Он появлялся, как черт из табакерки, практически на каждом событии, которое могло быть хоть косвенно связано с темой фильма, и это не говоря о показах, совмещенных с коктейльными вечеринками, завтраками, ланчами, обедами, ужинами, не упоминая благотворительные вечера, утренние шоу, вечерние шоу, подкасты, интервью, селфи с фанатами, разговоры с журналистами, ответы на вопросы, которые задавали ему в сотый раз, и на которые он должен был отвечать с таким энтузиазмом, будто их задавали впервые.
Конечно, он был не один. Весь главный каст метался по стране с вечеринки на вечеринку, с одного приема на другой. Время летело стремительно, дни были расписаны по минутам, за Майклом гуськом ходили ассистенты, стилисты и помощники, чтобы он не дай Бог не перепутал, где ему надо появиться, и не появился в двух разных местах в одном и том же виде.
Каждое слово на публике было выверено заранее, чтобы производить максимальный эффект. Майкл рассказывал, как брал уроки верховой езды, танцев, как делал трюки — и это склоняло в его сторону сердца тех, кто когда-то в своих проектах делал то же самое. Питер говорил, как его роль оказала огромное влияние на его жизнь, стала для него глубоко личной, помогла раскрыть свой потенциал. Шене повторял, как тщательно он подбирал команду: не по звездности, не по известности, а исключительно из людей, способных полностью, искренне вовлечься в эту необычную историю. Джеймс рассказывал, как отношения его родителей, их мезальянс, вдохновил его на создание книги, и в какой степени эта история — попытка переосмыслить историю своего детства.
Врал, конечно же — но у него не было выбора. Ларри старался захватить максимум голосов, и, делая ставку на Майкла, он не забывал и о тех, кого Майклом не зацепить, но кого можно было достать сквозь сентиментальную ностальгию семейной истории. Чтобы в нужный момент, занеся руку над бюллетенем или приготовившись нажать кнопку мыши, чтобы поставить оценку, они вспомнили все это — и эмоции подсказали бы им нужный выбор. Нужный для Ларри, разумеется.
Майкл не успевал замечать, как дни мелькают перед глазами. Когда с утреннего телешоу он уезжал на радиостанцию, оттуда — на обед с членами Академии, оттуда — на интервью, а оттуда — на вечернее шоу, после которого можно было упасть в кровать и отрубиться до следующего утра — он считал такой день спокойным и не очень нагруженным. Нагруженным тот становился, когда после пяти-шести появлений на публике с заранее составленным и выверенным текстом ему приходилось садиться в самолет и лететь на вечеринку в другом городе, чтобы тусить там до двух-трех часов ночи, а в шесть подниматься и снова садиться на самолет. Спасал лишь кокаин — дважды в день, утром и вечером. Иначе было не продержаться.
Они все работали на износ. Они прокатывали «Баллингари» по всей стране, не останавливаясь. Если Майкл где-то и лелеял надежду, что у них с Джеймсом будет хотя бы немного времени друг на друга — он быстро понял, что об этом и речи не будет. Иногда они неделями не встречались: Джеймс подписывал книги на Западном побережье, Майкл появлялся на встрече ирландского сообщества на Восточном. Джеймс давал интервью телевидению в Чикаго, Майкл произносил речь на открытии памятника в Бостоне. Джеймс делал фотосессию для Vanity Fair, Майкл обсуждал вопросы дискриминации иммигрантов.
Парадоксально, но больше всего времени вместе они проводили на совместных интервью: под камерами, на вечерних шоу, сидя в соседних креслах и сдерживая нервический смех. Или когда рассредоточенный по городам каст нужно было собрать в одной точке, и всех селили в одном отеле, и тогда, чтобы встретиться, нужно было пройти всего несколько шагов по коридору. Поначалу Джеймс еще снимал кольцо при появлении Майкла, но потом Майкл предложил: не парься. Лучше вообще не снимать, чем случайно где-то оставить.
Иногда, когда Майкл сидел и курил, глядя из кресла на новый город за огромными окнами, Джеймс, одевшись, подходил и садился к нему на колено. Обнимал за шею, клал голову на плечо, и они молчали. Майкл не обманывал себя и не представлял, что Винсента не существует. Не воображал, что есть какая-то другая жизнь, кроме этой безумной гонки, в которой они могли быть лишь любовниками.
И они были ими — на бегу. Полчаса или двадцать минут, выкраивая время в гримерке телестудии, в машине по дороге в аэропорт, в кабинете чужого особняка, прямо у стола, чуть не смахивая на пол письменный прибор, скрюченными пальцами впиваясь в твердые плечи, выдыхая друг другу в рот запах виски, джина, шампанского, водки с мартини.
День рождения Майкла в конце декабря они отметили второпях, в отеле. У них было всего полчаса, потом Джеймса ждала автограф-сессия, Майкла — вечеринка, устроенная Ларри в его честь. Новый год они встретили порознь, вися на телефоне в разных часовых поясах.
