— Может быть, — смиренно сказал Майкл. — Ты же слышал, я тоже сейчас один. У меня новая студия, они не будут навязывать таких жестких правил.
Джеймс потерся ухом о его плечо и негромко угукнул.
— Извини, что я сейчас о банальном… А давай мы съездим куда-нибудь пообедать?.. — попросил он. — Я только завтракал, и это было в пять утра. Тот французский ресторан, где мы как-то были, меня устроит.
— Только не говори, что в своем ашраме соскучился по круассанам, — ревниво сказал Майкл.
Джеймс посмотрел ему прямо в лицо.
— Майкл. Ты всю жизнь собираешься мне это вспоминать?..
— Да, — твердо сказал Майкл и поцеловал его в губы. — Я собираюсь вспоминать тебе это всю жизнь.
Глава 42
Зак был прав — Ларри начал войну. Он поднял все свои связи, потянул за все ниточки, и на фильм обрушилась волна разгромной критики. Эффект был ужасающим.
Но — не тем, который ждал Ларри.
Фильм ругали так громко, страстно и часто, что он постоянно был на слуху. Многие смотрели его из чистого любопытства — чтобы быть в курсе. Посмотрев, удивлялись жестким рецензиям, вступали в спор. Если бы не это, он незаметно прокатился бы по фестивалям, вышел в паре сотен кинотеатров, на дисках — и на этом бы все и кончилось. Но Ларри заставил говорить о нем всех, он подал фильм как худшее событие года… И он стал событием.
Ребята из «Сильвер Бэй», разумеется, молчать не стали. Но они не заказывали рекламных статей, не осаждали маститых публицистов и критиков — они обращались напрямую к своей аудитории, к миллениалам — к тем, на ком Ларри делал огромные деньги, выпуская отлично выпеченные блокбастеры. И они смеялись над ним. Они смеялись над критикой, они хохмили, рисовали стрипы, они доводили разгром фильма до абсурда. Они возвели ругань фильма в моду. Они сделали из этого тренд, и он всколыхнул сеть.
И люди пошли смотреть на кита.
Ларри, ослепленный желанием нагадить на голову своему прямому конкуренту и максимально снизить рейтинг Майкла, чтобы тот достался другой студии сильно потрепанным, не учел еще один важный фактор. Вторым режиссером фильма был Арджун. А он, в отличие от Майкла, новичком не был. У него было имя, у него была репутация. Его давно знали как независимого артхаусного режиссера, и для европейского кинематографа это был в первую очередь его фильм. И европейские, в первую очередь британские кинокритики встретили фильм восторженно.
Майкл думал, что это настоящая ирония. Фильм никогда не стал бы настолько известен, не вложись Ларри в кампанию по его уничтожению. Но теперь эта кампания работала против него. Если бы все молчали, о нем бы никто не узнал. Но, поторопившись перехватить всех влиятельных рецензентов и заказав десятки статей, он сделал так, что теперь о фильме говорили все.
И о Майкле — вместе с ним. Ему каждый день звонили с просьбой дать интервью, что-то прокомментировать, появиться на вечернем и утреннем шоу, сделать фотосессию для глянцевого журнала. Сотни людей, возвращаясь из кинотеатров, писали в соцсетях о том, что этот фильм — о них, об их жизни, их страхах, надеждах, проблемах. Нарезка кадров разлетелась по блогам, «Сильвер Бэй» выпустила фильм на диске, и одна только выручка от продаж едва не перекрыла затраты на его покупку. Люди, которые раньше готовы были носить Питера на руках за роль Терренса, теперь восхваляли его за прекрасную репрезентацию асексуала и требовали, чтобы в следующем фильме он сыграл трансгендера. Агентство Зака утонуло в сценариях о проблемах гендерного и сексуального самоопределения.
Скандал Майкла с Викторией, вопреки всем ожиданиям, лишь добавил блеска его образу обаятельного плохиша (с глубоким внутренним миром). Несмотря на то, что очень многие, поведясь на ее признания, требовали оторвать Майклу руки, куда больше людей прислушивалось к голосам в его защиту — а их было много. Больше всего Майкла удивил Коди.
— Никогда не видел, чтобы он обижал женщин, — заявил Коди в каком-то из своих интервью, вообще не связанных с Майклом — его спросили лишь потому, что они были партнерами по съемкам «Баллингари». — Я знаю его много лет, он всегда любил женщин. Во всех смыслах. Если то, о чем говорит Виктория, правда — я не хочу ставить ее слова под сомнение, просто говорю то, что сам видел, когда она приезжала на съемки нашего фильма в Ирландию — то их проблемы начались уже позже. Тогда они были счастливы вместе, вот и все, что я могу сказать.
Майкл позвонил ему лично — сказать спасибо.
— Знаешь, что бы там ни было, этот фильм помог мне подняться, — сказал Коди. — Так что я не в обиде. Хоть ты и повел себя, как мудло.
— Мне правда жаль, что пришлось вырезать ту сцену — но со мной согласились и режиссер, и сценарист, — сказал Майкл.
— Да плевать, — небрежно сказал Коди. — Это уже неважно. Я не буду ни за что извиняться — в конечном итоге все оказались в выигрыше, ведь так?
— Ты мог бы извиниться перед Питером. Ему тяжело пришлось.
— Пусть закаляется, — сказал Коди. — Это такой бизнес, без скандалов тут никуда. Считай, я ему помог получить прививку. Он мне должен спасибо сказать.
— Сомневаюсь, что он когда-нибудь скажет, — ответил Майкл. — Это было жестоко.
