Джунипер, ты сама не своя. Ты меня пугаешь. У тебя под рукой есть вода? Рядом с тобой есть люди?
дэвид…
зубы вонзились в губу, привкус крови во рту, нетерпение жилистыми пальцами стискивает горло.
(мне нужно знать, что ты мой, единственный, несравненный).
я сажусь, и мир переворачивается вверх тормашками.
приди ко мне. я хочу тебя видеть, прямо сейчас.
Не могу.
умоляю.
я жду…
(моя голова… чтоб ей пусто было.)
а потом…
нет, не он отвечает.
тук. тук. тук.
Кто-то пришел? – спрашивает он.
нет…
(нужно запереть дверь, запереться ото всех,
чтобы никто не проник в это мое убежище.)
я встаю слишком резко, голова кружится,
горло натягивается,
закупоривается,
рвотные спазмы.
Джунипер! Джунипер!
(стук продолжается…)
пытаюсь сдвинуться с места, добраться до двери…
бутылка падает на ковер.
(куда подевались мои ноги?)
я поднимаюсь, в темноте нащупываю дверную ручку, я…
хаос.
я
(щелк – замок закрыт)
врезаюсь в дверь.
я получила ответ?
очнись, джунипер…
(где-то слышится его голос,
он кричит, зовет меня.
какая сладкая колыбельная.
баю-
бай.)
Мэтт Джексон
К 11:45 огни в доме погасли, кто-то включил на всю громкость мощную акустическую систему Джунипер. В центре так называемой дискотечной комнаты – настоящее столпотворение. А деревянный пол там до того скользкий, что за последние десять минут на моих глазах свалились пять человек. Глядя на это бесиво, я решаю, что пора убираться домой.
Где-то в толпе раздаются пять-шесть возгласов протеста. Кто-то воскликнул:
– Ну вот, лужу наделал!
Толпа расступается, и я вижу на полу огромную пенящуюся лужу пива. «Все, с меня хватит», – думаю я. Но, поворачиваясь к выходу, плечом врезаюсь в Оливию, и мой план быстренько смыться летит ко всем чертям. При столкновении спортивная сумка соскальзывает с плеча Оливии и падает на пол. Из нее выкатывается бутылочка с раствором для контактных линз.
– Черт, моя вина, – говорю я, наклоняясь, чтобы подобрать ее вещи.
– Мы с тобой то и дело сталкиваемся, – с улыбкой замечает она.
Густо краснея, я отдаю ей сумку и лепечу:
– Ты… м-м… Э-э-э… ты здесь с ночевкой?
– Да. Сумку дома забыла, а сестра привезла. – Я смотрю по сторонам, ожидая, что где-то рядом вот-вот возникнет Кэт Скотт.
– Она не остается, – добавляет Оливия. – Сейчас в ванной, а потом уедет. – Оливия устремляет взгляд в комнату за моей спиной. – Черт, а вот это уже плохо.
– Не то слово, – соглашаюсь я.
– Боже, – морщится она, – надо найти Джунипер. Ее родители на годовщину свадьбы поехали на концерт в Канзас-Сити, вернуться должны где-то в час. Я ведь ее предупреждала, что трудно будет выпроводить народ в полночь.
– Я видел Джунипер с Валентином Симмонсом, они о чем-то болтали на кухне.
– А-а-а, в той стороне, значит, – с облегчением произносит она. – Когда ты ее видел?
Музыка звучит громче, и Оливия подходит ко мне почти вплотную, отчего у меня путаются мысли. В темноте половина ее лица раскрашена тенями, на второй пляшут бело-голубые блики телевизионного экрана, также отражающиеся в глазах.
Я заставляю себя не смотреть на нее.
– Может, с полчаса назад… – неуверенно отвечаю я.
– Черт! – восклицает она. – Ладно, начну выпроваживать народ.
И тут через порог переступает Дэн Силверстайн с красным стаканчиком в руке. Заметив нас, он расплывается в улыбке, подпирающей его пухлые щеки. У меня сжимается сердце, когда я вижу, что он направляется к нам, перекрикивая музыку:
– Мэтт, ты знаком с Оливией?
– Да, – отвечаю я, – мы в одном классе.
Оливия вскидывает ладонь, а Дэн произносит:
– Отлично выглядишь сегодня.
Он окидывает ее взглядом с головы до ног, а я в смущении пристыженно думаю: «Почему я не сказал ей, что она отлично выглядит?». А она действительно выглядит сногсшибательно: черный свободный топ на бретельках, укороченные узкие джинсы, облегающие длинные ноги. Можете считать меня старомодным, но меня в жар бросает при виде ее оголенных лодыжек, которые я почему-то воспринимаю как интимные части тела.
– Спасибо, – говорит Оливия. – Дэн, ты не видел Джунипер, нет?
– Не-а. – Он подступает к Оливии, и я замечаю, как она чуть отпрянула. У меня чешутся кулаки – дать бы ему в глаз, – но я смиряю свой порыв. Меня не просили заступаться.
– Хочешь пойти выпить? – предлагает Дэн, почти касаясь губами ее уха.
– Нет, спасибо, – отказывается она.
– Почему нет? Мэтт, не тормози, принеси девушке выпить.
– Я серьезно говорю. Мне нужно найти Джунипер, да и вечеринку пора заканчивать. К тому же я не пью. Вот тебе и весь расклад.
– Мне это нравится, – смеется Дэн. – Ты мне нравишься. Ты не такая, как другие девчонки.
