В. БОЛДЫРЕВ, С. РОЗАНОВ60 дней по пятидесятой параллели
В ЗАВОЛЖЬЕ
ПЕРВЫЙ ЭТЮД
Вчетвером мы стоим, облокотившись о поручни, на палубе самоходной баржи. Рядом наш «Москвич» с внушительным вьюком на верхнем багажнике.
Дальше и дальше уплывают освещенные утренним солнцем многоэтажные дома набережной, белоснежные, точно уснувшие лебеди, волжские теплоходы у пристани. Чайки провожают корабль жалобными криками.
Охватывает странное противоречивое чувство: грустно расставаться с привычными берегами и радостно, что вся кропотливая, сложная подготовка окончена, снаряжение найдено, участники путешествия в сборе и готовы пуститься в неведомые края.
Баржа набирает скорость. У форштевня журчит вода. Усаживаемся в ряд на планшире перил и делим по-братски пакет спелой, сочной вишни — последний дружеский дар на покинутом берегу. Теперь все радости и печали будем делить поровну.
Утро ясное-ясное. На неоглядном перламутровом плесе едва колышется баржа. Волга, перехваченная далеко на юге Волгоградской плотиной, разливается у Саратова в настоящее море, затапливает острова. Зеленые кусты торчат из воды, колышутся, будто плывут. Это верхушки утонувших ветел. Настоящее море в центре сухого Поволжья.
Панорама Большой Волги затрагивает глубокие ноты в душе. Совсем недавно катастрофическое обмеление реки угрожало даже судоходству; люди в приволжских степях мечтали о большой воде. И вот она пришла, подступила вплотную к пологим берегам. Настало время пустить ее в истомленные зноем степи…
Размечтались, погрузились каждый в свои думы. Протяжный гудок возвращает к действительности. Рядом на фальшборте примостился наш художник — Валентин Успенский, смуглый, черный, как жук. Быстро набрасывает рисунок пером в путевом альбоме. Заглядываем ему через плечо.
Вот он, старый и мудрый волжский матрос с трубкой, живописные фигуры шоферов, отправляющихся на уборку, и тоненькая девушка в косынке. О чем-то задумалась, склонившись у перил: может быть, жизнь ее на крутом повороте, или она уже держит за крыло синюю птицу счастья…
Девушки на барже нет, ее принесла сюда фантазия художника. Рисунок ожил, словно пронизанный магической нитью.
Опять гудок…
Паром причаливает к пристани города Энгельса, к левому берегу Волги.
— Пора!
Наш «Москвич» взбегает по мосткам на рыжеватую дорогу и легко переваливает защитный береговой вал. Волга, море воды остается позади. Мчимся сквозь пыльные, накаленные зноем городские улицы и неожиданно выкатываемся на широкое степное шоссе.
— Наконец-то!
Полной грудью вдыхаем степной воздух. Вокруг золотые просторы неоглядных заволжских пшеничных полей. Они уходят куда-то в голубую даль. Солнце палит немилосердно, но в бегущей машине терпимо: спидометр показывает шестьдесят километров и ветерок обвевает разгоряченные лица. Первый город увидим только в Западном Казахстане — Уральск, на реке Урале.
Нужно ехать на восток, а мы держим путь на север, делаем крюк, хотим собственными глазами увидеть Большой Караман. Там, в степных недрах, обнаружен не так давно целый бассейн подземных газов.
Пожираем пространство. Сворачиваем на торную степную дорогу вдоль Карамана. Пшеничные поля стискивают проселок. Пшеница низкая. Стоит сушь: стебли хлебов не набирают силы, и легкие колосья торчат дыбом.
Эх, дать бы сюда воду из Волги! Она совсем близко. Прямо за пшеничными полями блестит на солнце широченный плес.
Вспоминается беседа с саратовскими проектировщиками, показавшими нам любопытную карту, похожую на карту горной страны.
Пользуясь точными гипсометрическими планшетами, проектировщики разделили Саратовское Заволжье на зоны водоподачи. Оказалось, что к левому берегу Волги, между Иргизом и Ерусланом, прилегает широкая зона высокорентабельного орошения с двухступенчатой подачей воды непосредственно из Большой Волги. Эта зона включает древние речные террасы.
Поднять сюда воду электрическими насосами несложно. Река теперь вплотную подступила к последним террасам. Вдоль разлившейся реки проходят линии высоковольтных передач дешевой энергии волжских гидроэлектростанций. Совсем близко видны шагающие через степь стальные опоры этих линий.
Вода оказывает чудодейственное влияние на сухие заволжские почвы. Сотрудники мелиоративной станции в окрестностях Энгельса много лет кряду получают с орошаемых полей втрое больше, чем на богаре, пшеницы и картофеля, вчетверо-впятеро больше овощей, кукурузы, кормовых корнеплодов, зернобобовых культур. И главное: чем суше, солнечнее год, тем выше получаются урожаи на поливных землях.
Недавно воды Большой Волги, поднятые электрическими насосами в канал Энгельской оросительной системы, оживили земли крупного пригородного совхоза. В первый же год был получен небывалый урожай овощей и кормовых культур. После завершения строительства насосной станции капал оросит огромный земельный массив в семь тысяч гектаров. Сплошные орошаемые поля в триста, четыреста гектаров позволят совхозу высокопроизводительно использовать мощные дождевальные и уборочные машины. Вторая очередь оросительной системы увеличит узел поливных земель до одиннадцати тысяч гектаров. Электрические насосные станции ежесуточно будут подавать на поля более миллиона кубометров волжской воды.
