500 великих загадок истории — страница 216 из 275

В 1953 г. Лидия Андреевна была освобождена и реабилитирована.

Как Кремль пытался обуздать Ивана Бунина

Советский посол в Швеции Александра Коллонтай была в смятении – Бунину присудили Нобелевскую премию. В посольстве паника. Не смогли предотвратить враждебную акцию.


За плохую новость посла могли отозвать, а то и жизни лишить. Поэтому умная женщина пишет несусветный вздор чисто ритуального характера, будто даже буржуазная пресса весьма критически отнеслась к выбору Бунина как представителя словесности на русском языке.

33-й год на дворе. Фашизм в Германии, можно сказать, уже пришел к власти. А наш посол в Стокгольме воюет, но не с Гитлером, не с Геббельсом, а с великим русским писателем, увенчанным престижной международной премией.

Коллонтай сообщала о попытках воздействовать на прессу «с тем, чтобы приезд Бунина не принял бы под воздействием враждебных к нам элементов белой эмиграции характер политической кампании против Союза, выставления Бунина “жертвой” и т. п.».


Иван Алексеевич Бунин


После войны отношение к Бунину резко меняется. Вокруг него начинается возня дипломатического корпуса и разведки. Нельзя ли переманить писателя в СССР на волне охватившей общество эйфории? В СССР летят секретные бумаги бойцов невидимого фронта. Невозможно без омерзения читать отчет некого А. Гузовского, сотрудника СССР во Франции. В лакейской всегда чутко улавливают настроения господ. Что четко усвоил пишущий, так это все тот же презрительно-высокомерный тон по отношению к Бунину.

Секретно: «31» октября 1945 года

Заведующему 1-м Европейским отделом НИКД СССР тов. С.П. Козыреву

«Случайно оказавшись в одном обществе, я познакомился с известным Вам писателем Буниным. Поскольку я узнал о том, что к этому писателю у нас проявляют значительный интерес, сообщаю содержание моей краткой с ним беседы.

Бунин сказал мне, что он окончательно утвердился в Париже и, несмотря на скверные материальные условия, “сдыхаю с голода”, продолжает пописывать, кое-что перерабатывать старое и кое-что переиздавать. Большие надежды возлагает на Америку, т. к. – де, мол, не в праве рассчитывать на “удовольствие издать свои произведения в СССР”. “К слову сказать, – заявил Бунин, – весьма огорчен, что мои произведения издаются в Москве “Огиэом”, как посмертные. Кричать о том, что я еще жив, стал слабоват голосом и к тому же я эмигрант”.

Исподволь известно, что Бунин крепко “полевел”, тоскует по родине, втайне мечтает о том, что наступит час, когда его пригласят домой. Говорят, что за отсутствием тем, а может, просто по старости, но после бурной жизни, он сейчас пробует свое перо под Арцибашева, но с еще большим обнажением трактует сексуальные темы.

Поскольку я сумею с ним встретиться еще и если в этом будет необходимость, можно поближе с ним познакомиться и составить личное впечатление о его перспективах и настроениях.

Прошу сообщить Ваше мнение, следует ли им заняться».

Эти смердяковские рассуждения о Бунине произвели большое впечатление на советского посла во Франции А. Богомолова. Тем более что он получает и другую официальную справку, больше похожую на инструкцию спецслужб по охмурению непокорного классика. В ней сообщалось, что «по натуре своей Бунин человек слабовольный и легко поддающийся посторонним влияниям. Несомненно, что сейчас по приезде он будет окружен своими близкими друзьями, из которых многие, как писатель Зайцев Б.К. и профессор Михайлов Н.А., занимают политически антисоветские позиции, а некоторые, как писатель Шмелев И.С., – скрытые фашисты. И эти встречи, несомненно, окажут в короткое время свое определенное влияние на Бунина.

Соображение:

Ввиду изложенного, было бы крайне желательным получение Буниным в самом скором времени по приезде, частного письма от А.Е. Богомолова с пожеланием личной встречи, лучше всего с приглашением на завтрак. (Бунин – большой гастроном.)

Такое приглашение в корне парализовало бы все попытки отговорить его от “безумного шага” возвращения на Родину».

Неизвестно, состоялся ли злополучный завтрак, но точку в этой нелепой возне поставил сам Бунин. Он, конечно же, хотел умереть на Родине, конечно, хотел вернуться в Россию; но достаточно было взглянуть на этих людей, пишущих отчеты после каждой встречи с писателем, чтобы понять и почувствовать – возвращаться не надо. Уже через год после упомянутых событий Бунин направил в Москву резкое и раздраженное письмо, где сказал все, что думает, открытым текстом.

Бунин не хотел быть собственностью советских властей и решительно отверг все их неуместные домогательства. «Гастрономический» заговор спецслужб лопнул.

По материалам К. Кедрова, «Известия»

Дочери атамана Семенова

30 августа 1946 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был повешен генерал-лейтенант белой армии атаман Григорий Семенов. Через полвека после казни атамана корреспонденту «Известий» А. Адерехину удалось встретиться с двумя дочерьми Семенова.


