Окончательный результат ошеломил Толстого: несмотря на первоначально данное цензурным комитетом разрешение, пьеса была снова запрещена к постановке. Это оказалось для Алексея Константиновича тем большей неожиданностью, что императрица Мария Александровна, которой автор читал свои произведения, выказала ему восхищение. Несколько месяцев спустя Толстой писал: «Я не горжусь, что я русский, я покоряюсь этому положению. Когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов, до проклятой Москвы, еще более позорной, чем сами монголы, мне хочется броситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам Богом… Русская нация сейчас немногого стоит. Русское дворянство – полное ничто, русское духовенство – канальи, меньшая братия – канальи, чиновники – канальи. Смеем говорить о гнилом Западе. Если бы перед моим рождением Господь Бог сказал мне: граф, выбирайте народ, среди которого вы хотите родиться, я бы ответил: "Ваше Величество, везде, где Вам будет угодно, но только не в России"».
Толстой не примыкал ни к одному из политических течений. С годами в нем крепло чувство отчуждения, противопоставленности всему, что окружало его, он писал: «Я живу в таком уединении, что сделался подобен зельтер-ской воде, закупоренной в бутылки». Славянофилы отталкивали его своим квасным патриотизмом, а «всяких» либералов и революционеров Толстой почти ненавидел: «Печать в руках теоретиков-социалистов, журналы клеймят меня ретроградом, власти считают меня революционером». А на самом деле он не был ни тем ни другим.
В последнее десятилетие своей жизни писатель сочинял весьма разнообразные произведения: баллады в былинном духе («Роман Галицкий», (1870), «Илья Муромец» (1871)), лирические и сатирические стихи («История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» (1868, опубл. 1883); «Сон Попова» (1873, опубл. 1882)), поэмы «Портрет» (1874), «Дракон» (1875).
28 сентября (10 октября) 1875 г. Алексей Константинович Толстой скончался в своем имении Красный Рог, приняв чрезмерную дозу морфия. Медицинское заключение о причине смерти графа Толстого – «передозировка морфия» – констатирует факт, но не отвечает на главный вопрос: была ли смертельная передозировка результатом случайного недосмотра или обдуманного, преднамеренного расчета.
Безусловно, трудно провести черту между смертью из-за случайного превышения дозы и намеренным самоубийством, но «А. К. Толстого не принято причислять к самоубийцам, а между тем обстоятельства его смерти недвусмысленны, – считает Г. Чхартишвили. – Граф стал одной из многочисленных жертв медицинского невежества: врачи той эпохи еще плохо представляли себе пагубные последствия привычного употребления возбуждающих средств и часто прописывали морфий или опиум в качестве обычного лекарства».
Превозмогая многообразные хвори и физические страдания, граф давно уже стал морфинистом. Он постоянно увеличивал дозу морфия, что, естественно, приводило к серьезным психическим осложнениям. В последний период жизни у него даже началось раздвоение личности.
В 1870 г. Толстой писал друзьям: «Кстати, я уже во второй раз чуть было не умер». За год до смерти он подробно рассказывал о своих непереносимых страданиях: «Голова моя болит всякий день, но раза два-три в неделю она трещит, ноет, горит и разрывается вместе с шеей и спиною. Половина торса точно подвергнута настоящему обжогу раскаленным железом или кипятком, страдания невообразимые иногда до крика».
Граф Алексей Константинович Толстой умер в своем поместье, выпив целый пузырек морфия и одним махом покончив со всеми страданиями – физическими и душевными.
ТУРБИНА НИКА ГЕОРГИЕВНА
…Когда деньги закончились, женщина… поднялась на телевизионную башню и прыгнула вниз со 139-метровой высоты. Но так как в тот день дул сильный ветер, она разбилась не на асфальтовой площадке у подножия башни, а ее отнесло через все овсяное поле к самой кромке леса, где бросило на верхушки елей. Несмотря на это, она тут же, на месте, скончалась.
Бульварная пресса с благодарностью подхватила этот случай. Самоубийство как таковое, интересная траектория полета, тот факт, что речь здесь шла о художнице, подававшей некогда большие надежды и к тому же имевшей привлекательную внешность, – все это обладало высокой информативной ценностью. Состояние ее квартиры оказалось таким катастрофическим, что фотографам удалось сделать в ней живописные снимки: тысячи опустошенных бутылок, повсюду следы разрушения, порванные в клочья картины, комки пластилина на стенах и даже испражнения по углам комнаты!..
У психологов есть расхожая фраза: у одаренных детей будущее остается в прошлом. И еще обозначение – бывший одаренный ребенок. Это значит – несостоявшийся вундеркинд, «переросший» свой талант, как перерастают болезни. Или – ребенок, утративший свои способности из-за сильнейшей перегрузки. Как спортсмен, вынужденный покинуть большой спорт после травмы, или, например, певец, потерявший голос.
