Когда Лидия подверглась нападению, Набонид понял, что расчеты его оправдались. Он пытался объединиться с Египтом, чтобы оказать помощь Лидии, но помощь оказалась неэффективной. На самом деле она была хуже чем бесполезной, ибо дала Киру все необходимые поводы к войне против Вавилона.
В 539 г. до н. э. наступил финал. Набонид, неспособный к активным военным действиям, поручил оборону города сыну Валтасару, но не было обороны, о которой стоило бы говорить. Кир был мастером психологической войны и сумел договориться со жрецами Мардука, которых недовольство Набонидом легко привело к предательству. Так Кир получил мощную пятую колонну в самом городе, который и сдался практически без выстрела. Библейская книга Даниила говорит, что Валтасар пировал, даже когда персы готовились штурмовать город, но этот рассказ несправедлив к несчастному полководцу. Он вел свои войска так хорошо, как мог, и погиб в схватке за стенами города. Набонид был сослан далеко на восток, и Халдейская империя пришла к концу всего через восемьдесят лет после того, как была создана.
Кир выполнил условия сделки. Как только он вошел в Вавилон, он сразу вернул жрецам Мардука подобающее, по их мнению, место. Более того, он сам намеренно взял на себя обычные жреческие функции вавилонского царя и показал себя как смиренный служитель Мардука. В результате жрецы щедро расхвалили его и удержали город от восстания после его ухода.
Кир был единственным завоевателем, понимавшим достоинства мягкости в противоположность террору. Обращаясь с побежденными мягко и с уважением, он покорял их и был способен прочнее утвердиться на менее кровавом троне и править большей территорией, чем любой завоеватель прежних времен. Новый завоеватель стяжал себе бессмертную славу другим простым проявлением доброты. Он разрешил ссыльным в Вавилоне вернуться на родину. Сюда были включены евреи, большие группы которых сразу же вернулись в Иерусалим. Второисайя восхваляет Кира до небес за этот акт, и библейское восхищение благородным завоевателем поддерживало высокую оценку Кира вплоть до нашего времени в глазах сотен миллионов людей, которые иначе никогда и не слышали бы о нем.
А «Пир Валтасара» стал одним из сквозных сюжетов европейской литературы и искусства. Приведем только один, очень известный пример – куплет из революционной песни:
А деспот пирует в роскошном дворце,
Тревогу вином заливая,
Но грозные буквы давно на стене
Чертит уж рука роковая…
Сейчас многие забыли, какого «деспота» имели в виду те, кто пел эту песню. Можно, конечно, поставить на его место какую-нибудь современную фигуру и злорадствовать злободневности своих мыслей. Но, наверное, библейский образ правильнее будет осмыслить через традицию Библии. И тогда «грозные буквы» возвестят не победу человека над человеком, а утверждение добра и только добра, поскольку речь идет о восстановлении божественного совершенства мира, зло же абсолютно не присуще Богу. А «деспот» – быть может, он порой пирует в нас самих?
В поисках вечной жизни
Были времена, когда люди не знали, что смерть – неотвратимый конец жизни. Они погибали от когтей хищников и от рук врага, от голода или стихийных бедствий. Как правило, первобытный человек не доживал и до тридцати лет. Когда же наши помудревшие предки убедились наконец, что смерть – не прихоть злых духов и не грустная случайность, они задались целью избежать ее. Так появились магические обряды и амулеты, колдовские заклинания, словом, началась первая «научно-практическая программа» в истории человечества – проект «Бессмертие». Как ни странно, эта программа стала и самой длительной, поскольку продолжается со времен неолита до эпохи генной инженерии…
Даже те, кто уже признал неминуемость смерти, не сразу согласились, что она – повсеместна. Люди верили, что есть далекие края, волшебные царства, где нет «костлявой» или же известны надежные способы защиты от нее. Так, Гильгамеш, герой великого эпоса Междуречья «О все видавшем», совершает опасное путешествие в поисках цветка вечной жизни. «На две трети бог, на одну треть – человек», – говорится о Гильгамеше в воспевающем его подвиги древнем героическом эпосе. Гильгамеш был больше чем полубог, но все еще в достаточной мере человек, чтобы умереть.
Животные, даже самые смышленые, не знают, что их ждет смерть. Им не знакомы понятия «прошлое» и «будущее»; они не раздумывают о будущем, не ломают себе над ним головы. Часто предчувствуют они грозящую опасность, жалобно повизгивают, проявляют беспокойство, но и тогда не разделяется для них сегодня и завтра, жизнь и смерть, земной и потусторонний мир. Человек – единственное существо на земле, которое может – и вынуждено – размышлять о подобных вещах. Об этом уже 4600 лет назад размышлял и Гильгамеш, царь Урука, города-государства в Шумере.
В моем городе люди умирают, сердце печально!
Люди умирают, на сердце тяжело!
Я взглянул со стены, увидел трупы, плывущие по реке.
А я? И меня ждет та же судьба?
Да. И меня ждет та же судьба.
