Первоначальные функции Аполлона дают почву для интересных рассуждений. Это бог, связанный с небом и солнцем, стрелы его – жаркие лучи, которыми он губит посевы. Одновременно Аполлон – пастух и земледелец, которому приносят в жертву первые ростки различных растений. Так почему бы не сравнить его с тем, с кем на славянской почве связана идея неба, солнца, плодородия, ритуальных костров в день летнего солнцестояния? Со славянским Купалой? Может быть, напрасно мы принимаем Купалу за простую куклу, которую «хоронят» каждый год?
Корни Купалы пока не ясны. Лишь прочность традиций, археологические находки древнейших культовых кострищ, связь с землей и пастушеством позволяют судить о его глубокой архаичности. Вспомним, мать Аполлона – Лето, сестра – Артемида. Но и Купале Лада приходится матерью, ведь она мать-рожаница всего сущего, в том числе и богов, следовательно, Леля – его сестра. Дары гипербореев всегда завернуты в пшеничную солому – из соломы и чучело Купалы. Во время июньских празднеств Аполлона, как пишет А. Ф. Лосев в своей «Античной мифологии…», приносились человеческие жертвы: мужчину и женщину, увешав гирляндами, гнали вокруг города, а потом сжигали. И у праславян засвидетельствовано сжигание двух кукол, мужской и женской, в древних кострищах найдены человеческие кости. Не исключено, что кукла – отголосок реальных человеческих жертвоприношений. Об этом свидетельствуют и песни, сопровождающие похороны Купалы.
Аполлон каждый год отправляется на север в колеснице, влекомой лебедями – ритуальными птицами, связанными с водой. И сам он рожден посреди воды, на плавучем острове. Вместе с тем Аполлон олицетворяет собой бессмертный огонь. Таким огнем у славян назывался ритуальный огонь, добываемый трением специально для культовых празднеств. В ночь на Купалу огонь вступал в противоборство с водой: зажженные на кострах обрядовые огненные колеса спускались под откос в реку. Интересен и мотив лебедей. В землях сколотов археологи нашли у огромных кострищ вырезанные в земле лебединые фигуры. Лебедиными перьями украшен шлем Купавона, союзника Энея – одного из главных защитников Трои, а отец Купавона, Кикн, – человек, превращенный в лебедя. На севере Италии долгое время сохранялся культ божества Купавона, сходный со славянским культом Купалы. Географически он лежит между областями поклонения Купале и Аполлону, в связующем центре на пути гиперборейских даров. Да и на слух Купавон – это нечто среднее между Купалой и Аполлоном.
В греческом языке ударение в имени божества ставится на втором слоге, как и в английском. Вспомним: «Союз – Аполло». Если попытаться реконструировать праславянское звучание имени Купала, то получится примерно следующее: Кополо(н) – с носовым, пропадающим «н» в конце слова. Удвоение «л» для многих индоевропейских языков характерное явление, как и утрата согласной, например «Италия» первоначально была «Виталией». Следует учесть и тот факт, что имя нового божества воспринималось не по смыслу, как, скажем, греческое Гея в значении «земля», а как имя собственное, готовое и не требующее осмысления. Поэтому оно и «не переводится» с греческого, поэтому подвержено искажениям. Так трансформация праславянского «Кополо» в русский язык как «Купала» и в греческий как «Аполлон» становится объяснимой.
Внешне Аполлон выглядит варваром. Гомер постоянно подчеркивает: «не стригущий власов», «длиннокудрый». Это не просто деталь, а характерная черта в описаниях «северных варваров» греческими, а позже и римскими авторами. Спутник Аполлона волк, а сам он «ликийский», то есть волчий, превращающийся в волка. А ведь волк-оборотень – заметный персонаж славянской мифологии, доживший в сказках до наших дней. И Аполлон, и Купала вечно молоды, как молоды и их поклонники, участвующие в игрищах. И там, и здесь важна роль девушек. Гиперборейки специально прибывают издалека на Делос для участия в аполлоновых торжествах. На Купалу девушки разжигают костры, ходят по полю с факелами, поют.
Сходна светоносность Аполлона и Купалы. Она в двойственности поклонения солнцу: оба являются божествами солнца и света, но непосредственно небесное светило не олицетворяют, для этого есть соответственно Гелиос и Хоре. Для Купалы характерны темы целебных трав, скота, угадывания и розыска кладов, змей. И Аполлон – целитель, пастух, гадатель, змееборец: он убивает чудовищного Пифона. И «близнечный миф» не чужд обоим: Аполлон и Артемида – близнецы; в купальской теме хорошо известны брат и сестра близнецы, Иван-да-Марья. Далеко не случайно даже то, что Аполлон и Артемида оба «стреловержцы» и «луконосцы» – именно такими, искусными лучниками, видели варваров-северян древние обитатели Греции.
Аполлон – покровитель поэтов и музыкантов. От античных авторов мы знаем, что варвары слагали свои законы в виде песен, чтобы они не забывались, чтобы удобнее было передавать их из поколения в поколение – ведь письменность была им неизвестна. Слагались племенные предания, обрядовые песнопения, эпические произведения. Более поздние из них, былины, читавшиеся нараспев, знакомы и нам. Бог таких «варваров», естественно, представал покровителем народных певцов, боянов, а затем превратился в покровителя поэтов и музыкантов вообще.
