Белая входная дверь с зеленым венком распахнулась настежь от грубого пинка.
— Майкл! — во всю мощь тренированных легких завизжала рыжеволосая девчонка и кинулась через заснеженный газон. Дверь так и осталась настежь. Майкл едва успел сбросить рюкзак на землю, как рыжий вихрь подлетел и напрыгнул на него с разбега. Майкл подхватил сестру обеими руками под задницу, подкинул повыше. Она вцепилась ему в шею и прильнула лицом к лицу, прижалась щекой к уху, восторженно дрыгая ногами.
— Тебя вся улица слышала, — довольно проворчал Майкл. — Ты гребаная сирена, как от тебя стекла не вылетают?
— Папарацци боишься? — торжествующе воскликнула та, отрываясь от объятий и пялясь Майклу в лицо горящим злорадным взглядом. — Да? Скажи, что боишься!..
Уиннифред было уже девять с половиной — солидный возраст. Она родилась огненно-рыжей и кучерявой, как лесной пожар, и норов у нее тоже был пламенным. Упрямая, вспыльчивая, непоседливая, она и минуты не могла просидеть спокойно — ей нужно было куда-то нестись, что-то делать, болтать, яростно спорить. Она хваталась за двадцать дел одновременно, с трудом доводя до конца хотя бы одно. Она была щедрой и прямолинейной, но совершенно не умела быть нежной и ласковой.
Майкл иногда думал, что ее гиперактивность и невнимательность — это его вина. Если бы он тем летом не попал за решетку, заставив мать сходить с ума от тревоги — Фредди родилась бы обычной спокойной девочкой. Но он попал, и ему грозило семь лет тюрьмы, и Эмма, донашивая дочь, не спала ночами из-за него — и Фредди получилась такой, какой получилась.
Майкл часто жалел об этом. И о том, что она не родилась лет на пятнадцать-семнадцать раньше. Он хотел бы быть рядом с ней в ее девчоночьей жизни, быть священной фигурой старшего брата, защищать и оберегать от разочарований и невзгод детской жизни. Может, он и сам не вырос бы таким долбоебом, если бы ему было о ком заботиться?..
— Привет, холера, — ласково сказал он, потеревшись о ее нос.
— Ты один?.. — строго спросила она. — А почему один?.. Где Виктория?..
Майкл перехватил ее одной рукой, второй поднял рюкзак и пошел к дому напрямик, через снег. Фредди цепко держалась за его шею и внимательно изучала лицо, сдвинув изящные рыжие брови.
— Она не смогла.
На самом деле он понятия не имел, где проводила время Виктория. Ларри проталкивал ее в девушки Бонда, так что она не горела желанием ехать в Ирландию ради фильма, который никогда не станет блокбастером.
— Ты обещал нас познакомить!.. Невесту пред свадьбой всегда приводят в дом к родителям. Мы должны ее одобрить, — сурово сказала Фредди.
— Особенно ты, — кивнул Майкл, заходя в дом и носком ботинка аккуратно закрывая дверь.
— Особенно я, — подтвердила Фредди, не собираясь слезать с него. — Но я ее одобряю, — смягчилась она. — Она очень красивая.
— Когда соберусь жениться — обязательно привезу ее и познакомлю с тобой, — пообещал Майкл.
Он поднялся по широкой светлой лестнице на второй этаж, прошел по коридору и остановился перед дверью маленькой спальни. Фредди, одной рукой цепляясь за его шею, второй дотянулась до ручки и открыла перед ним дверь.
— Когда вы поженитесь, вы всегда будете сниматься вместе?.. — не отставала она.
— Иногда будем, иногда не будем, — уклончиво сказал Майкл. Не то чтобы он был против самой идеи, просто не видел смысла застревать в проектах с одной и той же партнершей. Фредди, впрочем, вряд ли сейчас поняла бы это.
— Жалко! Вы ужасно красивые! Я собираю все ваши фотки, у меня есть целый альбом. Я даже распечатала те, которые с катка! Тяжело, когда в кустах всегда сидят папарацци?.. Даже не можешь погулять выйти!..
— Здесь у меня только один папарацци — это ты, — сказал он и поцеловал ее в нос, прежде чем поставить на пол. — Где все?
— Мама в саду, папа в гараже, — быстро ответила она. — А ты надолго?..
— На неделю.
Фредди обиженно надула губы и запрыгнула на кровать.
— Почему так мало?..
— Потому что я до самого лета буду жить по соседству, — улыбаясь, сказал Майкл. — Я снимаюсь в Ирландии. Буду выбираться к вам на выходные.
— Ура-а! — она взвилась на ноги. — Побежали расскажем!..
Она подлетела к окну спальни, которое выходило в сад, отщелкнула задвижку и высунулась наружу, едва не рискуя вывалиться.
— Мам!.. — завопила она. Голос у Фредди, по-детски звонкий, был громче автомобильной сигнализации. — Майкл приехал!
Майкл высунулся в окно рядом с сестрой, обхватил ее поперек пояса, чтобы ненароком не вывалилась, прижал к себе. Фредди, впрочем, была той еще мартышкой и вряд ли рисковала свалиться, так что это было скорее для его спокойствия, чем для ее безопасности.
Эмма, в садовых перчатках и с секатором в руках, выпрямилась, взглянула в их сторону. Махнула рукой:
— Я сейчас подойду! Ставьте чайник!..
Прошедшие годы ее только украсили. Майкл не помнил, чтобы она когда-то выглядела так хорошо, как сейчас. Она не помолодела, у нее прибавилось морщин возле глаз и у рта, но она стала как будто ярче, засветилась изнутри.