— Зато из вас получился хороший тандем, — сказал Коди. — Так что не о чем тут говорить.
— У меня есть новость, которая тебе не понравится, — сказал Майкл.
Джеймс, развернувшись от кастрюльки, поставленной на плиту, поискал взглядом крышку. Майкл обошел стойку, выдвинул ящик и вручил Джеймсу крышку нужного размера.
— Что за новость? — хмуро спросил Зак в трубке.
— Даже две новости, — подумав, сказал Майкл.
— Какие? — напряженно спросил Зак.
Майкл, подтянувшись на руках, сел на столешницу, рядом с разделочной доской, на которую были выложены овощи. Украл кусочек морковки, пока Джеймс отвернулся засыпать рис в воду.
— Первая: в обозримом будущем у меня не будет никаких девушек.
— Почему? Наоборот! — возмутился Зак. — Я как раз хотел обсудить с тобой пару кандидатур! Отличные девчонки, вы поладите — и никаких контрактов на это дело, разумеется.
— Неа, — сказал Майкл, качая ногой. Джеймс сгреб в две горсти нашинкованную морковь, и прежде чем он отошел от Майкла, тот успел быстро поцеловать его в волосы. — Я тяжело переживаю разрыв с Викторией, — беспечным тоном сказал Майкл. — У меня сердечная рана, я не могу ни с кем встречаться. И вообще я в депрессии.
Джеймс улыбнулся, кинув на него короткий взгляд.
— Судя по твоему радостному голосу, никакой депрессии у тебя нет, — отрезал Зак. — И на фото ты прекрасно выглядишь.
— У меня скрытая депрессия, — сказал Майкл, наблюдая, как Джеймс досыпает в рис специи. — На людях я улыбаюсь и веду себя, как обычно, а дома обливаю слезами подушку. И вообще, я не тот человек, который будет показывать всем свои истинные чувства. Я все переживаю внутри.
— Так, не делай мне дурную голову — что ты задумал? — прямо спросил Зак. — Еще один фильм? Теперь про единорогов? У тебя контракт с «Сильвер Бэй», ты от него не отвертишься!
— Я помню, все хорошо, я в деле, — сказал Майкл. — Тут другое.
— Не тяни, — приказал Зак, когда Майкл замолчал.
— Мы с Джеймсом решили попробовать, — признался Майкл. — Он развелся, я свободен. Я хочу, чтобы ты знал, что мы вместе.
Зак тяжело вздохнул в трубке. Джеймс развернулся, прикусив деревянную лопатку, с любопытством смотрел на Майкла. Тот пожал плечами: Зак пока молчал. И молчал долго.
— Ты что, даже не будешь на меня орать? — спросил Майкл.
— Я знал, что ты однажды ты возьмешь шуруп и провертишь мне дырку в середине сердца, — обреченно сказал Зак. — Я знал.
— Мы не будем это афишировать.
— Да уж, пожалуйста! — ядовито ответил Зак.
— Он поживет у меня немного, потом уедет в Лондон.
Зак облегченно вздохнул.
— Ладно, это хорошая новость — ты не потерял голову.
— У нас все сложно, мы тоже не хотим форсировать события, — сказал Майкл. — Так что не паникуй.
— Кто об этом знает? — спокойно спросил Зак.
— Пока никто, но друзьям я скажу. Паре человек. Родителям, конечно.
Джеймс выжидательно поднял брови. Майкл снова пожал плечами, мол, ничего пока не понятно.
— А ты остаешься здесь? — спросил Зак.
— Да, я остаюсь. Я не планирую ничего бросать, мы будем искать компромисс. Буду больше связываться с европейскими проектами — там сейчас много снимают.
— Ладно, — сказал Зак.
— Ладно? — удивился Майкл.
— Майки, — вздохнул тот. — Я тебя знаю. Сучье упрямство написано на всем твоем лице между бровями и позвоночником. Переубеждать не буду, ты большой мальчик и сам понимаешь возможные неприятности. Поздравляю, что ли, — опять вздохнул он.
— Спасибо, — сказал Майкл.
Зак буркнул в ответ, что «спасибо» на хлеб не положишь и повесил трубку.
Майкл взял луковицу рядом с собой, начал чистить.
— Как он отреагировал? — спросил Джеймс.
— Не обрадовался. Но поздравил.
— Значит, все хорошо?..
— Да. Вроде да.
Он отложил телефон, спрыгнул со столешницы и начал нарезать лук.
Они готовили вместе, словно делали так всегда. Обменивались короткими фразами, легкими поцелуями, если приходилось пройти мимо друг друга к холодильнику, плите или дальним шкафчикам. На запах готовящегося мяса прицокал Бобби, требовательно облизнулся и сел в проходе. Джеймс погрозил пальцем собаке с особыми кулинарными потребностями, помешивая рагу.
— Возвращайся в Лондон на Рождество, — сказал он. — Я постараюсь сделать из твоей холостяцкой берлоги что-нибудь вменяемое.
Майкл отложил нож, высыпал в сковороду нашинкованную зелень, добавил томатного соуса.
— Мне страшно думать, что надо тебя отпустить, — признался он, облизав ложку. — Не хочу, чтобы ты уезжал. Сам знаю, что так будет лучше, но очень не хочется.
— Чего ты боишься? — спросил Джеймс.
— Да всякой ерунды, — Майкл пожал плечами. — Просто не по себе, будто предчувствие какое-то. Ты точно не хочешь остаться здесь?.. Можно было бы найти тебе дом или квартиру неподалеку.