— Как будто расстояние что-то меняет.
— Меняет! — сказал Джеймс. — И очень многое.
Майкл пожал плечами.
— Он потом улетит, а ты останешься здесь, со мной.
— Да, он улетит, потому что он не может надолго оставить бизнес! Майкл, я прошу тебя — не делай ситуацию еще сложнее, чем она есть! Если бы я мог…
Он оборвал себя, на мгновение закрыл лицо руками. Потом продолжил, мучительно, будто через силу:
— Если бы я мог выбрать его, если бы я мог хотеть его — или не хотеть тебя — я бы сделал этот выбор сегодня, сейчас! И все бы решилось! Но я не могу. Он любит меня, я люблю его, он прекрасный, тонкий человек. Я никогда не изменял ему — до тебя! Ты не можешь себе представить, как меня это мучает. Как я противен себе за свою слабость. Поэтому, пожалуйста, просто уйди сейчас и не приближайся ко мне, пока он не уедет.
Джеймс поднял на него страдальческие глаза, покрасневшие от недостатка сна. Майклу хотелось сказать ему что-то резкое. Что-нибудь про него самого и его прекрасного, тонкого Винсента. Но в голову ничего не пришло, и он промолчал. Просто ушел, одевшись, молча закрыл за собой дверь.
До поры до времени им удавалось прятаться. Но в мире мобильных телефонов с камерами ты никогда не знаешь, с какого угла тебя сейчас снимают, особенно когда ты набираешь критическое число фанатов, особенно когда ты участвуешь в гонке на выживание, где за каждым твоим шагом следят не только те, кто в тебе лично заинтересован, но и те, кому хочется вытащить на свет какую-нибудь неприглядную историю из твоего прошлого.
Конечно, Академия прямо запрещала нападки на конкурентов. Конечно, этот запрет можно было обойти сотней различных способов. Фильм обвиняли в расизме, поскольку у Терренса был слуга индус. Его обвиняли в отсутствии репрезентации афроамериканцев, хотя какое отношение афроамериканцы имели к Ирландии девятнадцатого века, толком никто не мог объяснить. Снова зашуршали скандалом о романе Майкла и Питера, а потом всплыла настоящая бомба.
Это было случайное фото с какой-то чужой вечеринки. Там была спина Майкла, его лицо в полумраке, вполоборота — его узнаваемый профиль. И второй человек, различимый довольно смутно — слегка ниже ростом, определенно мужчина, прижавшийся к Майклу не вполне дружеским образом. И рука, обнимающая Майкла за талию — рука с татуировкой по запястью.
Джеймса определили быстро: татуировки были приметными, нашлось не одно фото со съемок «Баллингари» или с самой оскаровской кампании, где они были отчетливо видны. Майклу пришлось объясняться — непринужденно публично врать, что это было обыкновенное дружеское объятие, что они оба были слегка пьяны, а Джеймс просто оступился и схватился за Майкла, чтобы не упасть — обычное дело. Просто неудачный кадр в неудачный момент.
Но тут всплыли старые материалы — кто-то выкинул вырезку из новостной программы о «Глории Дэй», где Майкл и Джеймс вместе засветились в больнице, кто-то собрал десяток фотографий с благотворительного вечера «Эмнести Интернэшнл», где они появлялись, потом посыпались фото со съемок, фестивальные промо-ролики. Их собирали, сопоставляли, изучали под лупой взгляды, жесты, выражения лиц.
В поднятой шумихе кто-то вспомнил, что видел их в парке с собакой, в кафе, в казино, в ресторане. Кто-то начал рассуждать, не странно ли, что Джеймс, вдохновившись своими родителями, сделал парой Эрика и Терренса, а не Эрика и сестру Терренса, что было бы куда более логично, и не является ли эта история, на самом деле, учитывая удивительную похожесть по типажу Джеймса и Питера, на самом деле завуалированной историей Джеймса и Майкла? И чьи же это на самом деле инициалы, вокруг которых Майкл устраивает такую таинственность? Майклу вспомнили ляпнутое «мой любимый писатель», им обоим припомнили, что они «давно знакомы» и задались вопросом, при каких обстоятельствах они познакомились.
Обсуждения были горячими. Питер, невинная душа, сочувствующе вздыхал и предлагал Майклу не обращать на все это никакого внимания, ведь это просто высосанная из пальца чушь. Майкл кивал и говорил — да, чушь, конечно, происки конкурентов, бред.
Джеймсу пришлось, делая вид, что из него вытаскивают сокровенные творческие секреты, врать, что на самом деле их с Майклом связывают творческие планы, и что их встречи объясняются тем, что еще летом, вдохновившись фильмом, он задумал продолжение «Баллингари» и сейчас работает над ним, но деталей раскрывать не может.
Винсент, прилетая на очередное награждение, чтобы выполнить роль «+1» рядом с Джеймсом, охотно подтверждал, что все эти слухи ничего не стоят — они с Джеймсом давно вместе, они с Джеймсом счастливы в браке, Джеймс работает над новой книгой, а видеть в любой дружеской встрече сексуальный подтекст — скрытая гомофобия, и что реакция общества на этот фильм отчетливо демонстрирует, как сильны в в головах людей предрассудки: если мужчина не скрывает свою гомосексуальность, подразумевается, что он сексуально заинтересован в каждом мужчине, с которым общается.
