Клэр Ломбарди
В полдвенадцатого ночи меня будит звонок. Мгновенно проснувшись, я хватаю мобильник и, щурясь, всматриваюсь в дисплей. Голубой свет в темноте режет глаза.
– Джунипер? – отвечаю я. – Что такое? Что-то случилось?
– Клэр, – поет она. – Клэр ясная, распрекрасная. Клэр, Клэ-Клэр, Клэр, Клэ-э-эр. Мы балдеем, и нам тебя не хвата-а-ает.
Закрыв глаза, я снова залезаю под одеяло. Значит, все нормально – просто позвонила по пьяни. Не знаю, какое чувство пересиливает: облегчение или раздражение.
– Джунипер, мне нужно выспаться, – говорю я.
И незачем мне напоминать, как им весело без меня. Неужели нельзя проявить хоть чуточку такта? Или я требую слишком многого?
– О нет! – восклицает Джунипер. В трубке раздается шорох. Я слышу, как она докладывает Оливии: – Я ее разбудила.
– Молодец, ничего не скажешь, – укоряет ее Оливия. – Полдвенадцатого ночи.
– Джуни, – спрашиваю я, – сколько ты выпила?
– Что-о-о? Выпила? За это не волнуйся, – отвечает Джунипер. – Вообще не бери в голову. Ясно?
Я хмурюсь, обкусывая ноготь большого пальца. В трубке слышится какая-то возня, чей-то приглушенный протест. Потом голос Оливии:
– Привет.
– Оливия, привет. Объясни, пожалуйста, что там у вас происходит?
– Джуни выпила лишнего, и ее стошнило, поэтому я осталась у нее ночевать. Мы посмотрели «Дорогу на Эльдорадо», а теперь Джуни требует, чтобы я поставила ей «В поисках Немо».
Я представляю, как они сидят перед телевизором в гостиной Джуни, уютно устроившись на пушистом ковре. Во мне копится раздражение.
– А почему она пьет?
– Не знаю. Захотелось. Прости за поздний звонок. Я знаю, что тебе рано вставать.
– Да ладно, чего уж теперь. – Я сажусь в постели, смирившись с тем, что меня разбудили. – Просто… я думала, вы от души развлекаетесь, а она вторую неделю кряду напивается. Думаешь, у нее проблемы?
– Ни о чем таком она не упоминала, – отвечает Оливия. – Но… да, ты права, она ведет себя странно. Я собиралась ее расспросить, но пришлось убирать блевотину – не до того было.
– У-у-у.
– Вообще-то хорошо, что ее стошнило, да? Очистила организм.
– Это помогает?
– Наверно, – говорит Оливия. – Наука! – В трубке заорала реклама. Голос Оливии становится тише. – Джуни, поставить «Немо»? Сейчас принесу одеяла.
– Слушай, Дэн еще что-нибудь тебе писал? – любопытствую я, сама недоумевая, зачем подняла эту тему. С Оливией не стоит вести разговоры о парнях.
– Нет, слава богу, – отвечает она. – Зато Ричард Браун как-то раздобыл мой телефон, и теперь приходится с ним разбираться. Хотя я ясно дала понять, что он мне до лампочки.
– Пользуешься популярностью, – замечаю я.
– Это не всегда приятно.
Я вздыхаю. Ее коронная фраза, словно ей совершенно не льстит, что парни проявляют к ней интерес.
– Я серьезно говорю, – настаивает Оливия. – Или, по-твоему, я хвастаюсь?
– Не знаю.
Я впиваюсь зубами в ноготь большого пальца. Девчонке, обделенной вниманием парней, это трудно не воспринять как хвастовство.
– Флирт – это одно дело, – объясняет Оливия. – А если парни не оставляют меня в покое даже после того, как им прямо сказано, что они мне неинтересны? Это означает одно: они слышали, что я бросаюсь на шею всякому, кто удостоил меня своим вниманием. Сомнительный комплимент.
– Ну да, – соглашаюсь я, по-прежнему недоумевая.
Если б она перестала спать со всеми подряд, никто бы и не подумал больше домогаться ее, так ведь? И проблема решена. Это же очевидно.
– В любом случае это напрягает, – добавляет Оливия. – Вон как-то раз я послала одного типа, так он в ответ: «Коза драная! Подумаешь! Найду кого-нибудь получше».
Мое смятение как рукой сняло. Во мне закипел гнев. Я не повышаю голос только потому, что в соседней комнате спит Грейс.
– Я… что? Неужели прямо так и сказал?
– Ой, не бери в голову. Он был пьян, так что…
– Кто-то из наших знакомых?
– Нет, разумеется, – отрицает Оливия. – С подобными козлами я знакомств не вожу. Это я все к тому, что никогда не знаешь, на кого нарвешься. Скажешь парню: извини, ты мне неинтересен – так один паникует и злится, другой тут же превращается в сволочь.
– Я… окей, – мямлю я, начиная видеть ситуацию ее глазами. Не знаю, почему мне не хочется с ней соглашаться. Я ведь не хочу обвинять Оливию во всех смертных грехах. – То есть… понятно.
Я слышу, как подруга с чем-то возится, – очевидно, с одеялами.
– Пока, – прощается она. – Мне надо позаботиться о нашей ненаглядной упившейся Джун.
– Спокойной ночи, Лив.
Я ставлю телефон на подзарядку, кладу его на тумбочку и поворачиваюсь на бок, зарывшись в подушку.
Глаза не закрываются. Руки сами собой лезут в рот, и я ловлю себя на том, что опять кусаю ногти. Чтобы поберечь их, я сжимаю ладони в кулаки.
