— Кому-то придется, — сказал Майкл. — Я как раз вот это хотел поднять…
Винсент согласно покивал, головой, глядя в пол, потом посмотрел на Майкла.
— Нет.
— Нет?.. — переспросил Майкл.
— Мы оба любим его, — прямо сказал Винсент. — И он любит нас обоих.
— И что?.. — спросил Майкл. Дикая мысль крутилась у него в голове, но он не верил, что это в самом деле сейчас происходит, то, на что Винсент так уклончиво намекает. Быть такого не мог просто.
— Ему больно вдали от тебя, — сказал Винсент. — Он страдал, встречаясь с тобой, но сейчас ему еще хуже. И это бессмысленно. Зачем нам устраивать трагедию там, где можно найти выход?..
— Какой выход?.. — спросил Майкл, чувствуя себя попугаем, который задает вопросы невпопад и не получает на них ответа.
— Он не может выбрать одного из нас, — сказал Винсент, глядя прямо на него. — Может, и не надо его заставлять?.. Я могу быть для него опорой. Ты — вдохновением. Он нуждается в нас обоих. Заставлять его отказываться от одного из нас — жестоко. Весь этот год — это пытка. И чем дальше, тем больнее становится нам всем. Зачем это тянуть? Если для счастья ему не хватает тебя, мы должны дать ему то, что он хочет. Сделать его, наконец, счастливым. Ты же хочешь, чтобы он был счастлив?
— Мы?.. — переспросил Майкл.
— Да, — сказал Винсент. — Мы. Я и ты. Мы поступим, как взрослые люди, возьмем ситуацию в свои руки. Ради него.
— Что ты мне предлагаешь? — недоверчиво спросил Майкл. — Встречаться с ним с твоего ведома?.. По твоему разрешению?
Винсент покачал головой.
— Ему этого будет мало.
— Так, стоп, — сказал Майкл. — Стоп. Что происходит? Скажи прямо, чтобы потом не было разговоров, мол, я тебя неправильно понял.
— Я приглашаю тебя в нашу семью, — сказал Винсент, дружелюбно глядя на него. — Ты и так всегда был ее частью: память о тебе, разговоры о тебе. Давай уже превратим многоточие в точку.
— Ты что, предлагаешь нам жить втроем?.. — с недоверчивым ужасом спросил Майкл.
Винсент все ходил вокруг да около, не выражясь прямо, так что слово «втроем» пришлось сказать Майклу, и это слово ему не понравилось. Он не мог представить себя частью этой жизни, этой тихой квартиры. Среди книг? С геранью на окнах? За завтраком — с ними?.. Он не вписывался сюда. Он не мог даже представить, что будет здесь частым гостем, не то что — будет здесь жить. Это был чужой мир, он не мог уместиться в него, как не смог бы жить в кукольном домике Фредди.
— «Жить» — не вполне верное слово, — сказал Винсент, наблюдая за ним. — У твоей профессии есть свои сложности — репутация, частые разъезды. Ты не сможешь жить здесь, потому что твоя карьера — не здесь. Но ты можешь стать частью этого дома. А наш с Джеймсом брак будет служить защитой твоей репутации, и объяснить твои визиты к нам или наши — к тебе, обыкновенной дружеской связью — очень легко. У тебя же есть друзья, с которыми ты часто делишь дом. Кто скажет, что мы от них чем-то отличаемся лишь потому, что мы — гей-пара?
— Тебе не кажется это абсурдным? — спросил Майкл.
— В рамках патриархального института брака это действительно может выглядеть странно, — уклончиво согласился Винсент.
— Но так уж сложилось, — он развел руками. — Так бывает. Очень редко, но так бывает. Пойми, Майкл, — он чуть наклонился вперед, поставил локоть на колено. — Больше всего я хочу, чтобы он был счастлив. И если бы я видел, что он будет счастлив с тобой — я бы его отпустил. Он не уходит к тебе не потому, что я держу его. Я не держу. Я был готов отпустить его еще тогда, когда мы начали этот проект. Но для него нет места в твоей жизни. И Джеймс пытается поступить правильно — так, как было бы правильно для большинства. Отказаться от любовника, вернуться к мужу. Но что, если мы все — не «большинство»? У нас сложилась уникальная ситуация, ему нужны мы оба. Так почему мы не можем договориться о том, что устроит нас всех?
— А тебя-то что в этом устраивает? — с подозрением спросил Майкл.
— Меня, — резко начал Винсент, сжав кулак, но тут же заставил себя расслабиться и продолжил прежним родительским тоном: — Меня устраивает то, что он перестанет разрываться между нами. Он по-прежнему будет со мной, но он перестанет стыдиться своих чувств к тебе. Я хочу перестать жить в неизвестности, что будет дальше, кого он выберет.
Майкл взялся за голову, прочесал пальцами волосы. Ситуация была настолько дикой, что ему казалось — он перебрал с веществами, что в последний раз, еще перед отлетом, это был не кокаин, а ЛСД, грибы, какая-то настолько мощная хрень, что сейчас он валяется в бэдтрипе на полу у себя дома, а не ведет светский разговор с мужем Джеймса.
— Почему ты меня не ненавидишь? — спросил он, снизу вверх глядя на Винсента.
