рмацию, а для тебя уже готова новая, смыслы ускользают. Сегодня есть возможность постоянно обновлять информацию, но наше сознание не успевает за этим темпом! Неслучайно появился такой термин, как клиповое сознание. Мы не успеваем осмыслять перемены. Научная журналистика, в чем ее принципиальное отличие, должна уметь помогать осмыслению. Но этого практически не происходит…
Научный журналист – дилетант в самом положительном смысле этого слова, то есть человек, умеющий брать основы той или иной науки и рассказывать о ней и общаться с учеными.
– А есть ли сейчас спрос на профессию научного журналиста?
– Как ни странно, эта профессия становится модной. Что же касается спроса на нее, – большой вопрос. Часто вижу объявления о наборе в очередную «школу научной журналистики», за которую, кстати, надо заплатить немалые деньги! Вот и недавно попалось на глаза: «Впервые! Первые выпускники магистратуры! Готовим научных коммуникаторов». Авторов объявления не интересует, что в свое время такая магистратура уже была создана в Московском, в Санкт-Петербургском университетах. Это как раз то, о чем говорила: информации много, но ее уже не осмысляют, пролетают мимо. И часто не прилагают усилий, чтобы узнать, что было до них. Это уже не просто упрощение и не просто дилетантство, это обеднение действительности. Сегодня здесь и там, как грибы, растут школы или курсы научной журналистики, где обещают за 10 или сколько-то еще занятий обучить «приемам мастерства». Ну, можно обучить каким-то навыкам ремесла, потому что любая профессия включает в себя и основы ремесла – в самом высоком смысле. Но за такой срок погрузиться в профессию так, чтобы овладеть «приемами мастерства», – утопия!
Понимаете, журналистика – такая счастливая профессия, в которую можно прийти, не оканчивая университета. Формально можно не иметь высшего образования, но стать хорошим журналистом. А образование можно получить, читая книги, постоянно узнавая новое, занимаясь саморазвитием. Но любая журналистика, не только научная, должна в себе сочетать две принципиальные вещи, журналист должен обладать двумя главными качествами: он должен быть умным и образованным человеком, и он должен владеть словом – уметь писать или говорить. Если у тебя есть только одна из этих составляющих – это не журналистика, потому что можно обладать колоссальными познаниями и не уметь это выразить, не уметь зажечь другого человека своим словом. А можно очень красиво писать, красиво говорить, но за всем этим не будет никакого смысла и содержания. И тогда это элементарная графомания.
Сегодня часто путают (и не только в нашей стране) два разных понятия: научная журналистика и научная коммуникация. Довелось присутствовать не раз на жарких спорах между научными коммуникаторами и научными журналистами. В этих спорах нередко возникает вопрос о том, кто может быть научным журналистом. Люди, которые пришли в журналистику из научной сферы, любят ругать факультет журналистики и говорить, что научным журналистом может стать только человек, который получил естественнонаучное, а не журналистское образование. Это заблуждение.
Конечно, у выпускника мехмата есть то преимущество, что математика хорошо конструирует мозги, приучает к логике. Обучение на физическом факультете дает широкий горизонт. Но, допустим, ты окончил мехмат, физический, биологический или психологический факультет и хорошо разбираешься в конкретной области науки, это не значит, что сможешь писать о другой области знаний. Такой человек, если он владеет словом, будет, возможно, хорошим научным коммуникатором, который способен интересно и популярно рассказывать о своей области науки. А если ты научный журналист, должен уметь рассказывать о самых разных областях науки. С этой точки зрения научный журналист – дилетант в самом положительном, высоком смысле этого слова, он погружается в разные темы, общается с представителями разных областей науки. А чтобы твои статьи не были поверхностными, надо все время пополнять свои знания. Есть прекрасный способ: надо читать книги, причем читать не популяризаторов, а первоисточники. Надо постоянно просматривать научные журналы, по возможности бывать на научных конференциях, даже если ты ничего не собираешься написать, как говорится, «в номер». Это все откладывается в багаж, составляет тот background, который позволяет соответствовать своей профессии.
Сегодня этого, к сожалению, все меньше. Конечно, это зависит, прежде всего, от отношения к делу. Но изменилась и среда, в которой существует журналистика. Развитие информационных технологий, которые, безусловно, очень помогают в работе, сыграли с ней злую шутку. Скажем, я пришла в журналистику, когда диктофоны были огромной редкостью, а сегодня и помыслить невозможно, что ты идешь на интервью без диктофона. Персональных компьютеров тоже не было, и это очень замедляло, затрудняло работу, хотя мы тогда и не знали, что ее таким образом можно облегчить. В распоряжении журналиста были блокнот и ручка, и это заставляло память активно работать, журналист лучше запоминал, схватывал больше деталей, тщательно вдумывался в слова, заносимые в блокнот. Потому что знал: если что-то не понял или забыл, потом это будет трудно воссоздать.
