— Поймать? Кого?
— Так вы же рыбная инспекция?
Смеемся. И тут лица незваных гостей вытягиваются. Рыжий чертыхается:
— Чтоб вас раздавило! Осветили ночью всю речку своими фарами. Думали, рыбнадзор рыбаков ловит. Костер не жгли, томились, комаров кормили. Ночь даром пропала. А вы, значит, сами рыбачить?
Федорыч постукивает по лбу согнутым пальцем, шутливо говорит:
— Эх, голова. Сам подумай, чего это мы с Волги да на Урал кинемся за рыбой?
— Так ведь в Саратове рыбы нет!
— А осетры, в твой рост…
— Но-но, рассказывай! Нам все известно, — рыжий хмурится, смачно ругается. Оба браконьера исчезают в тумане так же внезапно, как появились.
Всходит солнце. Туман уплывает, освобождая тихие плесы. В темной воде дрожат опрокинутые лесные берега. Воздух свеж и прохладен. Быстро свертываем постели.
Уральск тонет в гуще зелени и кажется сплошным тенистым парком. Деревья разрастаются, смыкаясь кронами; под густой листвой пешеходы не чувствуют каленого зноя. Вдоль тротуаров проложены арыки. По ним пущена вода из Урала. И вокруг города уральцы рассаживают зеленое кольцо защитных лесов и фруктовых садов. Жителям оголенных заволжских селений следовало бы перенять их опыт. Уличная зелень с арыками защищает от зноя и пыли весь большой город!
На почтамте получаем первые письма, отправляем почту. Следующий пункт связи — Актюбинск. В распоряжении у нас один день. Надо разыскать богиню воды — Бондареву и успеть осмотреть краеведческий музей, основанный русским путешественником Г. С. Карелиным.
Музей разместился в красивом семиглавом соборе, выстроенном в 1891 году в память трехсотлетия Уральского казачьего войска.
Непредвиденное препятствие. Висит объявление: санитарный день! Закрыты тяжелые кованые створы собора. До завтра ждать нельзя. Как проникнуть в музей? Ищем… и находим приоткрытую кованую дверку. Попадаем под гулкие прохладные своды. Вокруг старинные пушки, простреленные знамена казачьих полков, казацкие кафтаны, кольчуги, сабли, чучела птиц и зверей.
И вдруг из-за темной колонны выступает живой казак. В фуражке с красным околышем, с белой бородищей лопатой… Бородач, старый, как вековой дуб, уральский казак оказывается добровольным смотрителем музея. Забирает нас в плен, ведет куда-то вверх, на хоры. Представляет начальству…
Старший научный сотрудник музея — крепкий, жилистый степняк, под белой фуражкой скуластое обветренное лицо. Сразу видно — энтузиаст старины. Санитарный день, музей не работает, а дел много. Но… рыбак рыбака видит издалека — в глазах посетителей горит знакомый огонек. Решительно смахнув бумажки в полевую сумку, краевед ведет нас в музей.
— Волжане? О-о… покажу вам недавнюю находку…
Загадочно улыбаясь, достает с полки картонную коробку. Вынимает кипу документов.
— Вот… Саратовский полк Чапаевской дивизии…
У него на ладони листик картона с орденом боевого Красного Знамени. Это орден командира полка, геройски погибшего в борьбе с контрреволюцией. Вот и фотография героя. Затем показывает длинный список саратовцев, бойцов героического полка Чапаевской дивизии, награжденных орденами боевого Красного Знамени.
— Переедете через Урал, попадете в село Подстепное, оглянитесь: там саратовский полк разгромил наголову белоказаков.
В залах Чапаевской дивизии собраны интересные документы и боевые реликвии. В июле 1919 года Чапаевские полки вошли в Уральск, осажденный белыми казаками, и отбросили их от стен города, окончательно провозгласив Советскую власть в сердце казачьих земель. После гибели Чапаева дивизия беспощадно громила войска казачьего генерала Толстова, лавиной прошла вниз по Уралу и в январе 1920 года заняла Гурьев — последний оплот белоказачьих банд.
Краевед подводит к небольшой фотографии: пестрая группа представителей беднейшего уральского казачества запечатлена вместе с Владимиром Ильичом Лениным и Михаилом Ивановичем Калининым.
— А теперь посмотрите архивную.
Вероятно, наш живой интерес к истории края трогает краеведа, и он открывает святилище. Поворачивает ключ в скрипучем замке, и мы входим в полутемный предел.
Сквозь запыленные окна льется свет в сводчатую комнату, похожую на антикварную лавку. Без особого порядка здесь сложены самые удивительные вещи… Старинные знамена яицких казаков. Омытые дождями в походах, прострелянные в сражениях, они видели легионеров Речи Посполитой, бывали под Азовом и Полтавой с петровскими орлятами, в Берлине и на стенах турецких крепостей с суворовскими орлами, осеняли Платовские полки на Бородинском поле…
Сложный, трудный путь прошли яицкие казаки.
Старинное предание свидетельствует, что яицкие казаки пошли от донского казака Василия Гугна. Он достиг на стругах устья Урала с тридцатью товарищами и поселился здесь с вольницей. Они-то и назвали реку Яиком. Устье уединенной реки в те времена было лесистым, в протоках кишела рыба. Отсюда казаки совершали набеги на персидские берега, здесь укрывались с добычей.
