А ведь всё было иначе.
Иначе у Сталина, иначе у Берии.
Была огромная, ежедневная, а точнее — ежесуточная государственная работа по огромному числу тем и направлений жизни державы. Ни один руководитель западного, капиталистического мира, ни один президент даже самой крупнейшей транснациональной корпорации, не говоря уже о президентах самых крупных капиталистических государств, и близко не был загружен так, как были загружены Сталин в наиболее активный период его деятельности, и Берия в период его работы в Москве от первого до последнего дня!..
Они выполняли — ежесуточно — огромный объём работы, и удавалось им это только потому, что всё своё время они отдавали государственной работе. У них не было увлечений, развлечений и досуга в том смысле, который обычно придают этим понятиям.
Единственным их «хобби» было строительство великой России, существующей для процветания и благоденствия её народов, а также дающей пример и руководящую справедливую идею народам мира.
Хорошо было сказано: «Одни работают, чтобы есть, другие едят, чтобы работать». И Сталин, и Берия всегда относились к последним. Они засыпали с мыслью о том, что надо будет сделать завтра, и просыпались с мыслью о том, что надо сделать сегодня.
КОНЕЧНО, Сталин был многограннее Берии, сложнее его — Сталин ведь был гением, и гением редкостным.
И он менялся — как это мудро подметил Каганович.
Берия с годами тоже, конечно, менялся. Но — как я понимаю, менялся меньше. Разве что после многих лет на высших общесоюзных государственных постах (хотя, сколько их там у него было — всего-то пятнадцать быстротечных лет!) он стал ироничнее, накопил запасы скепсиса и стал — чего уж там — в чём-то циничнее.
Ведь жизнь его протекала не в райских кущах, да и окружали его далеко не всегда титаны мысли, а работать-то надо было, в том числе, и с ними.
Как выразился однажды товарищ Сталин: «Нет у меня других членов Союза советских писателей».
Понадобились все свинцовые мерзости, вся гнусность и бездарность двух последних десятилетий русской истории, чтобы стали яснее мелочность и мелкотравчатость одних её фигур, и крупный масштаб других.
Так вот, вряд ли сам Берия, работая на социалистическую Державу по десять-пятнадцать часов в сутки, догадывался, какой глубокий и великий пример и урок даст он своей жизнью нам, живущим через много лет после его смерти. А ведь это так — над примером Берии есть смысл подумать, и здесь есть чему поучиться!..
Берия должен быть интересен нам сегодня не только как пример яркой судьбы — яркой не по перемещению по параллелям и меридианам, а по характеру совершённых дел.
И не только примером блестящей организации может и должен он быть сегодня.
Берия сегодня должен быть нам особенно интересен тем, что в его деятельности, как в фокусе, собрались умные, дальновидные и перспективные подходы к комплексу национальных проблем в огромном многонациональном государстве.
Как представитель небольшого, но — с большой историей, народа СССР, Берия лучше иного великоросса понимал всю важность для большой страны её геополитических «украин», но он также понимал и всю важность для народов «украин» союза с великой «титульной» русской нацией.
Союз этот должен быть равноправным в том смысле, что каждая часть социального «механизма», которая — в отличие от обычного, неживого механизма — является живой, должна хорошо и навсегда понять, что для нормальной, эффективной работы всего «механизма» важна любая его часть!
Без каких-то частей «механизм» останавливается сразу, без каких-то может какое-то время и как-то работать, но эффективно и устойчиво он работать не будет!
Если мы сегодня интегрально оценим убытки Российской Федерации — имеется в виду не нынешний геополитический ублюдок и кастрат, а РСФСР — только от омертвления или уничтожения в союзных республиках былых капитальных вложений, от того, сколько пришлось паллиативным образом заменять вновь налаженными производствами в РФ, или просто отказываться от чего-то, то окажется, что мы все вместе — русские, украинцы, грузины, белорусы, казахи, узбеки, киргизы, азербайджанцы, туркмены, эстонцы, литовцы, латыши, таджики, армяне и молдаване — за эти двадцать с небольшим лет просто пустили на ветер, профукали, материальных, уже созданных, ценностей вряд ли менее, чем на триллион.
Да не «зелёных» бумажных изделий Федеральной Резервной системы США триллион, а триллион золотых рублей!
Не слабо, а? — как выражаются некоторые.
Это ведь примерно столько же, сколько мы потеряли за ту войну — за Великую Отечественную!
Работая в Москве, Берия решал, естественно, общесоюзные задачи. Но он ведь и в Грузии работал так, чтобы результаты его работы были важны и полезны не только для Грузии, но и для всей России, всего СССР!
А, став работать в Москве и возмужав, обретя с годами всё более глубокую государственную мудрость, он понял — возможно, даже, не столько на уровне теории — Берия теорией не увлекался, сколько практически, — что по мере развития национальных республик СССР ими надо управлять из Центра не кнутом, не пряником, не партийной директивой или надзором из Центра, а за счёт максимальной интеграции «украинных» народов СССР друг с другом, но прежде всего — с великим русским народом.
Он понял, что подлинная интеграция должна обеспечиваться не только наличием на территории республики тех или иных предприятий союзного значения, но, прежде всего, — созданием и развитием во всех республиках таких национальных кадров, которые были бы воспитаны в духе искренней преданности как своей национальной Родине, так и большой Родине, Большой стране — Союзу Советских Социалистических Республик.
Клин местечкового, «кишлачного», «чувячного» или «шароварного» национализма надо вышибать клином же полноценного социалистического национального самосознания.
Национального, но — социалистического, объединительного по самой своей природе!
Возможно, сам Лаврентий Берия и не понимал этого так отчётливо, как это изложено выше, но действовал он в этом русле, и если бы его не убили, он в этом направлении Большую страну и вёл бы.
А возможно, он всё это и понимал — кто знает? Во всяком случае нам сегодня не мешает время от времени перечитывать, хотя бы, его речь на XIX съезде ВКП(б) — КПСС, которая, вместе с его речью на похоронах Сталина, оказалась политическим завещанием Берии.
Повторяю: я не знаю — так ли чётко мыслил он сам?
Но мы-то, осмысляя феномен Берии, должны бы извлечь из него эту суть, которая в нём, несомненно, заключается.