Так откуда же пришел Аполлон в Грецию, с севера или с востока? Для того чтобы выяснить это, необходимо перейти от богов к людям, к народам, пронесшим своих кумиров через пространства и время. В Северном Причерноморье середины II тысячелетия до н. э. жили сколоты. Это название сохранилось до середины V в. до н. э., когда его засвидетельствовал Геродот. Но история сколотов значительно древнее – вспомним про воинственные северные племена культуры курганных погребений. И если праславяне Подунавья шли, судя по всему, на Балканский полуостров с севера, то их сородичи, обитавшие восточнее, продвигались в том же направлении в Малую Азию. В принадлежности сколотов к праславянам сомневаться не приходится, это убедительно доказал академик Б. А. Рыбаков в своей книге «Геродотова Скифия». Присутствие предков в Северном Причерноморье и Таврии глубоко залегло в народной памяти славян, именно в тех местах располагался «ирий», загробный мир более поздней славянской мифологии.
На юг с одной обширной прародины вели два пути.
Значит, существовали два основных направления проникновения в Средиземноморье праславян, а с ними и культов их богов. При таком объяснении проблемы – откуда пришли в Грецию чуждые боги, с севера или с востока, из Подунавья или из Малой Азии – становится ясно – с обеих сторон и примерно в одно время, во второй половине II тысячелетия до н. э. Конечно, это не было великим переселением народов. Основная масса праславян оставалась на родине, но наиболее подвижная прослойка устремлялась в оживленные и богатые приморские области. Процесс, характерный для всех индоевропейских народов того времени.
По всей видимости, носителями культа божества Кололо, сохранившего в себе основные черты покровителя пастухов и земледельцев, была племенная молодежь. По Б. А. Рыбакову, исходная точка многообразного облика Аполлона связана со скотоводческой, пастушеской средой. Молодые воины-пастухи двигались на юг, вовлекая в это движение племенную молодежь других народов. Возможно, и сами они были вовлечены в это движение в качестве составной части. Оседая на новых землях, пришельцы постепенно смешивались с местным населением, привнося при этом элементы своей культуры.
Что же двигало переселенцами? Почему они отрывались от своего народа, устремлялись в далекие края? Сама жизнь в те времена мыслилась бесконечным, медленным движением. В середине II тысячелетия до н. э. закончилось расселение по Европе кочевых пастушеских племен, в том числе и праславянских. Последними были прочно заняты, включая и промежуточные территории, земли Подунавья, бассейны Одера, Вислы, Днепра, а также Северное Причерноморье. Благодаря длительным контактам древних индоевропейцев, еще не успевших обособиться друг от друга, земли к югу не были неведомыми. В то же время резкое увеличение численности племени, связанное с началом оседлого образа жизни и ростом материального благополучия, заставляло отправлять часть молодежи на «новые места жительства».
Для тех, кто остался на прародине, Кополо по-прежнему был мирным богом, отвечающим за плодородие, скот, благосостояние и солнечный свет. Со временем он вытесняется в сознании людей на второй план более могущественными богами, теряет многие свои качества и превращается в обрядовую, сжигаемую куклу. С приходом христианства к его имени добавляют привнесенное имя и он становится знакомым нам Иваном Купал ой.
У бога переселенцев иной путь. Чужие божества теряли свои функции, приобретали новые или же совмещали и те и другие. Видимо, так случилось и с Кополо, знаменем переселенцев. Для них самих он оставался добрым богом, заботящимся о благосостоянии и здоровье, и одновременно он же как «бог-воин» вел их в поход. Для племен, подвергшихся нападению с севера, Кополо был тем самым «губителем», каким запомнился «микенским грекам». Но прошли сотни лет – ив сознании потомков аборигенов и переселенцев уже формируется нечто обобщенное: Аполло, который и губитель, и целитель, и свой, и чужак. Память выковала странный, необъяснимый с точки зрения местной эволюции образ. Усиливается он и тем, что одновременно идет с востока, из Малой Азии.
Отдельные «кополо», пришедшие с родины разными путями, сливаются в Средиземноморье в единого, многофункционального бога, который в течение веков переносит основательную творческую обработку в условиях расцвета мифотворчества и культуры в целом и становится знакомым нам Аполлоном. Еще до этого он прибывает вместе с Энеем в Северную Италию, где он вовсе не чужак, но и не совсем свой. Проходит тысячелетие, Аполлон поднимается вверх по ступенькам и наконец занимает одно из ведущих мест в пантеоне богов могущественной Римской империи.
Великий труженик Геракл
Геракл – самая популярная фигура в греческой мифологии. Народной фантазией он был помещен в Микенскую эпоху, за одно поколение до Троянской войны. Правда, все, что можно отнести к нему как к царю Микенской эпохи, сводится к его связи с микенскими городами Тиринфом и Фивами, к его имени, означающему «прославленный богиней Герой» и воспринимающемуся как обычное мужское имя. Его смерть считалась настолько достоверной, что Ахилл в «Илиаде» упоминает ее как доказательство того, что человек, даже находящийся под несомненным покровительством богов, должен умереть.