Прекрасна была и его жизнь, такая короткая и, по представлению многих, яркая и праздничная, как фейерверк. Андрей, совсем как его блистательный, легкий и воздушный Фигаро, чаще всего производил на окружающих впечатление такого же беспечного, зажигательного, не знающего грусти, порхающего по жизни человека. Но этот раскрепощенный и летящий имидж, созданный Мироновым-актером на экране и сцене, вряд ли похож на Миронова-человека. В реальности ему, как и любому другому человеку, пришлось пережить всякое – и личные драмы, и неурядицы в театре, и серьезные проблемы со здоровьем.
Своим актерским даром и мастерством Андрей во многом обязан своим знаменитым родителям – и Мария Миронова, и Александр Менакер были известными эстрадными артистами. Его детство было таким же, как у многих московских мальчишек 50-х гг.: кино в «Метрополе», коллекционирование значков, футбол во дворе. С той лишь разницей, что еще мальчиком Андрей обожал театр. Его первой студийной театральной ролью стал Хлестаков в «Ревизоре».
В школу он пришел под фамилией своего отца – Менакер, но в разгар «дела врачей» родители сменили ее на Миронов, от греха подальше. В старших классах Андрей считался неформальным лидером и носил прозвище Мирон. Уже к окончанию школы юноша не сомневался, что будет только артистом. Перед вступительными экзаменами в Щукинское училище его актерские способности решили продемонстрировать известному педагогу Цецилии Мансуровой. Андрей срывающимся от волнения голосом произнес первую строку пушкинского «Прощай, свободная стихия!», и от напряжения у него хлынула носом кровь. «Темперамент у мальчика есть. Для начала и это неплохо…», – сказала тогда Мансурова. Несмотря на знаменитое родство, при поступлении в училище Миронов никаким блатом не пользовался, в приемной комиссии даже не знали, что он актерский сын.
После окончания учебы в Театр имени Вахтангова Андрея не взяли, но зато безоговорочно приняли в Московский театр сатиры, где с полной силой раскрылся его комедийный и сатирический талант. Его игра в спектаклях «Клоп», «Баня», «Доходное место», «Дон Жуан, или Любовь к геометрии», «Ревизор» изумительна и неподражаема. По словам М. Захарова, острокомедийные образы Миронова стали визитной карточной Московского театра сатиры, без которых история отечественного театра просто немыслима. С каждой новой ролью Андрей отшлифовывал и оттачивал свое мастерство, доводя его до совершенства. Он очень много работал над собой, ибо от природы был создан не так уж идеально. Его беспокоила склонность к полноте, и он боролся с лишним весом, играя в большой теннис. От рождения у него были «тяжелые» ноги, а на сцене и на киноэкране его пластика, легкость движений просто поразительны.
В театре Андрею удалось реализоваться не только как комедийному актеру, но и попробовать себя в серьезных ролях (Лопахин в «Вишневом саде», Чацкий в «Горе от ума»). Безусловно, то, что сделал Миронов как трагедийный и драматический актер, несравнимо с тем, что он мог бы сделать, если бы жизнь его не оборвалась так рано. Прав А. Эфрос, считая, что Миронов «многих своих возможностей просто не опробовал», что он «еще не жил в трагедии…»
Еще меньше серьезных ролей довелось сыграть актеру в кино («Мой друг Иван Лапшин», «Фантазии Фарятьева»). В 1975 г., снимая знаменитую картину «Ирония судьбы… или С легким паром!», Эльдар Рязанов хотел попробовать Андрея на роль Ипполита, но тот умолял дать ему роль Лукашина. Кинопробы режиссера не удовлетворили – «психофизическая сущность расходилась с образом героя». А Миронов мечтал о серьезных ролях и хотел сняться у Тарковского и Михалкова… Он чувствовал свою невостребованность в «настоящем» кино и ужасно комплексовал по этому поводу. Хотя как эксцентрик, комедиант Андрей проявил себя в кинематографе настолько ярко, что трудно найти ему равных.
Одноплановую роль Димы Семицветова в картине «Берегись автомобиля» он окрасил в такие краски, что эта роль стала одной из лучших. А его невообразимо обаятельный прохвост Козодоев из «Бриллиантовой руки»! Миронов так блестяще, элегантно, с шиком сыграл эту роль, что после выхода ленты в прокат в отрицательного персонажа влюбилась вся страна. Фильм принес актеру не только потрясающий успех и славу, но и послужил поводом к тому, что отныне его самого… воспринимали как легкомысленного авантюриста, причем не только на экране, но и в жизни.
Да, он искал славы, наград, любил деньги, вернее ту свободу, которую они давали, шумные веселые компании и женщин, но вряд ли его можно отождествлять с тем Мироновым, которого мы видим на экране. В действительности актер был мало похож на баловня судьбы, каковым его считали. Никак не подтверждал он и имидж сердцееда, хотя слава донжуана, сопутствовавшая ему всю жизнь, безусловно, льстила актеру. Его первой любовью стала актриса Наталья Фатеева, с которой он познакомился на съемках лирической комедии «Три плюс два». Как уже упоминалось, они расстались, но в 1963 г., во время празднования своего дня рождения, Наталья познакомила Миронова с Ларой Голубкиной – обаятельной Шурочкой из фильма «Гусарская баллада».
