л, что хотел бы, чтобы все люди жили по-человечески, чтобы каждый получал от природы все самое лучшее, поскольку все люди равны. Он осуждал войну:
– Люди, которые развязывают войны, хотят одного – зарабатывать на крови миллионы долларов. Но зачем нам, простым людям, убивать друг друга? Я работал на ирландца, на немца, я работал с французами и людьми многих других национальностей. И я любил своих товарищей по работе так же, как люблю свою жену и всю свою семью. Зачем мне было убивать этих людей? Что плохого они сделали мне?.. Я хотел бы, чтобы на земле вообще не осталось оружия. Вот почему я стою на стороне социалистических государств, и почему в душе я люблю социалистов. Вот почему я люблю людей, которые хотят жить так, как они того заслуживают. Это все.
Приговор был вынесен 14 июля 1921 г. Он не был неожиданным. Подсудимые были признаны виновными. Как только Сакко услышал слово «виновны», он воскликнул:
– Sono innocenti! – Невиновны!
Розина, рыдая, бросилась в его объятия. Ванцетти молчал. Сакко продолжал кричать:
– Помните! Они убивают двух невинных людей!
Было очевидно, что решение суда вызовет массовое недовольство. Несмотря на то что свидетели «узнали» Сакко и Ванцетти, их показания были полны противоречий и ошибок. Огромная волна протеста захлестнула Америку. А потом – и весь мир. Повсюду организовывались комитеты в защиту невинно осужденных. Началась гигантская битва. Битва мнений, судебная битва. В течение нескольких лет, с 1920-го по 1923 г., защита не прекращала представлять дополнительные резолюции. Находились новые свидетели, новые доказательства невиновности. Но все это ложилось на стол Тэйеру. А Тэйер оставался непреклонен. И вот неожиданная развязка: некто Мадейрос, задержанный по другому делу, признает себя виновным. Он сознается, что был членом банды, совершившей преступление в Саут-Брейнтри. И поклянется: ни Сакко, ни Ванцетти там не было.
Призыв за призывом, резолюция за резолюцией – и так проходят годы. А смерть висит над головами Сакко и Ванцетти. Такова американская система правосудия: обвиняемые должны несколько лет ждать своей казни, им гарантирована нескончаемая агония. Защита напала на след банды Морелли, которая вполне могла совершить нападение в Саут-Брейнтри. Но никто не собирался пересматривать дело. Адвокаты представили новую резолюцию по делу Мадейроса. Тэйер отверг и ее. В 1927 г. защита подала в Верховный суд просьбу об отстранении судьи Тэйера. Однако 5 апреля 1927 г. Верховный суд подтвердил полномочия Тэйера.
Теперь судебная машина заработала безостановочно. 9 апреля Сакко и Ванцетти были приговорены. На этот раз окончательно. 4 мая губернатор Фюллер получил просьбу о помиловании Ванцетти, а 3 августа он отказал ему в помиловании. Появились газетные статьи под заголовками «Казнь состоится 11-го», «Луиджия Ванцетти, сестра Бартоломео, едет из Италии в Бостон», «Сакко продолжает голодную забастовку». Повсюду толпы выходили на улицы. Ораторы призывали к мятежу. Сражались в Бостоне, в Нью-Йорке, Лондоне и Берлине. 7 августа французские профсоюзы объявили: «В понедельник, 8 августа, 24-часовая забастовка». Десять тысяч человек вышли на демонстрацию на Уолл-стрит. Демонстрации шли в Копенгагене, Осло, Москве, Йоханнесбурге, Санта-Фе, Монтевидео, Мехико. На Бродвее, на станции метро, взорвалась бомба: 38 человек попали в госпиталь, из них трое – в тяжелом состоянии. Еще одна бомба – в Буэнос-Айресе, здесь сгорел трамвай. Волнения в Париже, Лионе, Рубе, Туркуэне, Бордо, Сен-Назере, Бресте… Миллионы телеграмм, присланных со всех уголков света, ложились на стол губернатора Фюллера.
8 августа 10 тыс. манифестантов попытались взять приступом тюрьму Чарльстоуна. Они были разогнаны морскими пехотинцами. Судье Тэйеру был направлен последний призыв. Телеграммы с просьбой о помиловании прислали Эйнштейн и Хансен. Новые взрывы: на этот раз в Чикаго, Лондоне, Буэнос-Айресе. Отец Сакко послал телеграмму Муссолини, на которую тот ответил: «Я делаю все возможное, исходя из международных правил, чтобы спасти от казни Сакко и Ванцетти».
10 августа папа Пий XI высказал свое мнение: «Какова бы ни была юридическая ситуация этих двух осужденных, ожидания, в котором они пребывают в течение семи лет, вполне достаточно, чтобы они заслужили помилование».
Тюрьма в Чарльстоуне теперь охранялась 2 тыс. человек. Казнь была назначена на полночь. В 22 ч. 31 мин. губернатор Фюллер подписал отсрочку для двух приговоренных. Казнь была перенесена на 22 августа.
Сакко и Ванцетти перевели из камеры смертников в свои камеры. Защита обратилась с воззванием в Верховный суд Массачусетса. 19 августа Верховный суд отклонил их просьбы. 20-го Сакко и Ванцетти снова были переведены в камеру смертников.
Миллионы людей во всем мире следили за их судьбой. 23 августа в 0 ч. 1 мин. Челестино Мадейрос покинул свою камеру. И вошел в зал казни. Его усадили на электрический стул. Привязали, включили ток. Его не стало.