Сегодня мы все больше доверяемся технике, перекладывая на нее ту активную работу мозга, без которой нет настоящей журналистики. Я со своими молодыми сотрудниками проводила такой жестокий эксперимент: на первые интервью не позволяла брать диктофон. Это был хороший урок, потому что начинающий журналист усваивал: когда ты не полагаешься на технику, больше слушаешь собеседника, больше вдумываешься в его слова. Конечно, я не призываю отказаться от диктофонов и прочей электроники! Техника – великая вещь, и возможность быстро найти нужную информацию в Интернете – огромное благо. Но надо уметь распоряжаться этим богатством не в ущерб своей квалификации и своим знаниям! Между тем мы все чаще сталкиваемся с тем, что за научную журналистику выдают информацию, которую «схватили» где-то в Интернете. Сегодня информации много, очень много! И вот появилось немало людей, которые называют себя научными журналистами только потому, что «пережевывают» информацию на темы науки. А ведь эти люди никогда не были в лаборатории, ни разу не встречались с учеными. Они элементарно не готовы к такой встрече, потому что привыкли брать какую-то готовую информацию. Она проходит через них, не оставляя никаких зарубок в памяти или на сердце, не прибавляя знаний, не откладываясь в багаж. Отсюда поверхностность, благо глупости, а то и серьезные ошибки.
Вот характерный пример. Совсем недавно появилось сообщение пресс-службы очень уважаемого ведомства о том, что синтезированы новые сверхтяжелые элементы. Далее говорилось о том, что Объединенный институт ядерных исследований в Дубне обратился с предложением присвоить такому-то элементу имя такого-то ученого, и это название также приводилось в пресс-релизе. Мало того, что в нем упоминались элементы, которые еще не синтезированы, информация просто не соответствовала действительности и ставила в ложное положение как уважаемый институт, так и замечательного ученого. Но многие газеты, агентства, интернет-порталы даже не подумали усомниться в пресс-релизе министерства и растиражировали его. Институт был вынужден разослать опровержение, но его мало кто обнародовал. Зато из издания в издание, с сайта на сайта отправилась ложная информация. Здесь самое неприятное, что речь идет о нашем великом физике, который много лет занимается синтезом новых сверхтяжелых элементов, в этой области отечественная наука действительно многого достигла, и это замечательные исследования, о которых надо рассказывать. Между тем растиражировали глупость, а потом, вместо того, чтобы извиниться, стали ерничать над институтом и ученым. Вот это уже никак не может называться научной журналистикой, это уровень желтой прессы.
– В чем заключаются особенности общения журналиста с ученым?
– В общем-то, правила те же, что и при общении журналиста с человеком другой профессии. И все же ученые – народ специфический. Ученый не будет с тобой разговаривать, если почувствует, что ты пришел, не подготовившись, без знания предмета, в расчете, что тебе выдадут готовый материал. К любой встрече надо готовиться, а к разговору с ученым – особенно. Это первое. Второе: есть ученые, к которым любят ходить журналисты, любят их записывать, приглашать на телевидение, потому что те умеют говорить гладко и красиво. Вот ты его записал, потом расшифровал – и выдаешь статью. Нередко такие ученые – то, что называется «коммуникаторы», они хорошо умеют рассказывать о том, чем занимаются другие, а сами мало что сделали в науке. Хотя есть и блестящие исключения, когда крупный ученый обладает, к тому же, даром понятным и доступным языком рассказывать о своей науке. Но это редкость, чаще всего ученый говорит на языке, малопонятном обычному человеку. И вот почему еще очень важно готовиться к встрече, тогда тебе понятнее то, о чем говорит ученый. А если понятно тебе, ты сможешь рассказать об этом читателю. И не надо стыдиться задавать вопросы. Задать вопрос, если что-то непонятно, это не стыдно. Стыдно – если не понял, а потом неправильно написал.
Таким образом, особенность общения с ученым в том, что это требует от журналиста обязательной подготовки. И умения переводить с языка науки на язык обычного человека. Здесь трудность еще в том, чтобы в таком переводе не допустить упрощения, при котором теряется сам смысл. Иными словами, тебе надо доступно и интересно рассказать о том, что, на первый взгляд, совершенно не доступно для понимания и не интересно непосвященному человеку.
– А как Вы считаете, должны ли сами ученые иметь коммуникативные навыки, чтобы улучшить общение с журналистами?
– Наверное, многие ученые возражали бы против слова «должны». Но, в общем-то, они должны. Если ученый хочет получить поддержку своим исследованиям, он должен привлекать к ним внимание. К сожалению, в нашей стране такая логика редко работает, ученый, как правило, не ощущает те нити, которые связывают результат научной работы с его применением на практике. Экономические рычаги до такой степени не задействованы, что у ученого не возникает потребности рассказывать о том, чем он занимается. В нормальном обществе, где экономика работает правильно, такая связь существует. Ученый понимает: то, что он делает, оплачивается налогоплательщиком или оплачивается частным лицом, и в том, и в другом случае надо объяснять, во имя чего эти деньги расходуются. Ученый должен рассказывать обществу, чем он занимается, чтобы общество прониклось важностью его работы и голосовало за нее, способствовало тому, чтобы в науку шли деньги, чтобы она материально поддерживалась.