— А кто мне должен был сказать? Да и кому верить?! Я уже сама в себе сомневаюсь.
— Тебе нужно отдохнуть. Выдохнуть. Мы потом поговорим, сперва окажемся в безопасном месте.
Я качаю головой, не веря, что для него всё так просто. Я отдохну, высплюсь и снова начну счастливо улыбаться, так? И плевать, что меня как бездомную собаку передают туда-сюда, попутно торгуясь о чем-то своем. Я всего лишь часть сделки, и это уже пора запомнить. Я больше всего боялась, что меня смешают с грязью, что будут использовать мое тело, когда Дитмар выкрал меня из клуба, а оказалось надо было переживать за душу. За то, какие шрамы останутся на сердце.
— Кто убил Леонида? — я задаю вопрос, смотря поверх плеча отца. — Если он, конечно, все-таки мертв.
— Зачем мне врать?! — отец срывается, обдавая короткой вспышкой злости. — Черт, Карина… Я убил его собственными руками и жалею, что не мог сделать это несколько раз. Я не знал, что он повезет тебя в клуб. Мне такое дерьмо в голову не пришло, он просил твоей руки у меня, он разве, что на коленях не ползал.
— Он предпочитает девственниц, к твоему сожалению. Это сорвало вашу сделку века.
Отец хочет рыкнуть снова, я вижу, как вздуваются вены на его шее, а пальцы сжимаются в кулаки. Но он молчит. Будто пообещал себе не повышать на меня голос.
— Мы всё это забудем, — отрезает отец. — Я разберусь с братьями, и мы забудем эту историю раз и навсегда.
— Не получится, — я качаю головой. — У меня отличная память, папочка. И знаешь, чертовски сложно забыть, как ты раз за разом оказывалась недостаточно хорошо. Или умна. То для тебя, когда ты решил, что лучше знаешь и отправил меня к Леониду, то для Армана, который записал меня в предательницы и решил, что я недостойна защиты Дитмара. То для самого Дитмара, который засомневался во мне и позволил брату распоряжаться мною.
Я говорю это для себя.
Подвожу итог, от которого хочется плакать.
Дитмар оставил меня с Арманом. Он даже не остался в доме или неподалеку, нет, он сел в машину и уехал. Конечно, Арман его родной брат, он его семья, а я так… Никто.
— Я для всех никто, — я закрываю лицо ладонями и подбираю ноги. — Только как разменная монета и гожусь.
Отец снова пытается дотронуться до него, но я слепо выбрасываю руку вперед и ударяю его. Попадаю по плечу, едва не надрывая ткань, после чего вновь закрываюсь и всем видом прошу меня не трогать.
Мы минуем остаток дороги в полной тишине. Нет ни разговоров, ни музыки из колонок. Я не знаю, сколько проходит времени, мне удается сбежать в безразличие и перестать обо всем думать, анализировать, вспоминать… Это все равно бесполезно. Отец отвезет меня, куда посчитает нужным, и будет держать, сколько захочет.
А может и Леонида номер два мне найдет.
Почему нет?
— Приехали, — сообщает отец, раскрывая дверцу. — Если выйдешь сама, до тебя никто пальцем не дотронется.
— А если не выйду?
— Будешь сидеть в машине? Хорошо, сиди, — отец кивает. — Водитель останется, чтобы я был спокоен.
Отец оставляет свою дверцу раскрытой. Он направляется к черному крыльцу, над которым нависает особняк с немецкими ставнями и компактными балкончиками. Крестьянский стиль.
— У отца явно не лучшие времена, — цежу, не заботясь слышит меня водитель или нет. — Он ненавидит этот дом.
Я выхожу из машины, когда рядом начинают останавливаться внедорожники с охраной. Пятачок парковки заполняется мужчинами с грубыми голосами и щелкающими зажигалками. Они закуривают, громко переговариваются между собой, и все это бьет по расшатанными нервам.
Я все-таки иду в дом.
Глава 41
Я не была в этом доме со смерти матери. Всегда знала, что отец так и не продал его, но мы ни разу сюда не приезжали. Я боялась воспоминаний, а папа… мне казалось, что он хочет забыть все, что случилось. И построить новую жизнь.
Неужели все настолько плохо, что мы вынуждены возвращаться сюда?
Я осматриваюсь. Белые простыни закрывают мебель, что-то упаковано в целлофан. Ощущение, что отец не собирался сюда приезжать, или же его люди просто не успели подготовить дом к прибытию. Я осматриваюсь, вспоминаю обстановку, все, как здесь было и не могу поверить, что мамы нет в живых. Я вроде бы помню все, что происходило в этом доме, каждое мгновение, улыбку мамы, то, как она присматривала за домом и ждала отца. У нас была не идеальная, но хорошая жизнь. До ее смерти. Потом денег у папы стало больше, появилось куча квартир, недвижимости, клубы.
— Ты все-таки зашла, — комментирует папа.
— У меня не было выбора. Что дальше? Ты скажешь мне?
— Что именно тебя интересует? — спрашивает отец, прислонившись к стене. Сесть здесь негде, да папа и не выражает такого желания.
— Например, кто будет моим следующим женихом. Может, ты все же позволишь мне выбрать самой? Пусть и из тех, кто тебе нравится? Положишь фотографии передо мной и предложишь выбрать?
Я срываюсь на папе, потому что не понимаю, что меня ждет дальше. Информация о том, что он убил Леонида не очень-то меня радует. Он ведь теперь должен ответить за то, что сделал? Сесть в тюрьму? Разве нет?