Джеймс, стоя рядом с ним, натянуто улыбался. Им обоим было понятно, что Винсент старается сохранить хорошую мину при плохой игре и в первую очередь защищает от гнева толпы Джеймса. Если сейчас всплывет то, что происходит у них с Майклом, они не просто споткнутся на пути к «Оскару» — они могут вообще не добежать.
Даже Майклу от этого круглосуточного вранья было тошно. Но Джеймсу было тошнее. Он был вымотан, издерган, пристыжен. На публике он еще держался, но когда камеры исчезали, они с Майклом ссорились на каждом шагу, на пустом месте. Винсент подхватывал Джеймса в заботливые руки, и Майкл снова его ненавидел. Он так — не мог. Он сам был изможден и задерган, держался сам не зная на чем.
А Джеймсу, кажется, даже эти заботливые руки не приносили успокоения. Иногда, словно вспышка, он льнул к Майклу, чтобы спрятать в него лицо, торопливо трахался с ним, чтобы забыться — и сразу после они скандалили с полоборота, иногда даже не успев одеться, иногда даже в процессе, когда Майкл, схватив Джеймса за челюсть, удерживал его возле себя и яростно шептал ему на ухо, что не даст ему даже дернуться в сторону. Джеймс отвечал, не менее яростно, что ждет — не дождется, когда Майкл наконец «не даст».
От горечи этих слов Майкл заводился еще сильнее. Вот такой была его жизнь, и он сам с ней едва справлялся. Он смутно надеялся, что Джеймс, когда трезвость возвращалась к нему, все-таки понимал, почему Майкл не зовет разделить эту жизнь с ним.
Получив четыре Золотых Глобуса и несколько премий Британской киноакадемии, в том числе за «Лучший фильм» и «Лучшую мужскую роль», они рассчитывали, что на «Оскаре» будут в числе фаворитов. И когда объявили номинантов, Майкл совершенно не удивился: «Баллингари» упомянули пять раз.
Он надеялся, что получит передышку до награждения, ведь после объявления Академия запрещала студиям устраивать мероприятия, на которых номинанты встречались бы с академиками. Но Ларри находил способы обойти даже это. Он устраивал вечеринку для ирландского сообщества, на которую приглашал пару-тройку академиков, а для привлечения внимания прессы втискивал туда же пару звезд со своей студии, среди которых, совершенно естественно, оказывался Майкл с его ирландскими корнями. И не менее естественно там же оказывался Джеймс, чтобы бесплатно передать ирландскому сообществу пару экземпляров своей книги об Ирландии. Чуть менее естественно там оказывался Питер, который не имел никакой связи с Ирландией, но когда Ларри упрекали в этом, он отвечал — простите, это было мероприятие для прессы, а чтобы пресса соизволила явиться, я был вынужден дать им кого-то из знаменитостей.
На вечеринке Майкл уже не сдерживал себя в выборе стимуляторов, старался только не слишком активно мешать алкоголь с кокаином. Награды не радовали, грядущий «Оскар» — тем более. Он мечтал о времени, когда все это кончится. Ему было одновременно так плохо и так хорошо, среди знакомых и незнакомых лиц, что он сам уже не знал — каково ему. Он обжимался с Викторией, позируя для фотографий, держал лицо, поглядывал туда, где поодаль, на диванчике, почти весь вечер сидели две одинаково молчаливые пары: Питер со своей девушкой и Винсент с Джеймсом.
Никто не ждал, что Питер и Шарлотта появятся вместе. Самые упертые поклонники до сих пор ждали, что на вечеринке Майкл обязательно признается в любви к Питеру и как минимум порвет помолвку с Викторией. Другие были уверены, что Питер придет с другим парнем, раз уж Майкл так мерзко повел себя, соблазнив бедного мальчика, а потом уверяя всех, что ничего не делал. Но Питер пришел с Шарлоттой. Она была симпатичной, длинноногой, а на каблуках так даже повыше Питера. Они сидели, держась за руки, едва обмениваясь парой слов друг с другом. Помирились или нет? Или и до нее дотянулись руки «Нью Ривер», заставили изобразить возобновление чувств там, где его и быть не могло?
Винсент и Джеймс, наоборот, были заняты разговором. Сидели, склонив головы друг к другу, чтобы общий гам не мешал слышать друг друга. Если Питер с Шарлоттой выглядели поссорившейся влюбленной парочкой, то эти двое были просто картинкой семейной пары. И, как бы Майклу ни хотелось увидеть в них что-то слащавое, приторное, неприятное — не получалось. Его Джаймс сидел и болтал со своим мужем, ни на секунду не переставая быть ни его Джаймсом, ни чужим мужем. Наверное, что-то похожее постоянно чувствовал Винсент, когда в их разговорах раз за разом мелькало имя Майкла.
У него мелькнула шальная мысль проверить терпимость Винсента на разрыв. Он втиснул Викторию в компанию каких-то девчонок, под обстрел фотографов, упал на диванчик рядом с Джеймсом, притиснув его к Винсенту. Джеймс отодвинулся, плотнее прижался к мужу.
— Надо поговорить! Отойдем? — позвал Майкл, почти не скрываясь.
Джеймс помотал головой, прильнув к плечу Винсента. Схватил свой бокал со столика перед ними. Винсент ладонью поманил Майкла к себе, тот наклонился, отчасти из любопытства, отчасти просто от желания притиснуться ближе к Джеймсу.