Любой промах сейчас был бы фатален. Любая двусмысленно брошенная шутка была бы поднята конкурентами и с осуждением обсосана до палочки от Чупа-Чупса. Они прятались, как могли. Осторожничали до паранойи. Майкл не хотел никому ничего портить — ни ему, ни себе, ни фильму, ни Ларри — но тяжесть гонки сказывалась на нем, взвинчивая и разбалтывая нервы. Обнимаясь для фото с Питером, Миллиган, Коди, Шене, Ребеккой или даже Викторией, которая иногда с мылом влезала в компанию, чтобы «поддержать Майкла», он постоянно искал глазами Джеймса. Находил, брал за талию — и не выпускал. Он держался за него, будто лишь рядом с ним мог дышать. Он нашептывал ему идиотские шутки, чтобы поднять бодрость духа — Джеймс едва выдерживал график. Падая в отельную кровать, Майкл подгребал Джеймса к себе — а тот иногда успевал отрубиться раньше, чем Майкл успевал расстегнуть ему ширинку. Иногда они занимались сексом в полусне, льнули друг к другу, полумертвые от усталости — или просто лежали, обнявшись, дышали один другому в затылок. А иногда Майкл, всего на минутку закрыв глаза, вздрагивал от звонка будильника или стука в дверь — и с отвращением смотрел в белое, синее, голубое, серое утро, заливавшее окна.
В одно такое хмурое утро Майкла разбудил телефонный звонок. Он высвободил руку из-под головы Джеймса (тот не проснулся), нашарил на тумбочке телефон.
— Да, — невнятно выдохнул он в трубку, пытаясь расклеить глаза. Даже неяркий свет бил по ним, заставляя жмуриться, под сухими веками жгло и зудело от хронического недосыпа.
— Майкл, — сказал участливый голос Винсента. — Прости, я тебя разбудил? Не могу дозвониться до Джеймса — наверное, он выключил телефон.
— Э… да, — сказал Майкл, ошеломленно хлопая глазами. Он сел в постели, глянул на Джеймса, беспробудно спавшего рядом, глянул на его телефон — тот недвижимо лежал на тумбе с другой стороны кровати. — Да… наверное, — запоздало добавил он.
— Я решил предупредить заранее, сказать, что уже в аэропорту, беру такси. Буду в отеле через час. Ты сможешь ему передать?
Майкл смотрел на косматую голову Джеймса на соседней подушке, пытаясь проснуться. Протер глаза, кашлянул, чтобы прочистить горло.
— Э… да.
— Хорошо, — удовлетворенным голосом сказал Винсент. — Спасибо. С ним все в порядке? Он сейчас с тобой?
— Э… что? — спросил Майкл, пытаясь себя ущипнуть и не понимая, то ли это какой-то сюрреалистичный сон, то ли он бредит.
— Он сейчас с тобой? — повторил Винсент.
— Он спит, — сказал Майкл. — Он очень устал. Вчера.
— Я так и подумал, — успокаивающим тоном сказал Винсент. — Просто у него выключен телефон, я волновался, поэтому решил позвонить тебе.
— Почему мне? — заторможенно спросил Майкл. — Почему не Заку? Он у него все координирует.
Винсент издал тихий смешок.
— Знаешь, как говорят?.. Глупый муж не знает о любовнике, умный муж знает о любовнике, а мудрый муж знает телефон любовника.
— А откуда ты знаешь мой телефон?.. — чувствуя себя до странности тупым, спросил Майкл.
— Ты, наверное, тоже очень устал, — с сочувствием сказал Винсент. — Я один из продюсеров фильма, Майкл — конечно, я знаю твой телефон.
Майкл замолчал. Винсент подождал немного, потом спросил:
— Алло?
— Да, я… — ошеломленно отозвался Майкл. — Здесь. Ты в аэропорту?
— Беру такси, — отозвался Винсент.
— Это похоже на какой-то бред, — вполголоса сказал Майкл. — Ты звонишь мне вот так — и что, ты скажешь, что тебе это… нормально?
Винсент глубоко вздохнул в трубку.
— Майкл, я взрослый человек. У нас с Джеймсом нет секретов. Ты всегда был особенным в его жизни, ему просто нужно время. Вы сейчас очень плотно общаетесь, я все понимаю. Пожалуйста, передай ему, что я скоро буду.
— Хорошо, — повторил Майкл. — Я… могу его разбудить?.. — предположил он.
— Нет, не надо, пусть отдыхает, — тут же сказал Винсент. — Скажешь позже.
Майкл положил обратно погасший телефон — осторожно, будто тот мог взорваться у него в руках. Взъерошил волосы, моргая в одну точку.
— Кто тебе звонил?.. — сонным и хриплым голосом спросил Джеймс, поворачиваясь на спину.
Майкл посмотрел на него сверху вниз — на его лицо, бледное и осунувшееся, усталое после нескольких часов сна.
— Твой муж, — сказал он.
— Ха. Ха, — отозвался Джеймс, морщась. — Это тупо, Майкл.
— Это правда, — сказал тот, сам не веря в то, что говорит. — Он сказал, у тебя выключен телефон. Он не смог до тебя дозвониться.
— Какое сегодня число? — со стоном спросил Джеймс.
— Шестое января, — сказал Майкл, сверившись с телефоном. И вспомнил: — Завтра «Золотой Глобус»!.. А, вот почему он здесь. Он же твой «плюс один».
Джеймс растер лицо ладонями, уронил руки, уставился в потолок. Майкл наклонился, чтобы поцеловать его — но Джеймс закрылся локтем, отвернулся:
— Нет… нет. Мы не будем, Майкл. Он же почти здесь.
— По-моему, он не против.
— Я против! — уверенно сказал Джеймс, вдруг обретя голос, и глянул на Майкла внизу вверх. — Я не могу так цинично!.. Он прилетел ко мне, и я хочу побыть с ним. Пока он здесь… просто забудь обо мне.
Майкл недовольно фыркнул, спустил ноги на пол.