Коза драная. Оливия произнесла это так, будто ей плевать на оскорбление. Сколько раз она слышала такое? Сколько раз ей приходилось отбивать нападки дегенератов, не посвящая в свои проблемы ни меня, ни Джунипер?
Или только тебя она не посвящает, Клэр? – нашептывает мне внутренний голос.
Всё, ни о чем другом теперь думать не могу: меня опять оставили за бортом. Я зажмуриваюсь, ругая себя. Что называется, нашла время.
Кэт Скотт
В три часа ночи с субботы на воскресенье льет дождь. То стучит, то не стучит по стеклу. Спи, велю я себе. Но сон не идет. А ведь на сцене, когда нужно сосредоточиться, мне удается управлять своим сознанием и организмом. Лежа здесь, я не в состоянии забыться, не говоря уже о том, чтобы вылезти из своей головы и скрыться в безопасном прибежище.
Ненавижу ночь. В это время, перед тем как наступает забвение, меня атакуют мысли, которые я гнала от себя весь день, с самого утра. Сегодня вращающийся барабан остановился на теме печали и на том, насколько она банальна. Люди во все времена были несчастны. Только последние лет сто – может, меньше – в обществе укоренилось мнение, что несчастье – это анормальность, что каждый человек имеет право на счастье. Бред собачий. Так не бывает. Готова поспорить, в России времен Григория Веселовского все крепостные, или крестьяне, или кто там еще наверняка пребывали в суперподавленном состоянии – по нашим меркам.
Посему последние три часа я просто лежу. Даже не знаю, что делать…
Слезы мне давно уже не помогают. С некоторых пор по ночам я просто смотрю в окно, пока крепкий сон не сковывает мое сознание, неспокойное, мятущееся, молчащее.
Стук в дверь моей комнаты. Я бросаю взгляд на стену, на часы в стиле ретро, что отец подарил мне на Рождество в седьмом классе. На них цитата из комедии Шекспира «Как вам это понравится»: «И каждый не одну играет роль»[40] – и ниже – маски театра комедии и трагедии.
Часы показывают шесть вечера. Я и не заметила, что день почти на исходе. Слава богу, что есть Интернет. Благодаря компьютерным играм я могу забыться дома, забиться в раковину собственного сознания, после чего наступает приятное оцепенение. В эти выходные я сутками режусь в «Блейд-Х». Несмотря на неудачное название, это отнюдь не дешевое лезвие, а шутер от первого лица с обилием плохо нарисованной крови.
Стук повторяется.
– Да, что? – откликаюсь я, в то время как мой аватар швыряет ящик в металлическую стену. Вываливается блестящий щит, который я цепляю на спину.
Дверь со скрипом приотворяется. Оливия проскальзывает в комнату, закрывает за собой дверь.
– Привет.
– Привет, – отвечаю я, не отрываясь от игры.
– Ты целый день в постели?
– Ага.
– Что хочешь на ужин?
– Я не голодна.
Зря я в пятницу села ужинать с сестрой и отцом. Надеюсь, Оливия не думает, что теперь это будет в порядке вещей. Мое позавчерашнее воодушевление давно улеглось.
– Что за игра? – Она подходит к столу, садится.
– «Блейд-Х».
– Судя по названию, увлекательная.
Я не отвечаю, убирая в ножны клинки, чтобы забраться на водонапорную башню.
– Ты много знаешь людей, которые играют в это? – спрашивает она.
– Игры не оставляют мне времени на социализацию, если ты об этом.
– Понятно, – говорит она. – Только ведь жить в затворничестве не так уж весело.
Я карабкаюсь на башню, снизу в меня летит град пуль. Я откатываюсь в сторону, начинаю взбираться по второй лестнице, оглядываюсь по сторонам. Где-то здесь должен быть вход…
– Я очень обрадовалась, когда ты в пятницу села ужинать с нами, а то в последнее время ты постоянно злишься, – не унимается Оливия. – Я старалась не быть назойливой, думала, это я что-то сделала не так.
Я почти не слушаю сестру. Я умираю на экране. Выбилась из сил, карабкаясь по лестницам, а на вершине водонапорной башни уже скапливаются мои враги, похожие на насекомых. Изнуренная, опустошенная, я просто не в состоянии им противостоять. Надо бы спрятаться – там, где безопасно.
– Один человек предположил, – продолжает Оливия, – что ты, возможно, переживаешь какую-то личную трагедию, вот я и подумала, если спрошу…
Потрясенная, я ставлю игру на паузу.
– Постой. Что?! «Один человек»? Ты просила у кого-то совета, как мне помочь?
– Что? Я не это сказала. – Оливия барабанит золотистыми ногтями по стеклянной поверхности моего стола. – Послушай, я знаю, что не вправе указывать тебе, на что ты должна тратить свое время, но…
– Вот именно. Это совершенно не твое дело.
– Но, Кэт, ты должна подниматься с постели. Ты должна нормально питаться. Нормально спать. Разве это так трудно делать? Элементарный повседневный минимум.
Я и не думаю отвечать. А что тут скажешь? С некоторых пор я превратилась в камень. У меня нет аппетита. Я перестала различать день и ночь. У меня нет никаких интересов, кроме занятий в драмкружке. Ну и плевать.
– Если ты сама не в состоянии справиться с собой, – говорит Оливия, – значит, кто-то должен тебе помочь. Мне не хотелось бы, чтобы это была я, ты же меня ненавидишь, уж не знаю почему, но…