Однажды храбрецы побили в лесу трех татар и захватили в подарок своему атаману татарскую женку. Суровый казачий обычай запрещал обзаводиться семьями. Дорожила казацкая вольница свободной холостой жизнью. Но пришлась по сердцу татарская красавица Василию Гугне, и вслед за атаманом вся вольница забыла суровый обычай. Казаки обзавелись семьями, обстроились по Яику.
Пятьсот лет прошло, а в казачьих семьях на веселых свадьбах до сих пор величают здравницей красавицу Гугниху, смягчившую казацкое сердце.
Казаки строили укрепленные городки и станицы по высокому правому берегу. Получилась длинная оборонительная линия от Каспийского моря до Уральских гор. Она заперла ворота из Азии, сдерживала натиск воинственных племен, кочевавших с табунами в обширных Киргиз-Кайсацких степях на бухарской стороне Яика.
Не раз яицкие казаки ходили в дальние набеги. Смелый атаман Нечай с пятью сотнями храбрецов совершил дерзкий поход в Среднюю Азию и разгромил Хиву — столицу Бухарского ханства. Походы в дальние страны уносили много казацких жизней. Персидский шах жаловался в Москву. Оттуда были посланы на Дон и Яик увещевательные грамоты. Дальние походы прекратились.
С той поры непрерывно росло казацкое население. Казаки числились на государственной службе, получали жалованье, порох, свинец и припасы. Несли линейную службу — охраняли Юго-восточные рубежи от кочевников; выставляли полки в регулярное войско во всех войнах Российской державы. И не только регулярное войско…
— Тут… все описано чудесным пушкинским слогом, — краевед протягивает книгу в истертом старинном переплете.
Открываем тисненый картон: «Сочинения Александра Пушкина… Том пятый… Санкт-Петербург… 1837 год. «ИСТОРИЯ ПУГАЧЕВСКОГО БУНТА».
Книга издана в год гибели поэта. За четыре года перед дуэлью Пушкин совершил утомительный путь на перекладных в далекий Уральск, в колыбель грозного народного движения. Он внимательно изучил архив Уральского казачьего войска, застал живых свидетелей Пугачевского восстания. Долго беседовал с сыном Дениса Пьянова — казака, приютившего в 1772 году безвестного Пугачева, явившегося на Яик с Иргиза. Расспрашивал родственников дочери яицкого кузнеца Устиньи Кузнецовой, обвенчавшейся с Пугачевым. В Уральске еще жила старая казачка, носившая черевики, сработанные Пугачевым в дни, когда он «принимался за всякие ремесла» на Яике.
— Но вот еще один документ. Суворов на Узенях!
Оказывается, после разгрома своих войск Пугачев скрылся с горстью казаков на Узени, в скиты староверов — убежище всех гонимых. Там и совершилось предательство. Приближенные казаки, рассчитывая спасти свои головы, связали Пугачева и отвезли в Яицкий городок — в Уральск. А Суворов, преследовавший по пятам последний отряд Пугачева, вышел на Узени с Волги и, узнав от пустынников о его пленении, поспешил в Яицкий городок.
«Суворов с любопытством расспрашивал плененного мятежника о его военных действиях и намерениях», — заканчивает поэт главу о Пугачеве, почти не скрывая своей симпатии к предводителю народного восстания.
Краевед читает указ Екатерины Второй, скрепленный собственноручной подписью императрицы 16 января 1775 года: «…для совершенного забвения на Яике последовавшего неприятного происшествия самую реку Яик переименовать в Урал по причине той, что оная река протекает из Уральских гор, и Яицкий городок впредь Яицким не называть, а называть отныне Уральск».
— А вместо вольности, — говорит наш гид, — уральские казаки получили лишь право не платить пошлин. В XIX веке собственность, богатство окончательно расслоили казачество. Выдвинулись крупные скотоводы, богатеи, военная казачья верхушка, и уже никакой казачий круг не вернул бы «равенства прав» — незримой паутиной опутали богатеи все станицы. И когда Чапаев принес на своих знаменах волю, за которую бились, проливали кровь разинцы и пугачевцы, казацкая верхушка многих казаков сманила в стан врагов.
Каждая эпоха оставила след в архивной комнате. Краевед извлекает из шкафа тонко исполненные барельефы под стеклянными крышками.
— Федор Толстой? В Уральске?!
Это были чудесные гипсовые барельефы, выполненные современником Пушкина президентом Академии художеств Федором Толстым в честь победы в Отечественную войну 1812 года.
— А вот еще реликвия… — Краевед ставит на полированный ящичек небольшой портрет, сделанный карандашом. — Прочтите подпись художника.
— Тарас Шевченко!
— Портрет уральского журналиста Савичева… Тарас Шевченко написал его в Уральске в 1850 году, следуя к месту ссылки. Здесь же он подружился с поэтом петрашевцем Плещеевым, тоже разжалованным в солдаты и отбывавшим ссылку в казармах Уральского гарнизона.
Прощаемся с любезным краеведом, он приоткрыл перед нами завесы прошлого. Включаем лампу-вспышку и снимаем бородатого смотрителя, старого уральского казака у пугачевских пушек, отлитых на горных заводах Урала. Они были найдены при случайных раскопках. Казаки во время разгрома восстания зарыли их…
Марию Никитичну Бондареву мы встретили в тот же день в небольшом домике уральского областного отдела водного хозяйства. Она заведует этим отделом. В цветастом платье, полная, энергичная, эта женщина успевает выполнять сразу несколько дел: обсуждает какие-то служебные неурядицы, отвечает по телефону, возмущается волжанами, захватившими Варфоломеевской плотиной сток Малого Узеня, рассказывает о спорах в водораспределительных комиссиях.