (С. Н. Булак-Балаховича и др.). В 1921–1923 гг. руководил шпионско-диверсионной деятельностью против СССР. В Париже в 1923 г. вышла его повесть «Конь вороной» о бесперспективности белого движения. Арестован 16 августа 1924 г. в Минске после нелегального перехода советской границы. На суде раскаялся в своих преступлениях, признал крах попыток свержения Советской власти. 29 августа 1924 г. был приговорен к расстрелу, замененному лишением свободы на 10 лет. В тюрьме Савинков имел возможность заниматься литературным трудом. Он написал и послал письма некоторым руководителям белой эмиграции с призывом прекратить борьбу против Советского государства. Покончил жизнь самоубийством».
Довольно впечатляющий «послужной список» для сорока шести лет жизни, не правда ли? Но вот вопрос: что побудило Бориса Савинкова (как, впрочем, и многих других) стать террористом? И еще – если он так серьезно занимался политикой, то зачем ему нужна была литературная деятельность?
Известно, что к террору прибегают тогда, когда мирные средства не дают результата; террор – это политика тех, у кого нет другого способа быть услышанными (во всяком случае, по их мнению). Терроризм не возникает из ниоткуда; за ним всегда стоит какая-то мощная идея, способная увлечь людей настолько, что они готовы жертвовать ради нее свободой и даже жизнью. Печально, но идея терроризма привлекает прежде всего молодежь – самую романтичную и радикально настроенную часть населения.
В начале XX в. Россия переживала глубокий политический, идейный и духовный кризис, общество утратило точки опоры и появились личности, предлагающие свой план социальных преобразований. В том числе таких, которые были связаны с кровавыми политическими убийствами, публичными расправами и террором, который в основном практиковали члены левых организаций (народовольцы, эсеры, большевики, анархисты и пр.). В «большой террор» шли женщины, поляки, евреи – все, кто чувствовал себя «человеком второго сорта» в царской России. К террористам присоединялись и наиболее вольнодумные из студентов. Страну захлестнула волна политических убийств: в 1905 г. эсерами было совершено 54 «акции», в 1906 г. – 82, а в 1907-м – 73. К 1914 г. эсеры совершили около 300 терактов (а ведь были еще представители «правого» терроризма: черносотенцы и т. п.). По некоторым данным, в России начала XX века совершалось до 600 терактов в год – чуть ли не два покушения ежедневно!
Губернаторов, жандармов, военных убивали за подавление рабочих и крестьянских восстаний – кровь за кровь! Общество рукоплескало террористам (при известии о смерти ненавистного России министра Плеве даже самые далекие от революции люди аплодировали), присяжные выносили оправдательные приговоры…. После гибели московского губернатора по столице ходили развеселые шутки вроде: «Наконец-то Великий князь пораскинул мозгами».
Читая воспоминания террористов (и особенно террористок), не устаешь удивляться тому, насколько они были романтичны и устремлены к высоким идеалам. Их поступки беспримерно жестоки, но не циничны; они казнятся тем, что от их рук гибнут невинные люди (но, разумеется, тут же списывают эти смерти на «царских сатрапов» – ведь если бы не «мучители», то не было бы нужды бросать бомбу и люди бы не пострадали). Каждый из них пришел в «бомбисты» после долгих нравственных поисков, и потому особое значение уделялось «этике террора». Например, выбор жертвы: карать следовало тех, кто считался крайним реакционером, мрачной и омерзительной личностью, – тогда теракт вызовет симпатии в обществе. Горячо обсуждалась тема «ухода с акта»: должен ли революционер скрыться и продолжить борьбу или, наоборот, сдаться, а потом со скамьи подсудимых рассказать, что толкнуло его на крайний шаг, и с достоинством принять казнь? Как относиться к попутной гибели случайных людей? Надо ли убивать царя – ведь казнь народовольцами Александра II вызвала толки, что «убили государя, отменившего крепостное право»? Все это были не досужие рассуждения, а важнейшие вопросы.