– Боюсь, что скоро ему придется купить еще один дом, чтобы обзавестись парочкой новых стен, – мелодично рассмеялась Мадлен.
Меня охватило нехорошее предчувствие. Мама никогда не проводила встречи с клиентами на яхте. Я сделала глоток обжигающе горячего чая, смотря на гостью поверх чашки.
– Мам, а где папа и Колин?
Мама сцепила руки на коленях.
– Пошли прогуляться. Нам с тобой нужно поговорить.
Желудок сжался.
– О чем?
– Мадлен – психолог. Она очень хороший специалист.
Я так крепко сжала свою чашку, что она того и гляди могла треснуть.
– Луизе нужна твоя помощь, – обратилась мама к Мадлен. – После смерти подруги она сама не своя.
Я в ужасе уставилась на маму.
– Не говори обо мне так, будто меня здесь нет! – взвилась я.
Мама вздрогнула, но через силу улыбнулась.
– Не повышай на меня голос, пожалуйста. Я всего лишь пытаюсь объяснить Мадлен твою ситуацию.
Пульс ускорился. Сердце лихорадочно билось в груди.
– Я тебя об этом не просила.
Мадлен успокаивающе подняла руки.
– Тебя никто ни к чему не обязывает, – начала она. – Мы просто поговорим. В работе с психологом нет ничего ужасного. Многие люди обращаются за помощью. Кто-то боится сделать важный шаг, кто-то считает, что не имеет права ошибаться, кто-то не умеет говорить нет.
Мама энергично закивала головой.
– Если не слушаешь меня, прислушайся к Мадлен. Тем более врач сказал, что надо…
– А вам не кажется, что такое я должна решать добровольно, а не вот так вот?! – перебила я и поставила чашку на стол.
– Луиза! – взвизгнула мама. – Я всего лишь хочу подтолкнуть тебя в нужном направлении!
Я не хотела слушать ни ее, ни Мадлен. Кто им дал право вмешиваться в мою жизнь, даже не спросив разрешения? Перебежала по палубе, спрыгнула на пирс, игнорируя ступеньки, и бросилась к берегу, намереваясь доехать на автобусе до дома. Засунула руки в карманы, чтобы защитить их от лютого холода, и поняла, что у меня с собой не было ни телефона, чтобы позвонить папе, ни ключей, чтобы попасть домой. Только десять евро одной бумажкой и пачка одноразовых носовых платков. Чертыхнувшись, я свернула к любимой кофейне «Морской волк», которая находилась в конце гавани. Там продавались самые вкусные круассаны на свете. Ну что ж, прежде чем возвращаться на яхту, можно было бы и позавтракать. Ругаться с мамой на полный желудок наверняка куда приятнее.
Подошла к зданию с панорамными окнами и дернула за ручку стеклянной двери. Лицо опалил жар и окутал запах свежеиспеченного теста. Биение сердца немного замедлилось. Я зашла внутрь вместе со звоном колокольчика. У витрины подняла глаза на продавца и лишилась дара речи. Быть не может! За последние лет десять я бывала тут миллион раз, но Никласа никогда не видела.
– Кофе? – деловито спросил он, потом окинул меня критическим взглядом и покачал головой. – Или лучше ромашковый чай?
Я вопросительно изогнула брови.
– Ты такая красная, будто сейчас пар из ушей повалит.
Я фыркнула.
– Большой латте с карамельным сиропом. И круассан!
Я развернулась и потопала к любимому месту. Маленький круглый деревянный столик стоял прямо перед панорамным окном с видом на гавань. Усевшись боком к окну в большое кресло, обитое бархатом болотного цвета, я кинула шарф и шапку на соседнее кресло. Тепло кофейни еще не согрело меня, и куртку я решила не снимать.
Я пыталась смотреть на яхты, но мой взгляд неизменно возвращался к Никласу. Что заставило его работать здесь по выходным? Его джинсы и толстовка были самыми обычными, разве что кроссовки порядком поистрепались, но это же внешнее. Я ничего толком не знала про него. Ну, за исключением того, что он занял шкафчик Эммы и терпеть не мог литературу.
Никлас не мельтешил, поливая молочную пенку карамельным сиропом. Его движения были уверенными и плавными. Я начала успокаиваться и втайне даже получать удовольствие, наблюдая за ним.
Он подхватил кружку и тарелку с круассаном и пошел к моему столику.
– Милости прошу, – с легким поклоном сказал он, словно был моим дворецким. – Если понадоблюсь, я за прилавком.
Никлас развернулся, и мне вдруг захотелось, чтобы он остался. Рядом с ним я могла отвлечься от проблем. Я оглядела пустую кофейню и спросила:
– Не присоединишься ко мне?
Он осмотрелся по сторонам. На его лице было написано сомнение.
– Я готова поделиться круассаном, – добавила я, разламывая его пополам.
– Ох, ну если так, то тогда конечно.
С легкой улыбкой на губах он сел напротив меня. Я разломила и протянула ему половинку теплого круассана. Нерешительно он взял ее и покрутил в руках. Почему, когда я приглашала его, мне не пришло в голову, что у нас нет общих тем для разговора? Не про погоду же нам говорить, честное слово!
– Плохой день? – спросил Никлас напрямик.
– Месяц, – криво улыбнулась я.
Темная прядка упала ему на лоб, и мне ужасно захотелось поправить ее.