Первые несколько лет после рождения Фредди для всех были тяжелыми. Они перебрались из Хакни в район получше, продав старый дом, гараж и хибару в Чидеоке. Майкл работал автомехаником, совмещая работу со съемками, ушел из салона только через год, когда начались приглашения в полнометражные фильмы. Кристофер работал в чужой мастерской, возвращался домой только к ночи — его не взяли в салон вместе с Майклом, хотя они убеждали менеджера, что вдвоем справятся лучше. Но потом дела пошли в гору, денег стало побольше, а когда Сара свела Майкла с американским агентством и он перебрался в Лос-Анджелес, про финансовые проблемы можно было забыть.
— Как твои дела? — спросил Майкл, спускаясь вслед за Фредди на первый этаж и проходя через светлый коридор на кухню. — Мальчишки в школе тебя не обижают?
— Нет, — самоуверенно заявила она, — я их сама обижаю. Вот так, — и она врезала Майклу острым кулачком в бедро, заставив наигранно ойкнуть.
— Будешь драться в школе — тебя отстранят от учебы.
— Я что, дура? — возмущенно спросила Фредди. — Я дерусь после школы!..
Майкл засмеялся, потом спохватился, что это непедагогично, и нахмурился.
Отношения Фредди с противоположным полом вызывали у него ревнивое беспокойство, будто она была ему не сестрой, а дочерью. Кристофер, в отличие от Майкла, считал, что Фредди сама как-нибудь разберется. Воспитывать дочь ему вообще было нелегко — перед ее слезами и капризами он терялся, не мог шлепнуть ее, даже если она этого заслуживала. С Майклом у него с детства было полное взаимопонимание, основанное на нерушимой иерархии, а Фредди на эту иерархию клала… ммм, розовый зонтик с единорогами, и Кристофер потакал ей просто потому, что не мог с ней спорить. В итоге она росла, каждый день убеждаясь в том, что мужчинами можно крутить, как угодно, если найти к каждому свой подход. К отцу — не такой, как к брату, к брату — не такой, как к мальчишкам в школе. С Кристофером она могла побуянить, с Майклом такой номер не проходил — тот просто закидывал Фредди на плечо, как мешок капусты, и оттуда она могла сколько угодно орать и молотить его по спине кулаками. Он вставал вместе с ней под прохладный душ и стоял там, пока она не успокаивалась и не переставала визжать. Тогда он спускал ее на пол, вытирал полотенцем, переодевал в сухое и вел пить чай. Трех раз ей хватило, чтобы понять, что агрессия против старшего брата бесполезна просто потому, что он сильнее. Зато Майкл велся на большие умоляющие глаза, бровки домиком и пулеметное «пажаласта-пажаласта-пажаласта!», а еще — на обиженно надутые губы и почти не притворные слезы.
Только Эмма, закаленная годами работы в начальной школе, была бастионом, который не брали ни капризы, ни истерики, ни обиды. Она всегда оставалась спокойной, строгой и ласковой. Она любила дочь без трепетного обожания старших мужчин, и при ней Фредди старалась не выкидывать никаких фортелей.
Вприпрыжку вбежав на кухню, Фредди схватила чайник и сунула его в раковину под струю воды.
— Напомни, где лежит чай, — сказал Майкл, притормозив на пороге.
— Ты ничего не помнишь? — Фредди возмущенно обернулась к нему. — Тебе нужно чаще приезжать!
Майкл шутливо хлопнул ее по заднице и открыл ближайший верхний шкафчик. Там оказалась полка со специями.
— Не попал!.. — торжествующе заявила Фредди, и, подтянувшись на руках, запрыгнула на столешницу возле мойки. Майкл щелкнул ее по носу и открыл шкафчик над ее головой. Там стояла банка с печеньем, пакет муки, баночки с эссенциями, тертые орехи, колотый шоколад и разноцветные добавки для теста.
— В прошлый раз чай был здесь, — сказал Майкл. — Я помню.
Фредди болтала ногами и мотала головой.
— Не найдешь, не найдешь!
— Ладно, — Майкл подхватил ее на руки и подсадил себе на плечо. — Показывай.
— Там! — Фредди ткнула пальцем в самый дальний шкафчик возле двойных дверей, ведущих в сад.
Майкл пересек кухню. Фредди распахнула дверцы, едва не врезав ему острыми уголками по голове, и схватила широкую стеклянную банку с плотно притертой крышкой.
— А ты не хочешь спросить меня, какой чай я буду? — поинтересовался Майкл.
— Самый вкусный! — отрезала Фредди. — Неси назад!
Майкл спустил ее на ноги, снял с держателей три разноцветные чашки. Одну для себя — белую снаружи, синюю внутри, с каемкой из голубых волн, в которых плескался веселый кит. Вторую для Фредди — огромную, на полпинты, с футбольным мячом. Третью — для матери, широкую и низкую, с принтом Кинкейда.
Эмма вошла через стеклянные двери, оставив на улице резиновые сапоги. Земля в саду была мокрой от стаявшего снега, на плитках дорожки остались влажные следы. Эмма сняла перчатки, положила их на край раковины. Майкл обнял ее, чуть наклонившись. Она взяла его за голову, поцеловала холодными губами в щеку.
— Ты надолго?..
— На неделю! — воскликнула Фредди, выбросив руки вверх и растопырив пальцы. Майкл перехватил ее за одно запястье, загнул на руке три пальца: