— Привет, Харпа, — ответил Фрикки, осматривая товар, выставленный на прилавке. В конце концов он взял клейну, а его пухлая подружка эклер.
Фрикки расплатился. Харпа дала ему сдачу.
Фрикки замялся, и подружка в недоумении уставилась на него.
— Видела новости? — спросил Фрикки.
— О британском канцлере казначейства?
— Да.
— Видела.
— Можем мы об этом поговорить?
Харпа огляделась. Покупателей в булочной не было. Диса в подсобном помещении покрывала глазурью торт.
— Ладно, — согласилась Харпа, и они сели за столик в углу.
— Харпа, это Магда, моя подружка, — пояснил Фрикки.
— Доброе утро, — сказала с иностранным, явно польским акцентом женщина. Улыбнулась. Харпа кивнула.
— Что ты думаешь? — спросил Фрикки. — О Листере?
— Каким бы грабителем он ни был, убийство — это все-таки слишком, — ответила Харпа.
— Да. Конечно. Но видишь ли… — Фрикки вздрогнул, когда Магда слегка дернулась, пнув его под столом. — Вчера вечером, когда мы увидели это в новостях, я задумался. О том вечере в январе. И…
— И что?
— Ну, может, они это сделали?
— Кто они?
— Ты знаешь, кого я имею в виду. Остальные. Бьёрн. Синдри. Тот студент. Они. Что, если они вернулись и решили убить Джулиана Листера? И Оскара?
— Нет. С какой стати?
— С какой? Так ведь они говорили об этом, разве нет? Я имею в виду — мы. О том, что мы хотели бы сделать с банкирами. С Джулианом Листером.
— Это были просто слова.
— Да нет, не просто. Что мы сделали с твоим любовником? Что мы…
Голос Фрикки задрожал.
— Ты хочешь сказать — я, — задыхаясь от негодования, проговорила Харпа.
— Нет. Нет, Харпа. Мы. Я много об этом думал. Мы не знаем, кто из нас двоих в действительности убил его, так ведь? Может быть, ты, а может, я. Как-никак я ударил его ногой по голове.
Глаза Харпы расширились. Она считала себя единственно виновной в смерти Габриэля Орна. И ощутила прилив сочувствия к сидевшему напротив нее парню. Она знала, что значит испытывать чувство такой вины.
— Об остальных не скажу, но знаю, что Бьёрн не убивал их. Я отлично его изучила. Он хороший человек.
— А Синдри? Ты помнишь, что он говорил. Упрекал исландцев в пассивности. Призывал переходить к насильственным действиям.
— Он воображал себя народным трибуном, был полупьян, как и все мы. Собственно говоря, ты говорил громче всех.
— Я знаю, — признал Фрикки.
— Да и все равно эти люди были убиты не здесь, разве не так? В Англии, во Франции.
— Слетать туда и обратно много времени не займет, — подала голос Магда. — Рыбак вполне мог это сделать, а потом сказать, что был в море. Вылететь из Кеблавика в Лондон или в Париж не проблема.
— Это чушь. Я знаю, что Бьёрн не способен на это.
Магда пожала плечами. Наступила пауза.
Фрикки вздрогнул, получив еще один пинок под столом. Харпа посмотрела на полячку. И хотя у той было открытое, честное лицо, Харпа не доверяла ей.
— Знаешь, Харпа, — заговорил Фрикки, — я подумываю о том, чтобы пойти в полицию.
— Что? С какой стати?
— Ну, может, сообщить анонимно. Но раз всех этих людей убивают, кто может гарантировать, что этот процесс не получит свое развитие?
— Никто. Но это не имеет никакого отношения к нам.
— Имеет. Поверь, я уже чувствую себя виновным. Если ничего не сделаю, чтобы остановить их…
— Ты берешь на себя слишком большую ответственность, — взволнованно заговорила Харпа. — Одно дело, если бы мы знали, что Синдри или кто-то из ему подобных убил этих людей, но мы этого не знаем. Известно только, что ты и я совершили убийство. И я абсолютно уверена, что об этом лучше помалкивать.
Фрикки глубоко вздохнул.
— Я хотел первым делом предупредить тебя.
Харпа повернулась к полячке.
— Тебя зовут Магда, так ведь?
Девушка кивнула.
— Послушай. Я понимаю, ты считаешь себя совестью Фрикки, но тут не тебе решать. Он хороший парень. И не заслуживает многолетнего тюремного заключения, грозящего ему за такого рода деяния. Может, заслуживаю я, но у меня трехлетний сын. Что касается других, то они помогли нам, мне и Фрикки, все скрыть. Бьёрн, в частности, особенно помог нам. Он не должен попасть в тюрьму.
— Но наш долг не допустить убийства других людей, — возразила Магда.
— Мы не знаем, почему эти люди были убиты! Не знаем, есть ли между этими убийствами связь. Оскар и Листер даже не были в Исландии. Мы должны молчать, Фрикки, понимаешь меня? — Харпа даже удивилась властности в своем голосе. — И мы не должны демонстрировать наши дружеские отношения. Прекратим общение. Иначе оба попадем в тюрьму и ничего не добьемся. Согласен? Согласен, Фрикки?
Фрикки глянул на Магду — та хмурилась. Харпа видела, как не в меру совестливая девица разрывается между следованием своим морально-религиозным догмам и отправкой любимого человека в тюрьму. Но в этой ситуации право решения принадлежит не ей, а Харпе и Фрикки.
— Фрикки, тебе никогда не забыть, что произошло, — начала Харпа. — Но ты еще юноша. Ты не убийца, ты не собирался убивать Габриэля Орна. Ты еще можешь изменить свою жизнь. Сосредоточься на этом.
Фрикки глянул на Магду. Та закрыла глаза и кивнула.
— Хорошо, — сказал Фрикки. — Хорошо.
Едва увидев Синдри, Магнус вспомнил, где видел его.
Тьфу ты черт.
Он пожалел, что не взял с собой Арни вместо Вигдис. Дело могло обернуться серьезным недоразумением, а в присутствии Арни пережить это будет легче.
Но Синдри его не узнал. Он был преисполнен негодования из-за того, что полиция беспокоит его в собственном доме. Магнус видел, что Синдри не удивлен этим визитом. Хотя, возможно, он привык к неожиданным визитам полицейских.
Квартира была в беспорядке, в ней явственно ощущались запахи марихуаны, застарелого табачного дыма и протухшей еды. Кухонная раковина была завалена грязными тарелками. Компьютер в углу был окружен листами бумаги на письменном столе. Синдри работал над своим очередным опусом.
Синдри, расположившись за обеденным столом, сложил руки на груди.
— Так что вам угодно? — спросил он. Его низкий голос звучал вызывающе, но в припухших глазах было нечто дружелюбное.
Магнус взглянул на большую картину на стене у стола:
— Ваша работа?
— Моя.
— Это Бьяртур из Летней обители?
— Надо же. Читающий полицейский.
— «Самостоятельные люди» хорошая книга.
— Это великая книга. Сейчас следует всех в Исландии заставить прочесть ее. Собственно говоря, читать ее нужно было пять лет назад. Будь у нас побольше Бьяртуров и поменьше Олафуров Томассонов, страна прекрасно пережила бы ограничение кредита.
— В этом что-то есть, — заметил Магнус.
Синдри хмыкнул. Ему явно не нравились полицейские, игравшие с ним в поддавки.
— Нам нужно расспросить вас о зимних демонстрациях, — решительно начал Магнус.
— Вот как? Вроде поздновато устраивать облаву на рядовых подозреваемых, не так ли? Но скоро у вас будет еще больше работы. Люди не смирятся с этим соглашением банка «Айссейв». Почему наши внуки и правнуки должны выплачивать долги, наделанные сворой анонимных мошенников?
— В самом деле, почему?
Синдри не умолкал.
— Правительство прямо-таки из кожи вон лезет, чтобы угодить Англии и Дании. «Исландский народ всегда будет верен своим обязательствам». Что это за чушь? С какой стати, черт возьми? Вот что я хочу знать. Нужно сказать британцам, пусть взимают свои деньги с самих банкиров, а нас оставят в покое.
Синдри кивнул, распаляясь еще больше.
— Я знал, что это произойдет. Теперь у нас социалистическое правительство, но что толку? Оно такое же, как предыдущее, только слабее. Оно ничего не сделало. С того времени как банки обанкротились, прошел почти год, а эти люди так и не привлекли к суду банкиров. Ни единого. Однако вы устроили налет на пустовавший дом по соседству, где поселились бездомные, и вышвырнули простых людей на улицу.
Магнус слышал об этой операции, проведенной перед самым его прилетом в Исландию: стало известно, что там обитали наркоторговцы, в том числе и опасные, — но вступаться за своих коллег счел неуместным.
— Я все понял, — усмехнулся. — Вы пытаетесь убрать меня со сцены, пока не начались новые демонстрации.
— Никоим образом, — возразил Магнус. — Мы хотим расспросить вас только об одной демонстрации. Во вторник, двадцатого января. В тот день, когда парламент вернулся с каникул.
— А, я ее помню. По крайней мере начало этой потехи. Развитие событий я пропустил. Слишком рано свалил оттуда. Однако вышел на следующий день, в среду.
— Знаете вы Харпу Эйнарсдоттир и Бьёрна Хельгасона? — спросила Вигдис.
— Нет.
— Вас видели с ними обоими на демонстрации в тот день. Они были вместе с вами до вечера.
— Просматривали записи видеокамер наблюдения? — спросил Синдри. — Мне всегда было любопытно, что вы с ними делаете.
— Вы на них с Харпой и Бьёрном.
— И с множеством других людей. Я люблю разговаривать с людьми о разных вещах. Вы видели эту видеозапись. Вы знаете.
— Значит, не помните этих двух? — спросил Магнус.
Синдри чуть помолчал.
— Минутку. Кажется, я помню Харпу. Темные вьющиеся волосы? Миловидная?
— Да. Видели ее после этого?
— К сожалению, нет. А кто такой этот Бьёрн, не имею понятия. Я ходил на все демонстрации. Через какое-то время они все слились в одну.
— Потом вы пошли куда-нибудь с ними? — спросил Магнус.
— Нет. Я был слегка раздосадован происходившим. Вернулся сюда, выпил еще. Лег спать. Жаль, как уже говорил. Потом, видимо, дела там приняли иной оборот.
— Вернулись сюда вы один?
— Совершенно.
— Харпа и Бьёрн не пошли с вами?
— Нет.
— Видно, что они идут рядом с вами. Где вы расстались?
— Право, не помню, — ответил Синдри, улыбнувшись.
Тупик. Синдри понимал это. Магнус тоже.
— Были ли вы недавно за границей? — спросил Магнус.
— Нет, — ответил Синдри. — Не могу себе этого позволить. И никто теперь не может. В конце прошлого года ездил в Германию по делам, связанным с публикацией своей книги.