– Хочешь поговорить об этом? Ну знаешь, как с водителем такси или безымянным барменом?
– Я же знаю твое имя! – улыбнулась я.
– Но не полное.
– М-м-м… Дай угадаю… – Я потерла большим и указательным пальцем подбородок. – Никлас Не-верю-в-вашу-дурацкую-любовь Райнхард?
Он подмигнул мне и откусил от круассана. Я последовала его примеру. Тесто хрустело во рту, шоколадная начинка разливалась сладостью на языке. Настоящее наслаждение. Я прикрыла глаза от удовольствия. А когда вновь открыла, заметила странное выражение на лице Ника. Он как завороженный смотрел на мои губы.
Когда я непонимающе пожала плечами, Ник протянул руку и, пробормотав себе под нос: «у тебя тут…», осторожно смахнул крошки с моей верхней губы подушечкой большого пальца. Прикосновение было едва заметным, но меня окатило волной тепла. Щеки запылали.
– Спасибо, – смутилась я.
Отпрянуть или податься вперед, безмолвно прося о ласке?
Колокольчик над дверью оповестил о новом посетителе, и я вздохнула с облегчением. Мы с Ником оказались слишком близко друг к другу, а сама я бы не смогла отодвинуться.
– Сейчас вернусь, – неожиданно осипшим голосом сказал он, не отводя от меня взгляда.
Я кивнула, подперла подбородок ладонью и наблюдала, как Никлас наливает кофе для морщинистого старичка в синем двубортном пиджаке – а потом надевает защитные перчатки, чтобы без особых усилий вытащить из печи позади прилавка противень с порцией свежих багетов. Ник заполнял собой пространство, притягивал мой взгляд. Он сдул прядку со лба, и я непроизвольно улыбнулась. Захотелось зарыться пальцами в его волосы и узнать, мягкие ли они на ощупь, а потом провести ладонями по его шее до широких плеч. Ник был ужасно привлекательным.
Боже, о чем я думаю?
Я подлетела к прилавку и, не дожидаясь, пока расплатится старичок, спросила:
– Сколько с меня?
Ник повернулся и стянул большие рукавицы.
– Я тебя угощаю, – сказал он.
– Не нужно! Это не свидание!
Я торопливо вытащила помятые десять евро из кармана куртки и кинула на прилавок. Никлас помрачнел, но к деньгам не притронулся.
– Сдачу оставь себе на чай, – бросила я и выскочила на улицу.
Мне нужно было убраться как можно дальше от кофейни, от вкусных круассанов. И от Ника, рядом с которым мне вдруг стало хорошо.
– Луиза! – окликнул он меня.
Я ринулась прочь от него по вымощенной серым камнем мостовой.
– Да постой же!
Даже не запыхавшись, он обогнал меня и остановился напротив. На лице ни единой эмоции, в карих глазах холод, от которого у меня мурашки побежали по спине.
– Ты забыла шарф и шапку, – спокойно сказал Никлас и протянул мне мои вещи.
Глава 11
Лу
– Основная проблема всех литературных героев – это неумение объясниться, – сказала фрау Вайс.
Она стояла у доски и держала в руках раскрытый учебник. Я наблюдала за ней сквозь опущенные ресницы. Настроение у меня было отвратительное. Вместо того, чтобы наслаждаться морем на выходных, я только и делала, что пряталась от мамы у себя в каюте и обходила стороной свою любимую кофейню. Мама и Никлас все испортили!
– Вспомните Фердинанда и Луизу из пьесы Шиллера, – продолжила учительница. – Что погубило их?
– Я думал, это была ревность, – удивился Оскар.
– Никакой ревности не было бы, если бы они нормально поговорили, – нетерпимо возразила Марта.
– Что же им помешало? – спросила фрау Вайс.
Я не пошевелилась. И была уверена, что Никлас, сидящий на последней парте, тоже. Когда он в начале урока зашел в класс, я демонстративно положила свой рюкзак на соседний стул. Больше Ник ко мне не приблизится.
Со всех сторон посыпались ответы:
– Гордость!
– Глупость!
– Давление отцов!
– Общественные нормы!
Фрау Вайс закивала.
– Каждый из вас прав, но мне кажется, что есть еще одна деталь, которую пока никто не упомянул. Думаю, дело в психологии.
– Э-э-э? – донеслось со всех сторон.
– Психолог бы им точно не помешал, – засмеялся Патрик. – Говорят, терапия неплохо работает.
Неужели нет других тем для разговора?
Фрау Вайс дружелюбно улыбнулась.
– Я имела в виду природную эгоцентричность людей. Обычно если нам что-то нравится, мы ожидаем, что и остальные люди придут в восторг. Если что-то категорически отрицаем, то предполагаем, что такого же мнения придерживаются другие. Очень часто мы вкладываем свои мысли в уста людей и даже не слышим, что они говорят. Нам кажется, будто мы знаем, как отреагируют другие и что подумают и о нас в том числе. – Она сделала паузу. – Наше проклятие заключается в том, что мы имеем привычку судить по себе.
В классе повисло напряженное молчание. Я приложила ладонь к сердечку на парте. Я упорно отказывалась идти к психологу, потому что пребывала в полной уверенности – он не скажет ничего нового. А что, если я ошибаюсь? Я закусила губу. Может, сеанс с Мадлен не такая уж и плохая идея?
Нет, нет, нет!