50 знаменитых загадок древнего мира — страница 98 из 102

Вот, казалось бы, и вся разгадка священного числа 12. Все – от Луны! Но как-то не решается рука окончательно поставить точку. Как объяснить, например, что не только Платон и пифагорейцы говорили о скрытой структуре мира в виде додекаэдра? Похоже, и современные астрономия, геофизика и астрофизика находят тому подтверждение?..

Оказывается, найти разгадку числовых символов непросто. Может быть, она затаилась в глубинах Вселенной и ждет новых исследователей?

Заклятые друзья

Змея «взята в работу» фантазией с незапамятных времен – история культуры буквально кишит змеями. Змея занимает почетное место во многих религиях мира: ей поклонялись древние египтяне, ее почитали корейцы, тибетцы и американские индейцы, «уважали» в Древней Греции и Риме.


Первый же письменный памятник упоминает змею, в которую превращается шумерский бог Эа, дабы похитить у Гильгамеша с трудом добытое бессмертие. С тех пор каких только обликов она ни принимала.

С первобытных времен у человека с змеей натянутые отношения. Ненависть к ней – инстинктивная, едва ли не генетическая – все еще тлеет в нас: должно быть, змеи свили прочное гнездо в нашем подсознании, если «вползают» в сны даже горожан, никогда их вживе не видевших.

Временами ненависть доходила до благоговения, до обожествления врага – культы змей отмечены на всех континентах, хотя офилатрия (змеепоклонство) и страх-ненависть почти всегда смыкаются и не зря – почитание змей часто выливалось в их ритуальное убийство.

Чем страшней и невероятней были змеи-выдумки, тем меньше боялись настоящих. Не этим ли объясняются нескончаемые фантазии на змеиные темы? Получается, что, сколько род людской живет, все старается вытеснить змей из своего сознания.

Змея действительно обладает некоторыми невероятными качествами:

– разверзнутая пасть с огромным жалом/зубом, таящим яд;

– немигающий взгляд, гипнотически завораживающий жертву;

– холодная кожа/кровь, подчеркивающая ее отчужденность от нас, жизнерадостных и теплокровных;

– пресмыкание, т. е. передвижение без помощи ног, коими обладают все порядочные твари Божьи;

– некая злокозненная мудрость/хитрость, позволяющая ей поражать свою жертву и чаще всего неожиданно (исподтишка);

– змея проникает в любые щели и расщелины, т. е. как бы проходит сквозь стены;

– змея обвивает и душит (не ей ли мы обязаны изобретением веревки и смертной казни через повешенье?);

– именно змею, в компании с пауком и скорпионом, как правило, обнаруживает герой в своей постели;

– змея поглощает и переваривает жертву размером гораздо более себя;

– змея сбрасывает кожу, – но это наименьший из ее грехов, поскольку гораздо хуже то, что с ней так или иначе связан ожидаемый в различных культурах конец света, а это уже действительно страшный грех.

Русский язык решительно развел, не давая спутать, добычу змееловов и трофеи змееборцев: змея – змей. К тому же никакие исторические ухабы не вытряхнули из нашего языка и третье слово – «змий» (исключительно для библейского искусителя). Самые популярные в русском эпосе Змей Горыныч и Тугарин Змеевич. Они крылаты, поэтому это скорее драконы. Но в русских сказках хватает и змей. Ползучих (под ними трава горит и сохнет) и тех, что с виду богатыри, а голова – змеиная.

Народное поверье приписывало змее-медянке слепоту. Прозревает она единожды в году – на Иванов день – и тогда бросается на человека или зверя, пробивая свою жертву насквозь (схожее поверье о змее, которая стрелой влетает в пасть крокодила и пробивает ему бок, бытовало у романских народов). В славянской мифологии змеи имеют своего царя, им, в частности, считался и василиск.

Издревле людей поражала живучесть змей. Продолжавшее извиваться разрубленное тело вызывало трепет и благоговение перед особой жизненной силой змеи. «Нарисуй двух змей, мой мальчик, – писал в I в. римский поэт Флакк, – и место станет святым».

Но змея могла и смертельно укусить – и тут уж гаду ползучему не избежать было олицетворения с силами зла, тьмы, преисподней. Вспомнитм только греческий миф о Тифоне – чудище с сотней змеиных голов, способных на лай, рык и шип. Тифон, низвергнутый под землю в наказание за бунт против Зевса, лежит там связанный и извергает пламя и сотрясает почву; от брака его с полуженщиной-полузмеей Ехидной рождались сплошь чудовища, включая Химеру и лернейскую гидру…

Низменно-земной символизм змеи являл себя и в ее схватке с орлом – олицетворением света и добра. Мотив древний – его находят уже на кубке шумерского правителя Гудеа (XXII в. до н. э.) – и очень распространенный. Достаточно вспомнить старинный герб Москвы – Георгия Победоносца и символ Санкт-Петербурга – Медного всадника (в обоих случаях всадники, естественно, ассоциировались с орлами). В века, когда писатели завершали романы исключительно торжеством добродетели, печатники злоупотребляли книжной концовкой – гравюрой орла со змеей в когтях.