Вообще-то, очень небольшая часть одаренных детей, вырастая, реализует себя в той мере, которая соответствует их способностям; с ходу вспоминаются разве что Моцарт да Лермонтов… Намного больше забытых «маленьких гениев», которые по мере взросления становятся «как все», только намного инфантильнее и амбициознее. Правда, их амбиции, как правило, не связаны со стремлением к социальным успехам и самореализации, а сводятся к желанию заниматься только тем, что им интересно, и находиться при этом в центре внимания. Неприятное сочетание, не правда ли?
Но как осуждать человека, если знаешь, что с младых ногтей его взращивали в атмосфере преклонения, когда взрослые дяди и тети с подчеркнутым почтением прислушивались к каждому слову «чуда», да еще и освобождали от всего, что не связано со сферой его одаренности. И пока «обычные» дети набивали свои первые шишки, учились разрешать конфликты, мыть посуду, принимать совместные решения, страдать и излечиваться от неразделенной любви, зубрить неинтересные предметы и думать о будущей профессии, от вундеркинда требовалось лишь поражать окружающих мощью своего таланта. А когда вундеркинд вырастал и спрос с него становился больше, то вдруг выяснялось, что особых достижений ждать не приходится.
Почему? Потому что, как это ни странно, мало кто занимается развитием таланта одаренных детей, а не его эксплуатацией. Их ориентируют не на самореализацию в будущем, а на сиюминутные всплески и озарения. А ведь, как это ни банально, развитие способностей должно сопровождаться выработкой умения ставить цели и достигать их, навыков командной работы, понимания других людей. И чудо-детей (в отличие от «обычных») нужно этому специально учить, так как чаще всего им негде набрать этот опыт, поскольку они «выпадают» из социального окружения: со сверстниками им неинтересно, а старшие к себе не пускают – слишком малы.
Итак, «звездные дети» взрослеют и… Блестящие умы становятся рядовыми исполнителями, а в «звезды» выходят те, на кого не возлагалось особых надежд. Это становится трагедией для экс-вундеркиндов, развивших свои способности, но не приобретших психологических умений и навыков для их реализации. По некоторым данным, девять из десяти «бывших одаренных» считают себя полными неудачниками, твердят, что жизнь не удалась. И в самом деле: трудно осознавать себя «бывшим» в семьдесят лет, а каково это, например, в двадцать пять, а то и в шестнадцать? Каково понимать, стоя на пороге жизни, что главные достижения уже были? Видеть жалостливые или злорадные взгляды и слышать шепот за спиной: «Да-да, тот самый… Да ничего особенного, а ведет себя, как будто Нобелевскую премию получил…»? И «бывшие одаренные» (не все, но многие) приобретают невроз, приводящий иногда к необратимым последствиям.
Ярким примером нереализованности таланта – к сожалению – стала Ника Турбина, «ребенок-поэт», прогремевшая на весь мир в середине восьмидесятых и погибшая в полном забвении в начале нового века. Ее жизнь – это история амбиций взрослых людей, расплачиваться за которые пришлось Нике. Когда она умерла, газеты вспомнили о ней и запестрели заголовками: «Выросшая девочка-вундеркинд покончила с собой!» Ника разбилась, упав из окна пятого этажа. За два года до того она уже падала (а может, выпрыгивала?) и тоже с пятого этажа, но другого дома. Тогда ей повезло, а во второй раз судьба ее не пощадила.
В 2000 г. режиссер Анатолий Борсюк выразил свое впечатление от встречи с Никой: «Ей 26 лет, вся жизнь впереди, а такое ощущение, будто она уже ее прожила почти до конца». А через два года Ники не стало. Она погибла, не дожив до 28 лет.
А как красиво все начиналось!.. Издание первого поэтического сборника в девять лет, покровительство Евгения Евтушенко, гастроли по всему миру, интервью, запись пластинки на фирме «Мелодия». Ее первыми словами были: «А есть ли душа?» В два года она начала рифмовать, и мама с бабушкой записывали за ней стихи, которые, по словам бабушки, буквально распирали Нику. Позже, когда ей было уже семь, она выходила на сцену перед огромным залом, маленькая, но очень серьезная девочка с прической, как у Марины Цветаевой, и читала взрослым голосом свои стихи. В десятилетнем возрасте на гастролях в США она сообщила, что мечтает о большой кукле и Микки Маусе – просто прелесть что за девочка. В двенадцатилетнем возрасте Ника получила в Венеции «Золотого льва» – престижную премию в области искусств, высший знак поэтического признания. Она стала вторым в СССР поэтом, получившим его, после Анны Ахматовой. Все умилялись: она отбила у льва лапы, чтобы проверить, правда ли он золотой. Ее спрашивали, кем она хочет быть, и Ника уверенно отвечала – актрисой, удивляя всех вокруг: как это, с таким поэтическим даром, и вдруг театральное поприще.
Пока ее слава гремела, с ней работали профессора медицины, экстрасенсы и поэты. Какими только эпитетами ее не награждали! Ее называли эмоциональным взрывом, блистательным талантом, пришельцем из космоса, ребенком-Пушкиным, поэтическим Моцартом и просто последовательницей творчества несравненной Ахматовой.