— Вы довольны, что они вот так уехали? — спросил Холланда Ричер.
— Почему мне быть недовольным? — ответил вопросом на вопрос Холланд.
— Они продавали метедрин.
— У нас маленький город. Мы действуем по правилам маленького города. Если неприятность отступила, это, в общем, так же хорошо, как если бы мы с ней справились.
— Проблема разрешилась сама собой, — сказал Питерсон.
— На самом деле нет, — возразил Ричер. — Они выехали потому, что завершается сделка по продаже недвижимости, а для этого нужно, чтобы на недвижимости ничего не висело. Джанет Солтер — последнее пятно на ней.
— Мы делаем все, что можем, — сказал Холланд. — Ее охраняют семь сотрудников. Все будет в порядке.
— Если не зазвучит сирена.
— Если увидите, что я расслабился, — сказал Холланд, — даю вам разрешение пнуть меня под зад. Может быть, мы и не армия США, но до сих пор справлялись.
Холланд встал и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.
— Пойдемте перекусим, — сказал Питерсон.
В кафе Питерсон заказал гамбургер, а Ричер сэндвичи с сыром и кофе. Ричер сидел лицом к окну, Питерсон обернулся, чтобы посмотреть в окно, потом с улыбкой повернулся к Ричеру.
— Знаю, — сказал Ричер. — Оно запотело. Но автобус — большая штука. Я его разгляжу.
— Вы не уедете.
— Я еще не решил.
— Что бы вы сделали на моем месте? — спросил Питерсон.
— С чем сделал?
— С отделением.
— Оно не ваше.
— Должность перейдет ко мне.
— Я бы начал с серьезной переподготовки и пересмотрел бы договор с тюрьмой. План на случай беспорядков выдержать нельзя.
— Вчера он сработал, если не считать миссис Солтер.
— Иначе говоря, он сработал, если не считать того, что не сработал. Вы должны планировать в расчете на непредвиденные обстоятельства. В договоре названы возможные сроки пересмотра?
— Да. Но они скажут, что наша помощь требуется редко. Если за этот месяц с миссис Солтер ничего не случится, нам и аргументировать будет нечем.
На этом разговор закончился.
Когда они доели, Ричер расплатился. Они с Питерсоном вышли на улицу и увидели, как на стоянку полиции въезжает большой желтый автобус.
13.55. Осталось четырнадцать часов.
Ричер стоял рядом с Питерсоном и наблюдал, как из дверей полиции, один за другим, идут к автобусу закутавшиеся старики. Они прощались с местными и благодарили их. Новый шофер засовывал чемоданы в багажник. Старики с трудом поднимались в салон. Ричер видел через окно, как они отыскивают свои места и рассаживаются. Последним вошел Джей Нокс. Он уселся у окна сзади. Новый шофер запер багажник и вскочил в автобус. Дверь за ним закрылась. Заработал мотор, и автобус отъехал. Ричер смотрел ему вслед. Питерсон хлопнул его по спине. Ричер сказал:
— Исправное транспортное средство только что покинуло город без меня. Я изменил привычке, с которой прожил всю жизнь.
Они вошли в здание и задержались в пустом вестибюле. Потом из своего кабинета появился Холланд и сказал:
— Мы должны поехать в лагерь. Осмотреться там. Пока светло.
Поехали на машине Холланда. Ричер сидел сзади. Свернули на старую дорогу, параллельную шоссе, с нее — на извилистый проселок к лагерю. Первые восемь миль были такими же трудными, как в прошлый раз. Ледяные кочки и колдобины. Потом перед ними открылась широкая чистая полоса серого бетона, уходящая вдаль.
Холланд с толчком въехал на приподнятое полотно и остановился.
— Я был здесь с десяток раз за всю жизнь и думал, что это просто дорога, — сказал он.
— Она уже была, — сказал Питерсон. — Всю ее не было видно. Ветры занесли ее землей. Эти байкеры расчистили ее впервые за пятьдесят лет. Не только снег, они и землю счистили.
Они еще с минуту смотрели на дорогу, потом Холланд снял ногу с тормоза, поехали дальше. Впереди замаячили коричневые домики. Холланд остановился там же, где в прошлый раз Ричер.
Они вышли из машины. Надели шапки, надели перчатки, застегнули куртки. Мороз усиливался. Сильно за двадцать и обжигающий ветер. Они направились к каменному зданию. Питерсон попробовал дверь. Она не открылась. Он осмотрел замок.
— Царапин нет. Замком регулярно не пользовались.
— А это и не обязательно, — сказал Ричер. — Они отперли его год назад, а сегодня утром заперли.
— Где тогда ключ?
— Взяли его с собой, — сказал Холланд.
— Не думаю, что взяли, — сказал Ричер. — Хозяйство продается. Им могли сказать, чтобы оставили ключ новому владельцу.
— Может, под ковриком?
— Коврика нет.
— Фигура речи. Люди оставляют ключи в условленных местах, — сказал Ричер.
Все трое повернулись и стали смотреть по сторонам. Смотреть было особенно не на что. Только снег, хижины да само это здание.
— Как он должен выглядеть? — спросил Питерсон.
— Большой ключ, — сказал Ричер. — Это взрывозащитная дверь, так что замок должен быть сложным. И повернуть трудно.
— Так где он?