Лариса Ивановна Голубкина родилась 9 марта 1940 г. в Москве в семье военного, который даже представить не мог, что его дочь может пойти в актрисы. Она прекрасно пела, танцевала, но отец с каким-то брезгливым предубеждением относился к этой профессии. А мама, напротив, ее поддерживала и даже устроила некоторый заговор против мужа, когда дочка решила поступать в ГИТИС. Отца попросту обманывали, говорили: поступает в МГУ на биофак.
«Мама, как только меня родила, бросила все и водила меня за ручку до 25 лет. Я была мамина дочка. Когда стала актрисой, то атмосферу вокруг меня создавали окружающие. Что ты ощущала, ничего не значило. Ползли слухи. Могли, к примеру, сказать: она пьющая и гулящая. А я никогда не пила и девицей была довольно долго. И чем больше вокруг меня было таких разговоров, тем больше я пряталась в свой дом – как улитка. Не тянулась к людям… Я приводила себя в состояние похлеще монашеского. Ведь родителям надо было доказывать, что ты не гулящая, “как все артисты”», – вспоминала впоследствии Голубкина.
Она всегда ощущала себя младше других и испытывала пиетет перед взрослыми: «Мне казалось, что они, взрослые люди, из другого теста, все были у меня по имени-отчеству, подумать о том, что эти дяденьки, Рязанов, Яковлев, просто мужчины, даже подумать, чтобы положить на них глаз, мне в голову такое не втемяшивалось». Рязанов тоже относился к Ларисе как к маленькой девчонке. Она снялась в «Гусарской балладе», когда училась на втором курсе музкомедии ГИТИСа: «Я ведь поздно туда поступила, в 19 лет. Долго училась в дирижерско-хоровом училище, такая тоска была, но бросить жалко, решила получить диплом. Из упорства».
Став кинозвездой, Голубкина увлеклась свободной жизнью: «ездила по миру и благодарила Бога, что я все вижу, познаю, учусь». Были у нее в тот период какие-то симпатии, но несерьезные. И Миронов – в том числе. Едва познакомившись, он тут же решил жениться, и в первый раз сделал Ларисе предложение, когда она училась на последнем курсе. Но она отказалась: «Зачем нам жениться? Ты меня не любишь. Я тебя не люблю…»
Вообще-то в этом возрасте ей нужно было определяться, устраивать дом, семью… Но Ларису больше всего пугало и останавливало то, что ее мужем может стать актер: «Изначально, такой бзик. Все, что угодно, только не актер. Хотя в молодости в такие детали не вникаешь, это просто семейный мой штамп обывательский, от папы». Вдобавок она не соглашалась на преждевременные близкие отношения. А пылкий «любовник» все время говорил: «Ну что ж такое, я тебе сделал предложение, что ж я кота в мешке покупаю, все спят, а мы не спим». Голубкина возмущалась: «Что значит все, почему нам на всех надо ориентироваться?»
Но однажды девушке показалось, что Андрей действительно может стать ее мужем. Когда он в очередной раз сделал ей предложение, она заявила, что не может выйти замуж, так как имеет двоих детей: «“Я их родила в десятом классе, и мои родители их взяли, чтобы прикрыть мой грех”. Выслушав эту чушь, он мне поверил, вы можете себе представить? Он сделал паузу и сказал: “Я их усыновлю”. По молодости ведь мы не понимаем фантазий друг друга. Но это произвело на меня впечатление. Если он тогда шел на это, можете себе представить, какая это цельная натура и какая заинтересованность была у него во мне».
Удивительным было и то, что когда Миронова увидел отец, резко отрицательно относившийся ко всем ухажерам дочери, он сказал, как и Фатеева: «Это – твой. Несмотря на то что актер». Голубкина вспоминала: «Как папа определил нашу совместимость – не знаю. У меня безумной страсти к Андрею не было, постели у нас не было с ним в этот период. Он мне нравился, он был безумно смешной и веселый человек, отличный друг. А отец говорил – это твой. Значит, у родителей есть какое-то предчувствие? Я же продолжала искать свою любовь». Тогда, в 1963 г., этот брак не состоялся. Лариса и Андрей остались друзьями. Доверяли друг другу свои тайны. Каждый знал, что есть у него очень близкий, родной человек, с которым хорошо и просто.
Самым удивительным был контакт, который сразу установился у Голубкиной с родителями ее друга: «Было время, когда я проводила с ними больше времени, чем с ним. Его часто не было – он носился по тетенькам, перелетал, как бабочка, а я к его родителям наведывалась, причем – с удовольствием. Иногда в разговоре с ними вспоминали Андрюшу, но вскользь, особенно не сосредоточивая на нем внимания. Мы с Марией Владимировной стали тогда настоящими подругами». Лариса, девушка самостоятельная, действительно привлекала Миронову, славившуюся непростым характером. Она присматривалась к актрисе, которая, ни на кого не рассчитывая, обстоятельно устраивала свою жизнь. Хорошо зная сына, Миронова и Менакер сами созидали его будущую семью. Спокойную, рациональную Ларису Мария Владимировна воспринимала собственным «дублером» в жизни Андрея.
Весной 1971 г. в труппу Театра сатиры, где работал Миронов, пришла молодая актриса Екатерина Градова. Андрей влюбился в нее с первого взгляда. Уже осенью они поженились, а через два года родилась дочь Маша. Но их семейная жизнь была далека от благополучия, отношения не складывались, кроме того, невестка не нашла общего языка со свекровью. Как сейчас считает Голубкина, Андрей, может быть, и нес бы свой крест до конца, если бы не их с ним «длинная история». Он знал: на всякий случай «запасной игрок» у него есть.