Это поливное хозяйство станет крупнейшим в Российской Федерации и полностью снабдит дешевыми овощами, картофелем, свежими ягодами, молоком, мясом жителей Саратова и других промышленных центров Поволжья.
Земли Энгельского совхоза давно остались позади. Пересекаем зону высокорентабельного орошения, намеченную проектировщиками. Плоскими уступами поднимаются перед нами древние волжские террасы. Травы выгорели. Плодородные темно-каштановые почвы изнывают от недостатка влаги. Волжская вода, поднятая сюда, разбудит плодородие этих почв.
В несколько лет можно будет создать мощную Приволжскую зону высокопродуктивного, полностью электрифицированного и механизированного поливного земледелия с интенсивным молочно-мясным животноводством, с площадью орошаемых земель в триста тысяч гектаров.
Проектировщики полагают, что в ближайшие годы возможно будет оросить сто тысяч гектаров террасовых почв. Затраты на строительство приволжских ирригационных систем не превысят трехсот пятидесяти рублей на гектар и окупятся в два года.
Дальше и дальше уходим от Волги. Долина Карамана врезается в мягкие степные увалы. Голыми склонами они спадают к плоскому днищу долины. Катим по крыше увала. Вся обработанная степь как на ладони. На горизонте там и тут показываются буровые вышки. Пересекаем незримый рубеж: где-то глубоко под ногами, сдавленные пластами древних осадочных пород, скрыты кладовые подземных газов.
Внизу на плоском дне заманчиво блестит Караман. Съезжаем прямо по крутому лбу в глубокую безлюдную долину. Колеса оставляют серебристый след в примятом полынке. Речка течет среди кустов, русло в песчаных отмелях. В прозрачной глубине блестят чешуей рыбешки. Вода теплая, теплая. Вокруг ни души. Наш механик Федорыч расхаживает по отмелям голышом. Заглядывает под коряги, обследует заводи. Наслаждаемся первым купанием. Устали в городе в последние дни подготовки к походу.
Покидаем солнечную долину свежие, отдохнувшие. Снова поднимаемся на плато.
Выбираем буровую — ту, что маячит на крыше ближнего увала. Но проехать к ней не так просто. Блуждаем по глухим степным дорогам между полей, упираемся в непроходимые балки и овраги.
Пересекаем залежь в степной падине. Весной здесь скапливается талая вода, и сейчас, даже в сушь, густые травы скрывают машину. Вдали в голубоватой дымке тонет высокий борт долины Карамана. А ближе сочным, синеватым силуэтом вписывается в небо буровая вышка. Она оживляет пустынное степное плато.
Валентин гремит этюдником. Останавливаемся. Он раскладывает в пустой степи походный стул и остается писать первый этюд. Мы подъезжаем к вышке.
Стальная махина высотой с добрый семиэтажный дом. Вокруг целое хозяйство: бассейны с водой и глинистым раствором, металлические трубы, бочки с горючим, ревущий моторный цех. По трубе откуда-то из-под земли льется взбаламученная жидкость. Рядом — передвижной домик, сбитый из досок… Вот тут мы и встретили двух молодых людей — бурового мастера и геолога. Завязывается короткий, но интересный разговор.
Издавна обнаруживали в Заволжье признаки подземных газов. В погребах, в шахтах при рытье глубоких колодцев скапливался иногда неизвестно откуда поступавший горючий газ. Случались взрывы, приводившие в смятение местных жителей. Народ до революции был темен, церковники приписывали эти случаи сатанинским силам.
Во время Отечественной войны геологи открыли на правом берегу Волги, в окрестностях Саратова, залежи промышленного газа и нефти. Запасы дарового топлива оказались столь велики, что был построен газопровод Саратов — Москва. Сейчас эти естественные подземные газохранилища дают ежегодно пять миллиардов кубических метров чистейшего газа.
Сюда, на левый берег, в Заволжье, буровые вышки перешагнули не так давно. В бассейне Карамана, в районе Степного, буровики натолкнулись на три мощных газоносных горизонта. Они скрывались в древнейших девонских пластах на глубине от тысячи восьмисот до трех тысяч метров. Горючий газ был редкостного состава и находился под давлением в двести атмосфер.
Теперь незримое топливо уходит отсюда по трубам, проложенным по дну Волги, на правый берег — в Саратов, Пензу, Горький и Москву…
Двадцать четвертая скважина, куда мы попали, на глубине около двух тысяч метров врезалась в песчаники с признаками нефти.
Рассказ геолога записывает Сергей Константинович. Он знает жизнь буровиков, несколько лет назад написал повесть «Клад карбона», о людях, открывших нефть на правом берегу Волги, у Саратова. Теперь он намерен писать продолжение повести: нефть нашли и на левобережье, в бассейне Карамана.
Саратовские и карамановские залежи нефти оказались не особенно богатыми, и разведка новых нефтяных месторождений — наиболее острая геологическая проблема в Саратовском Заволжье. Изыскатели, прощупывая скважинами подземные глубины Заволжья, напали на след нефтяного Эльдорадо, которое давно ищут геологи Прикаспия.