В 0 ч. 9 мин. к электрическому стулу подвели Сакко. Он сказал по-итальянски:
– Да здравствует анархия!
И по-английски:
– Прощай, моя жена… Прощайте, господа.
И пробормотал опять по-итальянски:
– Мама мия…
Палач нажал на рычаг. Чудовищный разряд. Сакко мертв.
В 0 ч. 22 мин. наступила очередь Ванцетти. Громким голосом он произнес:
– Я заявляю, что невиновен. Я никогда не совершал преступлений; некоторые прегрешения, быть может, но преступления – никогда.
Третий электрический разряд. Он длился всего 20 с. Ванцетти мертв.
Один из основных принципов права состоит в том, что сомнение всегда должно быть использовано в пользу обвиняемого. Совершенно очевидно, что в деле Сакко и Ванцетти такое сомнение существовало. И что эти двое были осуждены на смерть без абсолютных доказательств их виновности.
Что же сегодня известно о деле Сакко и Ванцетти? Обратимся к замечательному научному исследованию, проведенному американским писателем Френсисом Русселем. Руссель опирается на результаты повторной экспертизы, осуществленной 11 октября 1961 г. Джеком Веллером и полковником Фрэнком Джури. В 1961 г. были использованы современные методы, позволившие добиться более точных результатов, чем во времена процесса. Веллер и Джури были категоричны: пуля, убившая Берарделли, без сомнения, выпущена из пистолета Сакко.
Вспомним, что на электрическом стуле Ванцетти был единственным, кто подтвердил свою невиновность, Сакко предпочел заявить о том, что он – анархист. Руссель напоминает нам, что защита пыталась разделить дела Сакко и Ванцетти. В этом случае – если была бы доказана виновность Сакко, – оставалась бы еще надежда спасти Ванцетти. От такого разделения категорически отказался сам Ванцетти. Потому что был другом Сакко. И потому, что был благороден.
А что же Сакко? Сакко был фанатиком. Ничто не могло удержать ни его волю, ни его решимость. Но он мог бы спасти Ванцетти, признав себя единственным виновным. Он этого не сделал.
Смерть Ванцетти стала уроком для следующих поколений. Он мертв не потому, что была доказана его вина, а потому, что его политические взгляды сделали его виновным в глазах судей. Подобные случаи возможны и впредь, пока существует в обществе нетерпимость к инакомыслящим. Чтобы люди осознали опасность этого явления, кому-то приходится расплачиваться своей жизнью.
«Анастасия»
Эта женщина, около 60 лет выдавала себя за великую княжну, дочь Николая II. У нее было много имен. Она звалась и «фрейляйн Унбеканнт (Неизвестная)», и «госпожа Чайковская», и Анна Андерсон, и Анастасия Мэнахан. Ее признали некоторые родственники царской семьи. Другие не признавали категорически. Годами длились судебные разбирательства. Казалось, смерть навсегда унесла в могилу тайну ее происхождения.
17 февраля 1920 г. некая молодая женщина спрыгнула с моста в канал Ландвер в Берлине. Ее вытащил из воды и доставил в больницу полицейский. Неизвестная не имела при себе документов. Когда она пришла в себя, ее допросили, но девушка назваться отказалась.
Великие княжны: Мария, Татьяна, Анастасия и Ольга.1914 г.
Несколько месяцев женщина, назвавшая себя «фрейляйн Унбеканнт», хранила молчание. Но потом ее «прорвало». Преображение случилось осенью 1921 г., когда пациентка, листая журнал с фотографиями Николая II и его детей, спросила медсестру, не видит ли она сходства между ней и младшей дочерью царя. Сестра признала, что некоторое сходство имеется. За этим последовало заявление «фрейляйн Унбеканнт», что она и есть великая княжна Анастасия.
Впрочем, поначалу газетчики запутались и сообщили, что нашлась великая княжна Татьяна. В больницу явилась бывшая фрейлина императрицы баронесса Буксгевден. Пациентка по обыкновению спряталась с головой под одеяло. Решительная дама сдернула одеяло, оглядела неизвестную и… покинула палату со словами: «Она слишком коротка для Татьяны».
Недоразумение быстро разрешилось. Впредь «фрейляйн Унбеканнт» фигурировала в прессе исключительно под именем Анастасии.
Версия чудесного спасения в изложении «фрейляйн Унбеканнт» излагалась следующим образом. Когда трупы Николая II и его близких перетаскивали из подвала Ипатьевского дома, один из участников расстрела заметил, что княжна Анастасия жива. Этого «героя» якобы звали Александр Чайковский, он был поляк, проживал с семьей в Екатеринбурге. Помогал ему в «спасении» великой княжны брат Сергей. Как известно, город был захвачен белыми спустя несколько дней после убийства царской семьи. Чайковские вместе с «Анастасией», пребывавшей в полубессознательном состоянии, бежали из Екатеринбурга. Сегодня можно однозначно сказать, что ни о каком поляке Александре Чайковском, почему-то жившем с семьей в Екатеринбурге, нет никаких упоминаний.
Свое явное незнание русского языка она и ее последователи оправдывали перенесенным потрясением, психологической невозможностью после екатеринбургского расстрела говорить на родном языке. «Анастасия» норовила общаться по-немецки. Но дело в том, что и императрица Александра – внучка королевы Виктории, и будущий царь Николай Александрович получили модное в то время воспитание в английском духе. В царской семье дети с отцом общались на русском языке, с матерью на английском, естественно, знали великосветский французский, но не обучались специально и не имели возможности практиковаться в немецком языке.