Вокруг всего дома шли каменные пояски и узоры. Ричер обошел дом, ощупывая ладонью все до высоты восемь футов. Все, что выше, недоступно — разве что русский привезет с собой лестницу.
— Он должен где-то быть… ну, под хижиной или под кроватью, — сказал Ричер.
— Давайте искать, — сказал Питерсон.
Он направился к ближайшему домику. К тому, куда утром раньше всего заглянул Ричер. Дверь была отперта. Питерсон вошел, Ричер и Холланд — за ним следом. Все, что можно было увезти, увезли. На двенадцати кроватях остались только матрасы в синюю полоску. Голая покинутая комната вызывала тоскливое чувство. Но она еще не выстыла. Горелка в печи была выключена, но печь была горячая. Ричер снял перчатки и подержал руки над печью. Печь остывала, и через три часа она будет чуть теплая, еще через три — ледяная. Ричер сказал:
— Вы сами смотрите в других домах. Я отсюда не уйду.
— Если повезет, там будет то же самое, — сказал Питерсон.
Так и оказалось. Втроем они торопливо перешли в самую дальнюю хижину — картина такая же. Пустая комната, голые кровати, горячая печка. Здесь и приступили к обыску. Прощупали каждый матрас. Проверили сливной бачок. Поискали не закрепленные половицы, простучали все стены. И ничего не нашли.
14.55. Осталось тринадцать часов.
Затем обыскали кухню. Банки с мукой и кофе стояли на месте, но содержимого в них почти не осталось, металлический предмет там прятаться не мог. Не был спрятан он и за банками, не был прикреплен липкой лентой снизу к столешнице; в недоеденных кукурузных хлопьях его тоже не было.
После этого они стали обыскивать дом за домом, продвигаясь к каменному зданию. Но результат был всюду одинаков. То есть никакого результата. Они вернулись туда, откуда начали, — в домик, ближайший к каменному зданию. Ричер подошел к последней кровати в правом ряду.
— Здесь утром сидела девушка.
— Какая девушка? — став рядом, спросил Холланд.
— Тоже байкерша, лет восемнадцати. Только ее я видел в доме. Все остальные сгребали снег.
— Она была больна?
— Мне показалась здоровой.
— Ее заперли?
— Нет, дверь была открыта.
— Может быть, она сторожила ключ. Как она выглядела?
— Высокая, худая, светловолосая, как все вы тут. — Ричер вдруг подумал: высокая, худая, светловолосая. И спросил: — Сигнал мобильника сюда проходит?
— Конечно, — сказал Холланд. — Кругом равнины.
— Дайте мне ваш телефон.
Холланд отдал, и Ричер, набрав номер, попросил Аманду.
— Где вы? Я пыталась вам дозвониться.
— Я на авиационном объекте. Ищу ключ. Назовите первые двадцать мест, где вы находили спрятанные маленькие предметы.
— В щели видеомагнитофона, в чайнике. В ботинке, внутри телевизора, в гнезде для батареек транзистора, в вырезанной книге, в губчатой резине автомобильного сиденья, в куске мыла, в ванночке сливочного сыра.
— Это только девять. Ничего такого здесь нет.
— А что есть?
Ричер перечислил все, что видел в доме.
— В туалетном бачке.
— Все проверены.
— Взрезанные матрасы?
— Нет.
— Тогда сожгите дом и просейте золу. Ключ авиаторов сделан из того же материала, что и боеголовки. Он переживет пожар.
— Зачем вы до меня дозванивались?
— Я узнала, что это за объект.
Питерсон и Холланд слышали трескучий голос в трубке. Они подошли поближе. Ричер опустился на кровать, где сидела девушка. Голос в трубке произнес:
— Там построили сиротский приют.
— Под землей?
— Это было пятьдесят лет назад. В разгар холодной войны. Мой знакомый в ВВС передал мне по факсу документы. Потери ожидались чудовищные. У Советов была прорва ракет, сотни. Наши проигрывали всевозможные сценарии, и в расчетах фигурировали дни недели и время года. Вычислили, что в субботу, или в воскресенье, или в школьные каникулы всем достанется одинаково. Но в будние дни, в учебном году, получалась большая разница в потерях между взрослыми и детьми — из-за разного местоположения. Родители будут в одном месте, дети в другом — возможно, в убежище под школой.
— Ну да, или под партами, — сказал Ричер.
— Не важно. Суть в том, что через две недели после обмена ударами уцелевших среди детей будет больше, чем среди взрослых. Какой-то конгрессмен в Комитете по ассигнованиям решил, что для детей надо найти особые места. Их доставят на неповрежденные провинциальные аэродромы и вывезут в отдаленные районы. Нужно построить радиационные убежища со всем необходимым для жизни. Он связался с ВВС. Сам он был из Южной Дакоты — оттуда они и начали.
— Здесь ходят слухи о каком-то скандале, — сказал Ричер. — Строительство убежища — не самое скандальное предприятие.
— Предполагалось, что взрослых почти не останется. Ребят высадят из самолетов, они спрячутся под землей, и там уж пусть живут, как сумеют. Как дикие животные. От психологов поступали доклады, что там возникнут клановые отношения, будут драки, убийства. А средний возраст уцелевших, по оценкам, был семь лет. Потом психологи побеседовали со взрослыми — взрослых больше всего страшило то, что они погибнут, а дети останутся одни. Они хотели быть уверены, что дети не пропадут, что будут врачи и няньки, чистые простыни. Поэтому от плана отказались.