От пенящихся вод Буранунны – так называли в древности Евфрат – отправился он со своими воинами в глубину гор, поросших кедрами, чтобы снискать себе непреходящую славу. Затем, после смерти своего друга Энкиду, раненного в битвах, отправился Гильгамеш один-одине-шенек, чтобы бродить по пустыням, всходить на горы, пробираться сквозь пропасти, сойти во тьму чрева земли, вновь выйти под пламенеющее небо, перебраться через море смерти и наконец из уст своего предка Утнапишти, ставшего богом, услышать то, что он и так уже знал: «Ярая смерть не щадит человека. Разве навеки мы строим дома? Разве навеки мы ставим печати? Разве навеки делятся братья? Разве навеки ненависть в людях? Разве навеки река несет полые воды?»
Все это расскажет Утнапишти, расскажет и пережитую им в прошлом историю потопа, когда люди, словно сбившиеся в кучу дохлые рыбешки, плавали в море, но затем он все-таки даст Гильгамешу надежду. Если выдержит герой испытание – не будет спать шесть дней и шесть ночей, то вместо преходящей жизни будет дарована ему вечная.
Гильгамеш смертельно устал. Он был так измучен, разбит дорогой, что напрасно пытался бодрствовать. Сидя, склонился он, упал на землю как мешок и спал без просыпа целых семь дней. Но жена Утнапишти, пожалевшая горестного странника, дает ему еще один спасительный совет:
Я открою, Гильгамеш, сокровенное слово,
И тайну цветка тебе расскажу я:
Этот цветок – как терн на дне моря,
Шипы его, как у розы,
Твою руку уколют.
…На самое дно моря спустись ты
и ищи, пока не отыщешь
траву, что похожа на стрелы
наконечника, на колючку терновника,
на шип на стебле розы…
Эту траву срывай смело;
и не бойся – хоть она тебя уколет! —
ты ее сорвать, взять в рот
и проглотить ее, зубами размельчивши!
Если ты проглотишь траву жизни,
молод будешь и тебя не коснется
старости власть, что все перемелет!
Если этот цветок твоя рука достанет,
Будешь всегда ты молод.
Гильгамеш привязывает к щиколоткам ног тяжелые камни и прыгает в воду. Камни утягивают его на дно моря, там «в слабом свете, проникающем сквозь толщу воды, ощупью, ползком и на четвереньках» ищет он траву жизни и когда находит ее, то, «не обращая внимания на кровь, шипы, быстро срывает». Затем берет нож и срезает с ног каменный груз, чтобы снова всплыть на поверхность.
Трава у него. Он мог бы тут же съесть ее, но он прячет ее под одеждой, потому что хочет отнести домой: «чтобы досталось и мужчинам, и женщинам, и малым детям; пусть старость больше не терзает народ огражденного Урука…»
Но Гильгамешу не удается уйти далеко. Бредя по дороге к дому, он решает искупаться в оказавшемся на пути зеркально чистом водоеме; но пока он плещется, фыркает в воде, к одеждам его подползает змея, она чувствует запах травы и утаскивает ее.
Выйдя из воды, Гильгамеш сразу же хватается травы – и не находит ее. Он бледнеет, заливается слезами, разражается сквозь стоны проклятиями. «Для кого же кровью истекало сердце? – спрашивает он. – Себе самому не принес я блага, не принес я блага и людям Урука!»
Так возвращается Гильгамеш на родину, измученный, терзаемый горем, с пустыми руками. Обо всем этом сообщает нам, выражающей сожаление толпе поздних потомков, клинописный эпос, начерченный в свое время на глиняных табличках, найденных спустя тысячелетия в песках пустыни.
Конечно, можно сказать: а что нам за дело до Гильгамеша? До этой старой сказки? Да, можно сказать, если бы мы сами примирились со смертью. Но мы и сегодня, вместе с давно увядшим Гильгамешем спрашиваем: «А я? И меня ожидает та же участь?» – И каждый вынужден дать себе тот же ответ: «Да, такова и моя участь».
Древнегреческие боги были бессмертны, поскольку вкушали волшебную пищу – амброзию. В индийской мифологии пища богов называется весьма похоже – амрита… Скандинавская «Эдда» повествует о молодильных яблоках. А если верить Библии, «дерево жизни» росло и в райском саду.
Особенно распространенным был миф об источниках живой воды. Как знать, не легли ли в его основу реальные сведения о целебных минеральных водах? Арабскому ученому ибн Баттуте путешественники рассказывали, что ручей воды бессмертия течет в Китае, впадая в море где-то под Кантоном. Сами китайцы «размещали» такой ручей в Индии. По некоторым сведениям, с ними был согласен Александр Македонский; говорили даже, что именно для поисков чудо-воды царь и затеял свой индийский поход.
В пору античности и средневековья наиболее передовые мыслители Востока и Запада, перестав верить мифам об источниках вечной жизни, якобы бьющих в далеких странах, сами взялись за поиски средства, намного или даже бесконечно продлевающих жизнь. Блаженный Августин, известный богослов IV столетия, писал, что человека делает смертным… деторождение.