Оливия приподнимает брови:
– Чем тебе другие девчонки не угодили?
– Да ничем. Просто ты… ты занятная.
– Тебе повезло, – отвечает Оливия. – Многие девчонки занятны.
Дэн бросает на меня раздраженный взгляд.
– Я же пытаюсь сделать тебе комплимент.
На что Оливия говорит:
– Видишь ли…
– Я рад, что встретил тебя, – перебивает ее Дэн. – Думал, ты уже ушла.
Он снова многозначительно смотрит на меня: Будь другом, смойся уже. Но черта с два я смоюсь, если он намеков не понимает.
– Нет, – отвечает Оливия. – Уйти я не могу, помогаю хозяйке дома.
– Слушай, давай найдем более тихий уголок и поговорим? – настаивает Дэн.
А она:
– Нет, я…
– Пойдем. – Он кладет руку ей на бедро, и она отступает от него на шаг. – Да ладно тебе, не выделывайся.
– Чувак, ты оглох, что ли? – не выдерживаю я. – Тебе же ясно сказали: нет. Блин, во дает.
Дэн вытаращился на меня в изумлении. К его раздражению примешивается гнев, как капли крови, расплывающиеся в воде. Я жду, что он набросится на меня, скажет, чтобы я заткнулся, устроит пьяную драку или еще что.
И вдруг мы слышим вой сирен. Поначалу тихий и отдаленный, но мы все трое замираем, переглядываемся.
– Это… – подает голос Дэн.
– Да, – подтверждаю я.
А потом Оливия кидается к толпе, кричит:
– Выключите музыку! Расходимся. Все расходимся…
На ее призывы никто не обращает внимания, пока она не орет во всю глотку:
– ПОЛИЦИЯ!
Музыка мгновенно смолкла, тишину разрезает сирена, начинается страшная паника.
Все бегут. Я никогда не видел такой давки. Беспорядочная толпа ринулась к ближайшему выходу. Все пихаются, толкаются, протискиваются мимо друг друга. Я прижимаюсь к стене, надеясь переждать это светопреставление, но слышу голос:
– Эй!
Смотрю налево. Валентин Симмонс с выпученными глазами пробирается сквозь толпу в обратном направлении. Его плющат со всех сторон, но никто не внемлет его отчаянным призывам.
– Помогите… кто-нибудь… Джунипер там, в комнате. Она заперлась, и я не могу вытащить ее оттуда.
Я зову Оливию. Валентин неистово манит нас за собой. Втроем мы, лавируя между бегущими по длинному коридору, спешим к запертой двери, перед которой уже стоит на коленях, дергая за ручку, Лукас Маккаллум.
Мы подскакиваем к двери. Оливия вытаскивает из волос заколку, ломает ее на две части.
– Дай я, – говорит она Лукасу.
Он отходит, а она склоняется над дверной ручкой, загибая один конец шпильки.
– Кто-нибудь, посмотрите, что там с полицией, – распоряжается она.
Я мчусь по коридору, на бегу сбивая в складки ковер с кисточками. Уворачиваюсь от открывающейся двери ванной, откуда выглядывает Кэт. К тому времени, когда вылетаю в холл и останавливаюсь перед распахнутой настежь дверью, ребята уже рассыпались по газону Джунипер, как муравьи.
На обочине стоит не полицейская машина – скорая помощь.
А к дому подъезжает блестящий черный автомобиль, в котором за ветровым стеклом я вижу двух взрослых, одеревеневших от ужаса. Родители Джунипер прибыли немного раньше.
Лукас Маккаллум
Сегодня вечером, чуть раньше, каждый, кто переступал порог дома Джунипер, восклицал или думал: «Мать честная!», но я умело скрывал свое изумление и восхищение. Почти все мои друзья уверены, что я богат, потому что я ходил в школу в Пиннакле и одеваюсь, как ребята, живущие в Пиннакле. Если кто-то спросит, лгать я не стану, но таращиться, выдавая себя, тоже не намерен.
Теперь дом тоже заслуживает оценки «Мать честная!», но совсем по другим причинам. Он напоминает размякший фасонный торт, который расковыряли и не доели. Ковры сдвинуты, их углы загнуты. Две широкие кожаные оттоманки в одной из гостиных перевернуты, поставлены на ребро. На желтом деревянном полу – осколки хрустального графина, купающиеся в луже виски, который, наверно, стоит дороже, чем мой грузовичок. В коридорах, где еще недавно звучал насмешливый речитатив Лила Джона[50], теперь звенит тишина.
Впятером мы стоим в холле, провожая взглядами машину скорой помощи, которая с воем удаляется от дома в ночь. За «неотложкой» в своем «мерседесе» следуют родители Джунипер. Валентин, слева от меня, переминается с ноги на ногу, словно стоит на раскаленном песке. У двери Оливия и Кэт Скотт о чем-то тихо спорят. Мэтт Джексон топчется поблизости, то и дело поглядывая на Оливию.
– Ладно, – произносит Оливия, обращаясь к нам. У ее сестры недовольный вид, будто она зла на весь белый свет. – Перед тем как мы уйдем, нужно бы навести в доме порядок. Кто-нибудь может остаться и помочь?
– Конечно, – соглашаюсь я, пребывая в оцепенении.
Перед глазами все еще стоит белое, как мрамор, лицо Джунипер, которую выносят из дома на носилках. Сейчас я не могу остаться один.
Мэтт кивает. Валентин с таким же, как всегда, ничего не выражающим лицом, не отвечая, просто идет вглубь дома.