— Не язви, — спокойно продолжает он. — Я настаивать на замужестве не буду, — произносит папа. — Неправ я был, погорячился тогда. У тебя есть несколько вариантов.
— Вот, варианты всё-таки предоставишь, — не сдерживаюсь от язвительного замечания.
— Ты можешь жить так, как жила раньше. И я не буду тебя контролировать так сильно, как было до всего случившегося. Или можешь уехать за границу. Учиться там и жить.
Мне требуется минут десять, чтобы переварить услышанное. Отец отпускает меня учиться за границу? Или продолжить жить той жизнью, которую я вела? Что с ним случилось? Он вдруг понял, что дочь у него не просто предмет декора, и у нее тоже есть собственное мнение? Я столько раз просила его уехать. Учиться где угодно, но не здесь, и он всё время отказывал. Говорил, что не время, не место, период плохой, денег нет. После последней отговорки я поняла, что он просто не хочет меня отпускать. И не отпустит.
Он же серьезно сейчас?
Или снова шутит?
Отец выглядит серьезно и предлагает варианты действительно на выбор, а не как подачку. Раньше я бы с радостью закричала, что хочу за границу, что поеду учиться, заведу друзей, найду какого-нибудь парня и выйду за него замуж, оставшись там жить, но сейчас…
— Что будет с Дитмаром?
Отец едва заметно сжимает челюсти, но мне хватает даже этого жеста, чтобы понять — он недоволен, что я спрашиваю. И мне плевать, что это так. Даже несмотря на недоверие мужчины ко мне, я я не могу позволить, чтобы он умер. Или Арман, что только подогрел это чувство в брате. Или Катя. Она всегда относилась ко мне, как к сестре, если не лучше.
— Ты так переживаешь о нем? — отец замечает с ехидной улыбкой.
— Не хочу отца, который сядет из-за убийств. За Леонида тебе ведь ничего не будет? А за братьев?
— То, что они сделали с тобой просто нельзя оставить без внимания, — решительно говорит отец, легко вынося приговор.
— А то, что ты сделал с сестрой Кати? И с Катей? — ехидно спрашиваю. — Предложим всем забыть и зажить обычной жизнью? Или это другое?
— Прекрати, — просит отец, явно недовольный тем, как я веду себя.
— Я хочу, чтобы все закончилось, — прошу у него. — Ты, Арман, Дитмар. Хватит войны, просто существуйте. Или тебе денег мало?
— Они мои конкуренты.
— И поэтому должны умереть?
— Карина…
— Папа…
Мы буравим друг друга взглядами, каждый не желая уступать. Я не понимаю, почему отец вдруг стал таким, что повлияло на его изменения, да и вряд ли хочу это знать. Мне просто неприятно осознавать, что он причастен к убийствам, а все, что я могу — закрыть глаза на случившееся им просто уехать учиться.
— Я должен отомстить, — наконец, произносит отец, вынося приговор.
— Помнишь Соколовского, пап? — задаю риторический вопрос, потому что он не может не помнить.
Он один из тех, кто был важен отцу, как деловой партнер. Умный, внимательный, молодой и богатый. Он, в отличии от Дитмара, предпочитал быть с папой рядом и даже хотел на мне жениться, не раз намекая, что попросит у отца моей руки.
— Почему ты вдруг вспомнила о нем?
— Хочу, чтобы всё прекратилось, — озвучиваю свое желание.
Отец непонимающе смотрит на меня. Может, в глубине души и начинает осознавать, к чему я клоню, но пока не может поверить. Я и сама не верю, но я слишком сильно изменилась.
— Если не прекратишь ты, я пойду к нему. Помнится, он хотел, чтобы я стала его женой. Предложу ему небольшой бартер: он помогает Дитмару и Арману, а я становлюсь его женой.
Отец рычит, с силой сжимая кулаки. Да, папа, дочка выросла и решила, что больше не будет со всем соглашаться.
— Предашь собственного отца? — уточняет папа.
— Нет, сделаю так, чтобы он больше не смог лезть во все это дерьмо. И да, пап, я буду защищать их, потому что несмотря на то, что я была в плену, относились ко мне, как принцессе.
Отец устало выдыхает. Он берет паузу, раздумывая о чем-то своем, а потом смотрит на меня, как на маленькую запутавшуюся девочку.
— Ты видишь во мне врага, — он кивает, — вот и несешь чушь. Карина, послушай себя и хоть чуть подумай, а не бросайся в эмоции. Какой блять Соколовский? Ты ему нужна, только как моя дочь. Только с моими связями, он хочет быть вхожим в мой дом и пользоваться моим авторитетом. Один мой звонок ему и он скажет тебе нет.
Отец говорит спокойно. Объясняет малолетке, как устроена жизнь, чтобы она уже спустилась с розового облака на землю.
Я поджимаю губы, не зная, что ответить. Он, черт возьми, прав. И насчет эмоций тоже. Я не знаю за что хвататься, у меня нет рычагов, чтобы доказать свою правду.
— Я, может, и дерьмо, — добавляет отец, — но я живу тем, что добился сам. И отвечать за это буду тоже сам, если придется. А тебе пора взрослеть, Карина, ты ничего не можешь поделать с нашей войной с Дитмаром. Это взрослые мужские игры. Просто смирись, что ты здесь ничего можешь.