– Ой, замолчи. Я тебя не ненавижу.
– Но и симпатии я у тебя не вызываю, – замечает Оливия, повышая голос. – Уж не знаю, с каких пор, так ты мне напомни, просвети! Я была бы очень признательна.
Я молчу. Смотрю на сестру и вспоминаю: вот в четвертом классе мы передаем записки, в пятом – лазаем по деревьям, в шестом – смотрим фильмы допоздна, в седьмом – читаем в свое удовольствие, сидя в одной комнате. Прекрасные годы пробегают перед моим мысленным взором в те моменты, когда она отчитывает меня, как сейчас.
– Мне никто не нравится, – говорю я сквозь зубы.
Оливия хранит молчание. Подозрительно. У меня мелькает мысль, что, возможно, я задела ее чувства.
Сестра отводит глаза, смотрит в окно. Неужели заплачет? На моей памяти последний раз она плакала, когда мы учились в начальной школе. Не уверена, что в ее аккуратно подведенных глазах еще сохранились слезные протоки.
Я снова утыкаюсь в экран ноутбука и возобновляю игру.
Она поднимается.
– Если передумаешь насчет ужина, я варю суп.
Я ее почти не слышу. Вот она – брешь между металлическими прутьями водонапорной башни. Я боком пролезаю в щель и оказываюсь в темноте. Наконец-то я в безопасности.
Валентин Симмонс
В понедельник утром директор Тернер приветствует школу легкомысленным объявлением:
– Учащиеся и преподаватели, мы приняли решение, что следующим шагом в нашем расследовании станут короткие собеседования со всеми учениками. Собеседования будут проводиться строго конфиденциально, в закрытом помещении.
Я смотрю по сторонам, но, похоже, никого из тех, кто пришел на первый урок, это объявление не встревожило. Видимо, им все равно, что поиски людей, закрутивших роман, приобретают масштабы испанской инквизиции.
Я сижу за партой как изваяние, уткнувшись взглядом в таблицу дифференциальных уравнений. В выходные я подумывал о том, чтобы поговорить с Джунипер Киплинг, но так и не собрался ей позвонить. Не люблю общаться по телефону. К тому же, если б я ни с того ни с сего обвинил ее в прелюбодеянии, это выглядело бы по меньшей мере нелепо.
И все же я должен с ней переговорить, причем как можно скорее. Если ее принудили и она жертва, я буду держать рот на замке. Ведь собеседование, о котором предупредила директриса, – отличная возможность сообщить администрации школы то, что мне известно, если я сочту это уместным.
В начале обеденного перерыва я стою неподалеку от входа в столовую в надежде перехватить Джунипер. Меня со всех сторон обходят группы ребят. Их взгляды скользят по мне как по пустому месту, словно я – часть стены.
Наконец я замечаю Джунипер. Она на полпути к столовой, идет в компании двух девчонок: высокой брюнетки с хорошей осанкой амазонки и рыжей коротышки с жирным серебряным контуром вокруг глаз. Брюнетка говорит что-то, и все трое заливаются смехом. Их одинаковые улыбки свидетельствуют о том, что они часто веселятся вместе. При их приближении я прочищаю горло и, сжав кулаки, преграждаю им дорогу.
– Прощу прощения, – говорю я.
Все трое останавливаются, глядя на меня с недоумением.
– М-м, привет, – первой подает голос брюнетка. – Ты, кажется, Валентин, да?
– Да, – подтверждаю я и, чувствуя, как у меня от напряжения звенят нервы, обращаюсь к Джунипер: – Можно тебя на минутку?
– Меня? Конечно.
Джунипер обращается к высокой девчонке:
Я вас догоню.
Брюнетка и рыжая смешиваются с толпой, а мы с Джунипер отходим к стене.
– Ши-и-и-зик, – гудит знакомый голос.
Мои щеки опаляет жар. Я оборачиваюсь: мимо идут двое парней на голову выше меня.
– Хоть бы новенькое что придумали для разнообразия, – зло бросаю я им в спины, на которых висят одинаковые рюкзаки. Но они даже не обернулись.
– Дин, – окликает Джунипер.
Оба парня тотчас же оглядываются. Один – худой, жилистый, стриженный под «ежик». Второго я узнаю́: тот самый длинноносый кудрявый пловец, который на прошлой неделе был на парковке, но тоже не извинился.
Джунипер, прищурившись, смотрит на парня с короткой стрижкой:
– Это был ты? Ты это сказал?
– М-м, – мычит Дин, глядя на своего кудрявого приятеля.
Тот беспомощно бегает взглядом по вестибюлю.
– Извинитесь перед Валентином, – требует Джунипер, подходя к парням.
– О боже, – бормочу я. – Пожалуйста, не надо. Ты не обязана меня защищать.
– Это общественное учреждение, – говорит она, в упор уставившись на моих обидчиков.
Те слишком долго стоят на одном месте – основная масса учеников уже прошла, и теперь они вдвоем топчутся у входа. В глазах Джунипер появляется стальной блеск, и я благодарю бога, что смотрит она не на меня.
– Извинитесь, – настаивает она.
Дин пожимает плечами.
– Ладно, извини, – говорит он, почти не глядя в мою сторону, и подталкивает локтем приятеля. – Пойдем займем наш столик.
Дин направляется в столовую, а Джунипер с укором смотрит на кудрявого парня. Тот задерживается.