— А кому будет легче, если я начну тебя ненавидеть? — спокойно спросил тот. — Джеймс будет меньше любить тебя, если я буду тебя ненавидеть? Майкл, ненависть — это варварство. Я видел твои фильмы. Я вижу, что он нашел в тебе. Я знаю его — полного мудака он бы не полюбил. Пойми… — он вздохнул. — Я посвятил всю свою жизнь тому, чтобы отыскивать таланты. Отыскивать в людях эти божественные искры, помогать им раскрыть себя. В тебе это есть. Ты талантлив. И я не могу ненавидеть это. Я сам не обладаю тем, что есть у тебя или Джеймса. Ты несешь на экран все, что в тебе есть — неприятное, уродливое, жуткое. Но еще и прекрасное, чистое, тонкое. И я слишком ценю это, чтобы ненавидеть тебя.
Майкл проморгался, протер глаза. Винсент разлил им остатки вина, давая ему время переварить все эти признания.
— И ты думаешь, мы сможем нормально общаться?.. — с сомнение спросил Майкл. — Ты и я?..
— Мы уже общаемся, — усмехнулся Винсент. — Я всегда жил с твоей тенью где-то поблизости, так что, поверь, я привык к тебе за эти годы. Кроме того, у нас достаточно общего — помимо любви к Джеймсу. Нам ведь не нужно пылать страстью друг к другу. Будет достаточно, если мы станем друзьями. Мы же взрослые люди, — повторил он, как мантру. — Все можно решить. Я готов оказывать поддержку тебе, если потребуется. Ты, как творческий человек, тоже наверняка знаком с эмоциональными спадами, а я работаю среди талантов всю жизнь и точно знаю, как с ними обращаться, — он улыбнулся.
— Спасибо, я с этим справляюсь, — резко отозвался Майкл. Потом подумал, что прозвучало грубее, чем он хотел. Винсент, в конце концов, не предлагал ему ничего, что заслуживало бы грубости. Спросил спокойнее: — Джеймс в курсе этого разговора?..
— Нет, — сказал Винсент. — Пока нет. Мы с ним это еще не обсуждали. Это моя идея. Сначала я хотел поговорить с тобой.
— И как ты себе представляешь такую жизнь?.. — спросил Майкл. — Быт… секс?..
— Мы попробуем и узнаем, — сказал Винсент. — Что касается секса, то я не ханжа. Но обсуждать такие детали без Джеймса я считаю неправильным. Решающий голос должен быть за ним. Мы окажемся в одной постели, только если он этого захочет, я не собираюсь ни на чем настаивать.
— А если не захочет — мы составим расписание?.. — язвительно спросил Майкл.
— Мы живем в двадцать первом веке, — сказал Винсент. — Семья как союз двух человек умирает. Мы найдем решение, которое устроит всех нас.
«Нас».
Майкл молчал, кружил вино по бокалу. Предложение все еще казалось ему диким. Неправильным. Он вообще ехал сюда не за тем, чтобы влезать в чужую семью! Но в голове все отчетливее звучала мысль, что, может быть, Винсент прав?..
Может, он прав, может, это выход. Для всех. Можно оставить все, как есть. И это… удобно? И можно не прятаться хотя бы от Винсента, раз уж он такой понимающий. Можно в любой момент прилететь в гостеприимный дом — или позвать Джеймса к себе. Может, так будет лучше для всех?..
Он не знал, что решить, и тянул время. Ответа не было. Он спрашивал у себя, что делать, но правда была в том, что он не знал. Он давно перестал оценивать свою жизнь — что в ней было правильно, что — нет. В его профессии слишком многое, значимое для обычных людей, теряло смысл. Правильным ли было врать на публику об отношениях, которых нет? Прикрывать собой Ларри, который пользовался зависимым положением Виктории?.. Правильно ли было служить его алиби, чтобы он мог спокойно трахать ее, не опасаясь скандала?.. Правильно ли было закрывать глаза на то, что Виктория ложилась под Ларри только ради своих ролей?.. То, что она делала, что он делал, было точно такой же проституцией, как та, которой занималась Дакота. Только Дакота была честнее. Она не называла это другими словами. Она прямо говорила, кто она есть и чем зарабатывает.
Так ему ли было теперь сомневаться, правильно ли, что они попробуют устроить отношения на троих?.. Если задуматься, такой вариант был куда здоровее, чем все, что он имел раньше.
И что ему терять, кроме своих мучений?..
Он потер лицо ладонями, посмотрел на Винсента сквозь пальцы.
— Ладно. Хорошо. Давай попробуем. И как мы ему это предложим? Не по телефону же?
— Давай съездим к нему, — сказал Винсент. — Поговорим там. Последнее слово будет за ним.
Он качнул своим бокалом и потянулся к Майклу, предлагая закрепить договоренность. Майкл дернулся вперед, бокалы, соприкоснувшись, истерически взвизгнули.
Винсент водил скромный, далеко не новый Пежо ярко-голубого цвета. Он сам предложил поехать на нем, не на поезде. Он, как оказалось, вообще любил быть за рулем. Майкл сидел на переднем сиденье, смотрел, как мимо плывут зеленые и желтые поля. Пытался свыкнуться с новыми обстоятельствами. Кто будет здесь третьим?.. Он прилепится к Джеймсу и Винсенту?.. Или Винсент был для них вроде камеры хранения, из которой Майкл заберет Джеймса?.. Или их треугольник как-то сам организуется со временем, у каждого будет своя роль в нем, свое место.
Он смотрел в окно, думал, что надо было бы поговорить с Винсентом. О чем-нибудь. Отвлеченном. Им предстояло стать ближе, им стоило бы начать… дружить?.. Хотя бы разговаривать, а не ехать в полном молчании. Майкл все искал подходящую тему. Пытался представить, как это будет. Вообще. Как они смогут. Втроем.