Перебывав на медалях и гербах десятков королей, эта пара перекочевала к Наполеону. Его брат правил в Мексике, и там высшее божество майя – солнце – принимало форму орла, убивающего змею и кролика – символы ночного неба и луны…

В индуистских мифах происходила та же вселенская битва – между мудрым змеем Нагом и птицей Гарудой. В буддистских мифах семиглавый Наг увидев, что Будду под деревом мочит дождь и сечет ветер, обвился вокруг медитирующего и простер над ним зонтиком свои семь голов (в благодарность Будда наставил его на путь истины). А дочь Нага – в облике девушки – с истинно змеиной хитростью вырвала ночь любви у целомудренного юноши Арджуны. «Ты обязан помогать несчастным, – сказала она, – а разве я не несчастна в любви к тебе?»

Змея в когтях орла в античные времена не раз трактовалась как победа патриархата над матриархатом: змея означала женское начало и сакральную мудрость. Гомеровские греки видели в орле с окровавленной змеей в лапах доброе знамение: Троя падет. Орел-Зевс одолеет змеиное «женское» начало, ибо кто как не Афродита толкнула Елену нарушить святой закон патриархата и бежать с Парисом! А на острове Корфу почитали богиню Медузу, ставшую змеевласым чудищем Горгоной (при матриархате змеиные атрибуты Медузы, как у многих богинь древности, обозначали лишь бессмертие и святость).

Потом, в ветхозаветных книгах, и змей (теперь уже мужского рода) стал дьяволом, змием. Через него в мир вошел грех. Но и торжественно проклятый богом, змей продолжал оставаться символом мудрости: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог».

Для христиан змея представлялась существом двуликим, стихийным смешением добра и зла. Из средневекового «Бестиария» можно вычитать, что мудрость вызывала опасливое недоверие давным-давно, когда и сама мудрость была лишь очередной ступенью невежества. И Моисей в пустыне оберегал соотечественников от хворей и змеиных укусов с помощью… бронзового змея! (Лишь века спустя жрецы истребили среди древних евреев поклонение Яхве в виде змеи.) В самой Библии была заложена «двойственность» змеи. «Будьте мудры, как змеи, и безгрешны, как голуби», – говорит Сын Божий, будто не помня об Отцовом проклятии змеям: ползать на животе своем и есть прах…

Это наставление Христа открывает рассказ о змеях в книге II–III вв. «Физиолог». Текст, стократно повторенный бестиариями и обросший новыми выдумками, сообщал следующее:

«Нравоописатель сказал: три нрава у змеи.

Первый нрав: когда стареет и ослабевают глаза, и желает помолодеть, приступает к посту и тянет пост сорок дней и сорок ночей, пока не ослабевает кожа. Тогда ищет расщелину, входит твердо, сбрасывает старую кожу и молодеет.

Второй нрав змеи: когда идет к реке пить воду, не берет своего яда с собою, а изливает в пещере. Так и нам следует, когда собираемся пить живую вечную воду и слушать божественные слова в церкви, не брать с собою яду земных, полных мерзости страстей.

Третий нрав: когда видит голого человека, то страшится, а если видит одетым, нападает на него. Так, пока отец наш Адам был в раю, злой диавол не дерзал устремиться на него».

Змея, проползающая сквозь щель и сбрасывающая старую кожу, была привычной иллюстрацией к тексту бестиариев. Но если бы воображение довольствовалось этими тремя «нравами» змеи! Нет, каждый рассказчик в средние века прибавлял все новые «нравы» и уподобления. Тут и любимый образ иллюстраторов и архитекторов – змея в траве или среди цветов и листьев (затаенное коварство и лицемерие). И змея, пригретая на груди (по рассказу о легендарном императоре, который совершил подобную глупость). А уж раздвоенный язык давал повод изобличать и женские сплетни, и злонравие, и зависть…

В период, когда связь с дьяволом понимали буквально, людская фантазия к змеиному телу развратного дьявола прикрепила руки-змеи и вдобавок еще раздвоенный фаллос-змей. (Похожий мотив встретим и в индийской мифологии: у одного божества и язык и фаллос заканчиваются змеиной головой.) Эти образы нисходили к первобытному мышлению, когда змея была тотемом с ярко выраженным фаллическим значением. Следы этой символики проявляются и в наше время: молодые неаполитанцы по сей день покупают любовный амулет – резное изображение фаллоса, обвитого змеей, а в Индии желающие забеременеть женщины оставляют во дворе храма или у священного дерева каменное изображение пресмыкающегося…

При распространенной средневековой страсти к уподоблениям и аллегориям каждый символ расщеплялся на множество смыслов. Змий был воплощением мудрости, обновления «ветхого человека» – и одновременно ипостасью дьявола, низким искусителем, лицемером. Мало того: змий олицетворял женщину с ее хитрым и коварным характером (точнее, Лилит, первую и неудачную жену Адама, которая из злобы подвела соперницу под гнев Божий). Недаром рисунки «Бестиария» представляют змея грудастым, с женским лицом; средневековые живописцы догадываются дать Лилит-змию руки, дабы протянуть Еве роковой плод.

В эпоху Возрождения змея как бы «секуляризуется». Расцветает причудливая эмблематика и входит в моду изображение змеи, кусающей себя за хвост, – осознанное возвращение к древнеегипетскому пониманию времени, вечности и бессмертия. На одной из таких эмблем нарисован змей, который заглатывает свой хвост, поднимаясь из пучины морской. Внутри кольца русалка и подпись: «Бессмертие через книжность» (книжная мудрость – это русалка и ее песни). В XVI в. уже не зазорно было польстить английской королеве, сказав, что у нее змеиная голова: змея стала аллегорией Благоразумия и Осмотрительности, преемницей богини мудрости Минервы.