– Лукас, от тебя я этого не ожидала, – разочарованно произносит Джунипер. – Так и будешь просто?..
Лукас сник, опустил плечи. Несмотря на понурый вид, он почти на две головы выше меня, а плечи у него широкие, как у медведя. В его глазах цвета влажной коры мелькает что-то похожее на чувство вины. При виде хмурого лица парня я жалею его, хотя он едва ли похож на жертву.
Лукас открывает рот, очевидно, собираясь извиниться, но я перебиваю его:
– Все нормально.
А сам недоумеваю: зачем я это сказал? Это не нормально. Ведь, по сути, молчание сродни соучастию.
Больше я ничего сказать не успеваю, потому что из столовой вылетает темноволосая подруга Джунипер. С разбегу она резко останавливается перед нами и спрашивает:
– Эй, Джуни, можно тебя украсть? Клэр говорит, нам «необходимо обсудить» субботний вечер – позорище всех времен. По-моему, она думает, что я вливала вино тебе в глотку.
Рядом кто-то кашлянул, прочищая горло. Мы оборачиваемся на звук. Мистер Гарсия, хмурясь, замедляет шаг рядом с нами. Не говоря ни слова, смотрит на Джунипер с Оливией и идет дальше.
– А у нас здесь никто не потребляет спиртное, – добавляет Оливия, – потому что мы все несовершеннолетние.
Морщина на лбу Гарсии становится глубже. Он исчезает в коридоре, а Оливия корчит ему вслед рожицу.
– Не пойму, почему он так настроен против спиртного. Ведь сам не так давно был студентом. – Она обращается ко мне: – Извини, что помешала. Я – Оливия. Рада знакомству.
Джунипер виновато смотрит на меня:
– Валентин, ты не возражаешь, если я найду тебя чуть позже? Мне нужно поговорить с Клэр. Надеюсь, у тебя это не очень срочно, нет?
– Я хотел… то есть… – Я осекаюсь.
Если скажу, что срочно, только еще больше подогрею интерес Лукаса и Оливии. Я пытаюсь ответить «нет», но язык не повинуется. Горло сдавило от страха из-за того, что ко мне обращено столько лиц. Все эти люди выше меня и очень красивы. Мне еще никогда не было так неловко.
Хорошо, – наконец соглашаюсь я, приподняв подбородок, пытаясь не выглядеть нелепо. – Можно и потом, если ты… да.
– Давай завтра, ладно?
– Договорились.
В арке она останавливается и оборачивается ко мне: на ее лице застыло решительное выражение.
– Вот еще что, Валентин. В субботу в районе девяти у меня дома кое-что намечается. Приходи, если хочешь.
Меня разбирает истерический смех. Лишь чудом удалось не расхохотаться.
– Ладно, – отвечаю я, стараясь не выдать своего изумления. Чтобы я пошел на вечеринку… нарочно не придумаешь. – Спасибо.
Девушки исчезают в столовой. Лукас мнется у двери, пристально рассматривая меня.
– До свиданья, – подчеркнуто говорю я ему.
Он не двигается с места:
– Извини.
– Я же сказал: все нормально.
– Просто Дин в этом году – капитан команды, вот мы все и вынуждены мириться с его выходками и молчать. А через неделю соревнования, так он сейчас и вовсе на взводе…
– Мне плевать.
Лукас опешил.
– М-м, – произносит он. – Наверное, имеешь право. Но ты все равно меня извини, ладно?
Какой-то у него странный выговор, совсем не канзасский: согласные произносит с сильным придыханием, гласные плющит. И тон у него какой-то слишком встревоженный, торопливый, настойчивый, словно он боится хоть на секунду упустить мое внимание. Боже, до чего смешны люди, которые из кожи вон лезут.
Я слишком долго медлю. Очевидно, он принимает это за приглашение продолжить беседу и представляется:
– Я – Лукас Маккаллум. А тебя как зовут?
– Валентин Симмонс.
– Солидное имечко. – Он улыбается, и меня передергивает от отвращения.
Его улыбка до идиотизма фотогенична, неестественна, как у голливудских красавчиков, которые сверкают зубами по любому поводу. Этому парню легко придется в жизни, ему все будут преподносить на блюдечке, потому что он выглядит как греческий бог. Я уже немного его ненавижу, и меня обескураживает его отчаянное желание утвердиться. Разве он, как и все люди с привлекательной внешностью, не привык к тому, что весь мир падает к его ногам без каких-либо усилий с его стороны?
– Как жизнь, Валентин Симмонс? – спрашивает Лукас.
– Так себе. Обедать иду.
Я, отвернувшись, только собираюсь отойти от столовой, как он уточняет:
– Не в столовую?
Я бросаю на него презрительный взгляд через плечо. Говорят, не бывает глупых вопросов, а этот чем не пример? Ярчайший.
– В столовой полно людей, которые мне совершенно не нужны, – холодно отвечаю я.
Лукас разражается раскатистым смехом, словно я очень смешно пошутил. Я резко поворачиваюсь и, даже не думая скрывать злость, рявкаю:
– Что?
– Смешно, – отвечает он. – Разве это была не шутка?
– Нет. Сказал как есть.
– О, ладно. – Усилием воли он заставляет себя принять серьезный вид. – То есть ты обедаешь не в школе?
– В школе.
– А где же тогда?
– А что?
– Просто спросил. Необязательно анализировать мой вопрос.