ИВАН ШИШКИН. Утро в сосновом лесу. 1889. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Кроме милой сердцу художника «идиллии» из жизни лесных обитателей, в пейзаже завораживает переданная с виртуозным мастерством жизнь леса. Устремились к утреннему розовеющему небу деревья, венчая своими кронами, подобно гигантскому куполу, глухую чащу леса. Распростерлись по земле причудливо изогнутые корни расколовшейся, поваленной ветром сосны. Сырой туман, скопившийся в лощине, почти физически ощутим. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь густую чащу леса, наполняют все вокруг розово-золотистым сиянием.
Первоначально под этой картиной стояли две подписи – самого Шишкина и его друга-передвижника К. Савицкого, который написал медведицу с медвежатами. Впоследствии, вероятно, по желанию П. Третьякова, за картиной осталось авторство одного Шишкина.
ИВАН ШИШКИН. Утро в сосновом лесу. Фрагмент
ИВАН ШИШКИН. Зима. 1890. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Шишкин очень редко изображал весну или осень. Его стихией были яркие, солнечные летние или зимние дни, когда каждая форма предстает в своей чеканной определенности. Его зимние пейзажи нельзя назвать изысканно-живописными, но они завораживают красотой превосходно написанных природных форм. Запорошенный пушистым белым снегом, «дремлет лес под сказку сна» в пейзаже «Зима». Фотографическая иллюзорность здесь усиливает момент «сопричастности» к этому «заколдованному» царству, напоминает о красоте и величии русской природы.
ИВАН ШИШКИН. «На севере диком…». 1891. Музей русского искусства, Киев
Картина создавалась на основе рисунка-иллюстрации (1890) Шишкина к знаменитому стихотворению Лермонтова. Натуру для картины художник нашел на берегу Финского залива, в Мери Хови (сейчас Куоккала) под Петербургом. Одинокая сосна, укутанная снегом, замерла на краю утеса в безмолвном сиянии лунной ночи. Замечательно передан эффект свечения озаренного мистическим лунным светом снежного покрова, укутанных пышным снежным покрывалом ветвей, грандиозного пространства темно-синего неба. Романтическим настроением, эффектами лунного света этот пейзаж напоминает работы вечного антипода Шишкина – А. Куинджи. Есть сведения, что Куинджи, смелый «кудесник света» и соратник Шишкина по преподаванию в Академии художеств, подарил Шишкину идею для картины: добавить красную точку у линии горизонта – горящий вдали огонек, который сразу дал картине глубину и пространственность.
Есть в этой работе что-то грандиозно-космическое, словно художник оказался один на один с неразгаданными тайнами бесконечной Вселенной.
ИВАН ШИШКИН. Дождь в дубовом лесу. 1891. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Переходные состояния природы редко встречаются в работах Шишкина. Этот пейзаж – яркое свидетельство того, как художник стремится разнообразить мотивы природы, передать ее пленительные, но трудноуловимые состояния. Впечатление идущего в лесу дождя он передает через серебристый туман, влажной пеленой обволакивающий мощные дубы-великаны, которые распростерли свои кроны, словно гигантские зонтики, над спешащими укрыться от непогоды людьми.
Картина проникнута тихим, минорным настроением. Вместо традиционно эффектного вида – сдержанность и скромность; вместо яркого солнца, играющего на рельефно обрисованных деревьях, – сонливое покачивание влажных ветвей и тающие в тумане стволы дубов. Из всех пейзажей Шишкина эта работа ближе всего соотносится с лирическим «пейзажем настроения», в котором в 90‑х годах XIX века так ярко начал проявлять себя еще один блестящий пейзажист И. Левитан.
АРХИП КУИНДЖИ. Украинская ночь. 1876. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В «Украинской ночи» применен восхищавший современников эффект отраженного света. Последние лучи солнца скрылись за горизонтом, окрашивая фантастическим розовым сиянием беленую украинскую хату. Как и «Лунная ночь на Днепре», картина сильно потемнела. М. Нестеров вспоминал, что перед картиной Куинджи «все время густая толпа совершенно пораженных и восхищенных ею зрителей». Она даже в отдаленной мере не была тогда похожа на изменившуюся за много лет «олеографическую картину большого мастера».
АРХИП КУИНДЖИ. После дождя. 1879. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В одном из самых ярких романтических пейзажей Куинджи все проникнуто ощущением грандиозности и волнующей красоты мироздания. Бездонное грозовое небо раскинулось над освещенным последними солнечными лучами ярко-зеленым лугом. Словно на границе земли и неба приютились деревенские домики, в лощине между холмами пасется лошадь. Извилистая полоса реки, устремляясь от зрителя к линии горизонта, придает пейзажу стройную симметричность и направляет взгляд вглубь, туда, где скоро засверкает молния – предвестница страшной грозы.
АРХИП КУИНДЖИ. Лунная ночь на Днепре. 1880. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Лунная ночь предстает на картине громадным таинственным космическим пространством, где все живет в едином ритме – и небесные светила, и могучая река, и прибрежный косогор, населенный людьми. Куинджи устроил выставку этой картины в затемненном зале при свете лампы – успех был феноменальный: иллюзорно переданное свечение луны заворожило современников.
