Ким Питерсон открыла глаза. Он спросил:
— Вы меня помните?
— Конечно.
— Боюсь, у меня плохие известия.
— Эндрю погиб.
— Да. Мне очень жаль. Его застрелили в городе.
— Кто его застрелил?
— Мы думаем, тот, кого мы все искали.
— Вы знаете, он был хорошим человеком, — сказала она.
— Знаю.
— У меня два мальчика. Что мне делать?
— Приспосабливаться. День за днем, час за часом, минута за минутой. Секунда за секундой.
— Да.
— С этой секунды. Надо, чтобы кто-то побыл с вами в доме.
— Почему не пришел сам Холланд?
— Он хотел, но он должен начать большое расследование.
— Я вам не верю. Не верю, что он хотел прийти.
— Он считает себя ответственным. Как всякий хороший начальник полиции. Кому я могу позвонить?
— Соседке. Алисе.
— Какой у нее номер?
— Кнопка три на телефоне.
Там, где комната соединялась с кухней, лежал радиотелефон.
— Не вставайте, — сказал Ричер и отошел от нее. Он взял телефон, нажал кнопку памяти и цифру 3. Длинные гудки, один за другим. Наконец в трубке послышался сонный женский голос. Ричер спросил: — Это Алиса?
— Да. Кто вы?
— Я у Ким Питерсон. Вашей соседки. Ей очень нужно, чтобы вы сейчас пришли. Ее мужа убили.
Молчание на том конце. Потом Алиса заговорила, но Ричер уже не услышал ее слов. Они утонули в другом звуке. Внезапном. Пронзительном. Он шел снаружи. Вой и плач.
Тюремная сирена.
00.55. Осталось три часа.
В голове у Ричера возникла картина сумасшествия: вызванные Холландом полицейские мчатся с разных сторон к отделению и, услышав сирену, сразу поворачивают в другую сторону. Охранницы Джанет Солтер выбегают в ночь, едут к тюрьме, бросив ее одну. Одну, а для убийцы это последний шанс перед тем, как удрать, спасая шкуру, или вновь раствориться среди коллег.
Ричер положил телефон и повернулся к Ким:
— Мне надо уехать. Алиса идет к вам.
Он открыл входную дверь. Перед ним была расчищенная дорожка. Пятьдесят футов до развилки и еще пятьдесят до улицы. Миля до города и еще одна до дома миссис Солтер.
Но — пешком. Машины нет. Он закрыл за собой дверь и направился к сараю. Старый пикап с отвалом стоял на месте. Без ключа.
Ричер торопливо вернулся к дому. Постучал в дверь. Ким Питерсон снова открыла. Шок прошел. Теперь она была во власти кошмара. Она поникла, смотрела отсутствующим взглядом и горько плакала.
— Простите, — сказал он, — мне нужен ключ от пикапа.
— Он у Эндрю на связке. У него в кармане.
— Запасного нет?
— Не думаю. — Она повернулась и ушла от него в переднюю. Споткнулась, оперлась рукой о стену, чтобы не упасть.
Ричер закрыл дверь и стал ждать снаружи. Алису. Равнина Южной Дакоты была широка и малолюдна. Дома стояли далеко друг от друга. Алиса приедет. Он одолжит у нее машину.
Ричер ждал. Алиса пришла пешком. Он увидел ее за сто ярдов при лунном свете. Она была высокая, встрепанная, оделась наспех, спешила и оскальзывалась на льду. Она шла по дороге. Ричер встретил ее на повороте к дому. Спросил:
— У вас нет машины?
— Не завелась. Как Ким?
— Плохо, — сказал он.
— Что случилось?
— Эндрю кто-то застрелил. На пустой стоянке.
— Какой ужас.
— Идите к ней. Ночь будет долгой.
— Долгой будет не только ночь.
— Позвоните ее отцу.
— Позвоню. — Она пошла по дорожке к дому.
А Ричер — по улице налево. Когда он дошел до узкого проселка, ведущего в город, сирена смолкла, и на снежную равнину опустилась ночная тишина. Ветер дул в лицо. Ричер оглянулся. Он прошел полтораста ярдов. Всего только. А впереди две мили.
Ричер очень замерз и не то бежал, не то шел по колеям, оставленным машинами. Он тяжело дышал, морозный воздух обжигал трахею, драл легкие. Он хрипел и кашлял. Две мили — не меньше тридцати минут. Слишком долго. Безумие, думал он. Неужели никому из них не хватит смелости остаться с ней?
«Я знаю, что надо делать», — сказала Джанет Солтер.
Ричер рысил дальше. Впереди банк. Окраина города. Он прибавил ходу. Слева и справа, одно за другим, здания. Гастроном, аптека, винный магазин, химчистка. Ричер спешил. Перед полицией повернул на юг. Еще миля.
Он бежал посередине главной улицы. Ни души. Миновал ресторан. Закрыт, никого. Четыреста ярдов до улицы Джанет Солтер. Сорок пять секунд для приличного бегуна. У Ричера ушло две минуты. Автомобиля, преграждавшего улицу, и след простыл. Ричер побежал к дорожке Джанет Солтер.
В доме свет. Никакого движения. Ни звука.
Он замер на секунду, потом побежал к дому.
Ричер поднялся на веранду. Дверь заперта. Он позвонил. Безмолвный дом огласился звоном. Никакого ответа. Это хорошо. Она не услышала у себя в подвале.
Он заглянул в окно с цветными стеклами. В прихожей все еще горел свет. Через синее стекло он увидел искривленную комнату. Стул. Столик с телефоном. Лестница, ковер, картины.