Август 1996 г. Скромная, но очень чистая двухкомнатная квартира на 7-м этаже одной из 9-этажек Новороссийска. Две сестры, фотографии за стеклами шкафов, грациозная кошка, старое кресло у выхода на лоджию… В первый день моего визита одна из дочерей атамана Семенова, Елена Григорьевна, к корреспонденту не вышла. И лишь после объяснений сестры о том, что расспрашивающий о прошлом человек вовсе не из НКВД, Елена Григорьевна согласилась участвовать в нашем разговоре…

– Мне здесь, у сестры, хорошо, – говорит, улыбаясь, Елена Григорьевна. Она попала к сестре, возвратившись после лагерей из психбольницы. – Здесь и умирать буду…

Составители Большой советской энциклопедии 1976 г. издания посвятили атаману Семенову и связанным с ним событиям три справочных статьи. Сообщив о том, что Семенову удалось создать Забайкальское контрреволюционное правительство, составители БСЭ констатируют: «Были восстановлены дореволюционные порядки, национализированные предприятия возвращены владельцам…»

Не многим, к примеру, пока известно, что казачий атаман за доблесть в войне 1914 г. был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени и золотым оружием, что Григорий Михайлович был не только мужественным воином, но и блестящим мыслителем, доктором философии.

Осенью 1920 г. атаман был вынужден покинуть Забайкалье и до ареста находился в эмиграции. Корея, Китай, Америка, вновь Китай, потом долгие годы в Японии…

– Наша мама, Елена Викторовна Терсицкая, дочь священника, вышла замуж за отца в 1920 г., – рассказывала Татьяна Григорьевна. – Елена родилась в 1921 г. в Порт-Артуре. Брат Михаил родился в следующем году уже в Циндао, Китае. А я родилась в 1928 г., в Йокогаме. Есть и третья сестра, Елизавета, она тоже родилась в Японии в 1929 г.

Было время, когда судьба разбросала детей атамана в разные концы света. Однако в 1945 г., когда арестовали отца, они все уже вновь были рядом.

– Мы с Елизаветой жили на даче отца неподалеку от Дайрена (ныне это китайский порт Далянь. – Авт.), – продолжает Татьяна Григорьевна. – 22 августа 1945 г., мне тогда было всего 17 лет, я взяла детей, одела и повела их гулять. Идем по дороге и вдруг – машина мчится, слышу: «Вот она!» Потом оказалось, что это на меня показал кто-то из советского консульства, а с ним в машине были уже советские военные, к тому времени десант в Дайрене оказался. Автоматчики меня окружили, спрашивают – где ваша дача? Я показала. Прислуга открыла дверь, зашли. Отец в это время был на третьем этаже, работал над книгой. Они зашли – сдайте оружие, отец сдал пистолет. Нормально разговаривали, еще и поужинали вместе с отцом – один майор и какие-то еще. А потом забрали, увезли отца. А в июле 1948 г. в один день арестовали саму Татьяну, ее мужа, Елену и Елизавету. Через Корею на самолете переправили в тюрьму неподалеку от Владивостока.

Особое совещание в Москве дало мне 25 лет лагерей. Мою вину мне так пояснили: если бы мы вас не забрали, то вы бы стали шпионами. И Лене, и Елизавете, и мужу моему – всем по 25 лет дали.

Татьяну и Елизавету отправили отбывать наказание в Тайшет-лаг, в Иркутскую область, а Лену – в Коми… 8 лет Татьяна и Елизавета строили дорогу Абакан – Тайшет. Татьяна Григорьевна была в разных колониях: 09 и 016 – лесоповал, 027 – слюдфабрика. Сестра Елизавета, до ареста игравшая в японском джазе на фортепиано, в лагерях освоила аккордеон, аккомпанировала даже известной певице Лидии Руслановой, тоже отбывавшей в это время срок в ГУЛАГе. Елизавета играла так хорошо, что однажды лагерное начальство решило поощрить ее и перевело, в порядке исключения, на отсидку в ту же колонну и Татьяну.

– Мой муж, конечно, же сидел в другом лагере, – рассказывает Татьяна Григорьевна. – Но однажды нам дали свидание. А потом меня перевели от сестры на «мамскую» колонну. 30 ноября 1955 г. я родила дочь. Почти год до моего освобождения дочь провела в детской зоне. Женщины продолжали работать, а к детям нас водили только в определенные часы, чтобы мы могли их покормить… Но сестре Лене, это мы уже потом узнали, тяжелее всех пришлось. Когда ее посадили в лагерь, сына Гришу отправили в детдом. Через несколько лет Лена не выдержала в лагере и пошла на «запретку», на проволоку. Часовой на вышке дал по ней очередь из автомата. Одна пуля насквозь живот прошила… Заключенный-врач кишки ей обрезал, сшил. Два месяца она лежала еще в лагере, а потом ее отправили в тюремную психушку…

В Новороссийске я встретился также с человеком, который много лет занимался сбором материалов об атамане Семенове. Леониду Тимофеевичу Васину исполнился тогда 81 год. Со временем Васин пришел к выводу, что собранный материал позволяет ставить вопрос о реабилитации Семенова. Послал документы в администрацию президента, другие инстанции. О восстановлении исторической справедливости в отношении атамана ходатайствовали и казаки. Но с атамана были сняты только обвинения в антисоветской агитации и пропаганде… «Семенов признан виновным, – говорится в определении, – в том, что он в 1917 г. после образования Советов рабочих и солдатских депутатов, находясь в городе Петрограде, пытался свергнуть советскую вла