К сожалению, картина с годами сильно потемнела и приобрела зеленоватый оттенок. Художник много экспериментировал с красочными пигментами, применял асфальтовые краски, которые, как, оказалось, разлагаются и темнеют. И. Крамской предчувствовал, что краски знаменитой картины «потухнут, или изменятся и разложатся до того, что потомки будут пожимать плечами в недоумении: от чего приходили в восторг добродушные зрители?.. Во избежание такого несправедливого к нам отношения в будущем, я не прочь составить, так сказать, протокол, что его „Ночь на Днепре“ вся наполнена действительным светом и воздухом, его река действительно совершает величественное течение и небо настоящее, бездонное и глубокое».
АРХИП КУИНДЖИ. Березовая роща. 1879. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Картина производит впечатление эффектного декоративного панно. Куинджи применил здесь редкий в пейзажной живописи эффект освещения «контражур», когда свет льется не только со стороны зрителя, но и из глубины картины, рождая новые для этого времени удивительные декоративные эффекты.
Композиция со срезанными стволами берез подобна фотокадру. Художник в отличие от многих своих современников-пейзажистов творит «преображенную природу», в которой царят просветленность и покой.
АРХИП КУИНДЖИ. Север. 1879. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Данная картина в отличие от большинства пейзажей художника лишена яркой цветовой звучности, но в ней живет романтическое ощущение восторга перед могучей красотой мироздания, перед суровой северной природой. Превосходно передан эффект стелющегося над землей тумана. И. Репин, восхищаясь тональным богатством пейзажей Куинджи, писал:
«Есть прибор – измеритель чувствительности глаза к тонким нюансам тонов; Куинджи побивал рекорд в чувствительности до идеальных точностей».
АРХИП КУИНДЖИ. Днепр утром. 1881. Государственная Третьяковская галерея, Москва
После необыкновенно зрелищной «Украинской ночи», своими эффектами освещения вызвавшей ажиотаж в художественных кругах, и декоративных, «ослепительных» шедевров «Березовая роща» и «Лунная ночь на Днепре» Куинджи пишет подчеркнуто скромный пейзаж утреннего Днепра. Пленительный вид словно увиден художником с вершины горы: окутанный нежной красочной дымкой плавный изгиб ленты реки, край косогора с нежными травами и буряком, тянущим свои желтые соцветия к небесному, напоенному первыми лучами солнца простору… В этой удивительно тонкой по колориту и настроению работе художник передает «не зримое состояние природы, а внятный лишь чуткой душе переход от грезы к яви, медленное сотворение каждодневного чуда, рождение нового дня» (В. Донец).
ВАСИЛИЙ ПОЛЕНОВ. Право господина. 1874. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Поленов, находясь за границей в пенсионерской поездке, писал конференц-секретарю Академии художеств П. Ф. Исееву: «Сам я теперь работаю над картиной из средневекового германского быта. Путешествуя прошлый год по Германии, осматривал я старые феодальные замки. Бродя по развалинам рыцарских „бургов“… я задумал написать картину, взяв за фабулу одно из феодальных прав барона, а именно – право, по которому всякая девушка перед вступлением ее в замужество принадлежала барону». Замечательно переданная атмосфера средневекового феодального замка дополнена увлекательными жанровыми деталями. Справа за происходящей сценой наблюдают домочадцы господина, а слева на дальнем плане, у ворот замка, стража преградила путь женихам, обеспокоенным судьбой своих невест.
ВАСИЛИЙ ПОЛЕНОВ. Бабушкин сад. 1878. Государственная Третьяковская галерея, Москва
На картине изображен дом Баумгартен на углу Трубниковского и Дурновского переулков на Арбате, где Поленов снимал комнату. По аллее парка идет хозяйка дома Юрьева со своей замужней дочерью Баумгартен. Старушка одета в темно-коричневый салоп и белый капор начала XIX века, а на молодой женщине модное розовое платье. Запущен старый усадебный парк, но по-прежнему в лучах солнца нежатся цветы и травы… В картине сопоставляются юность и дряхлость гуляющих женщин, ветхость старого дома и молодая зелень сада, и в этом видится не только неумолимый бег времени, но и торжество вечно продолжающейся жизни. Элегическая мечтательность, поэтизация мира усадебной жизни была новым словом в живописи этого времени.
ВАСИЛИЙ ПОЛЕНОВ. Московский дворик. 1878. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Этот пленительный вид старой Москвы написан Поленовым на Арбате. Дом, изображенный слева, – тот же, что и в пейзаже «Бабушкин сад». Церковь св. Николая на Песках сохранилась до нашего времени. Поленов слегка «раздвигает» небольшое пространство дворика, чтобы придать ему обобщенный образ уютного старинного городка. Все здесь наполнено лучезарным солнцем, которое вспыхивает в позолоченных куполах церкви и колокольни, ярко освещает стены домов и сараев, «золотит» макушку мальчугана, играющего на лужайке. «Московский дворик» замечателен пленэрной живописью, которая была редкостью в русском искусстве этого времени: тень на заборе окрашивается сиренево-серебристым цветом, разноцветные блики играют в зелени травы. Картина отразила важные черты русского национального самосознания: мечту о тихой усадебной жизни.