Никакого движения. Никого. Никаких признаков беспорядка.
Он отошел от двери и спустился с веранды. Побрел в снегу вокруг дома к заднему фасаду. Осматривая дом в прошлый раз, он обратил внимание на основательный латунный замок кухонной двери. Косяк же, в который врезана запорная планка, был из мягкой древесины, к тому же столетнего возраста. А на парадной двери косяк был из лакированного каштана. Такой заменить сложнее. Учитывая это, разумнее было вломиться через черный ход.
Он поднял ногу и ударил подошвой дверь прямо под замком. Сама дверь осталась цела, но запорную планку вырвало. Дверь распахнулась. Он вошел в кухню. Закрыл за собой дверь. Из кухни — в задний коридор. Дверь внизу лестницы была закрыта.
— Джанет! — позвал он. — Это я, Ричер. — Молчание.
Ричер нажал на ручку. Дверь открылась. Он снял перчатку и вынул из кармана револьвер. Вошел в подвал. Зажег свет.
В подвале никого не было. Он стал подниматься по лестнице, глядя поверх револьверного ствола. Опять позвал:
— Джанет?
Ответа не было. Плохо дело.
Он поднялся на кухню. Прошел по коридору. Все тихо.
Ее он нашел в библиотеке. Она сидела в своем любимом кресле, с книгой на коленях. С открытыми глазами. В центре ее лба было пулевое отверстие.
Словно третий глаз. Девять миллиметров, почти наверняка.
Долго, очень долго в голове у Ричера не было ни одной мысли. Больно было только телу. Оно оттаивало. Уши горели так, будто их жгли паяльной лампой. Потом стал отходить нос, потом щеки, потом губы, подбородок, потом руки. Он сидел на стуле в прихожей и качался, от боли стиснув руками грудь.
Ричер обхватил голову руками. Поставил локти на колени и смотрел в пол. Он проследил по очереди за каждым тусклым цветным завитком в узоре ковра. Дойдя до центра завитка, он поднимал глаза. Джанет Солтер встречала его взгляд. Она сидела наискосок от него за дверью библиотеки.
Он смотрел на нее, сколько мог выдержать; потом опускал взгляд. Служить и защищать, он сказал. Всегда при исполнении. Пустые слова. Трепло, самозванец, неудачник. И всегда им был.
Он взял трубку. Набрал знакомый номер. Когда ответил автомат, он набрал цифрами 110 и попросил Аманду. Щелчок, жужжание. Сьюзан сказала:
— Ричер? Что у вас?
— Вы когда-нибудь были голодны? — спросил он.
— Голодна? Конечно. Бывала.
— Я однажды голодал шесть месяцев. Во время войны в Заливе. Когда нам надо было выбросить Саддама из Кувейта. Моя часть прибыла туда в самом начале. Мы пробыли до конца. И все время голодали. Есть было нечего. Мы терпели. Такая большая затея — непременно бывают накладки. Лучшее, что было, шло к тем, кто вел боевые действия. Так что никто не скандалил. Но удовольствие маленькое. Я отощал. Потом мы отправились домой, я отъелся, как боров, и забыл об этом.
— А потом?
— Через несколько лет мы ехали на поезде по России. У них были американские пайки. Когда мы вернулись, я провел маленькое расследование: в чем там было дело. Выяснилось, что тыловик десять лет торговал нашим продовольствием, там и сям понемногу — продавал русским, индийцам, китайцам. Осторожно продавал. Запасы были такие, что никто не замечал. Но с Ираком он вляпался. Потребности резко возросли, а запасов нет.
— Тот генерал?
— Недавно произведенный. А до того все время был полковником. Не семи пядей во лбу, но довольно осторожный. Хорошо заметал следы. Я не хотел этого так оставить. Это было личное. Мои люди из-за него жили впроголодь.
— И вы за него взялись?
— Да. Я выстроил дело, сто раз все проверил и перепроверил. Такое дело принял бы и Верховный суд. Я его вызвал. Сказал ему, что я огорчен. Он смеялся мне в лицо, как будто он умнее меня. И я ударил его головой о стол. Пробил ему череп. Полгода он был в коме и до конца так и не оправился. Спасла меня только серьезность дела. Не хотели, чтобы оно попало в газеты. И я отбыл.
— Куда?
— Не помню. Мне было стыдно. Я плохо поступил. И подвел команду, лучше которой у меня в жизни не было. Я потом все спрашивал себя. Знаете, ну почему я это сделал? И не находил ответа. До сих пор не нашел.
— Вы сделали это ради своих людей.
— Может быть.
— Вы пытались привести мир в порядок.
— На самом деле нет. Я не хочу наводить порядок в мире. Я просто не люблю людей, которые мир портят. Крылатая фраза?
— Должна быть крылатой. Что произошло?
— В общем, больше ничего. Вот и вся история.
— Нет, что сегодня произошло?
Ричер не ответил.
— Скажите. Я знаю, что-то произошло.
— Я потерял две фигуры. Двое убитых. Полицейский и старуха.
— Две фигуры? Это не игра. Это люди.
— Я знаю, что люди. Сейчас на одного из них смотрю. Только одно спасает от того, чтобы пустить себе пулю в голову, — сделать вид, что это игра.
— У вас есть пистолет?
— В кармане. Старый добрый «смит-вессон».
— Пусть и лежит в кармане, ладно?
— Не беспокойтесь. Я не застрелюсь. Не в моем обычае.
— Извините. Просто я не люблю думать об этом как об игре.