– Всех вас отправят в лагерь в Тайшет.
Тайшет среди заключенных считался самым ужасным из всех больших лагерей. Слово «Тайшет» страшно нас испугало, поскольку мы знали, что там нас ожидает тяжелая работа в сибирской тайге. Из Тайшета ежегодно отправлялось в Западную Европу десять тысяч бревен и досок.
Когда вечером нас повели на оправку, я, как мы и договаривались с Эди, оставил под парашей записку: «Нас двадцать пять человек отправляют в Тайшетлаг».
Спустя восемь лет я узнал от Эди, что он нашел записку.
Мы переночевали в другой камере. Вместо белья мы использовали старую одежду и мешки, которые нам вернули.
Рано утром нам выдали обычные двухдневные этапные пайки из хлеба, селедки и сахара. Затем последовал тщательный обыск вещей. Офицер приказал нам покинуть камеру тихо и в коридоре не разговаривать. Привели нас в административное здание и сдали на руки поджидавшему конвою. Началась перекличка. После этого нас посадили в машину, по четыре в одном ряду. В последний раз мы взглянули на здание, где провели почти год.
Нас везли по восточносибирским дорогам в направлении Транссибирской железнодорожной магистрали. Был конец сентября. Придорожные домики казались заброшенными, крыши были наполовину разрушены. Это все следы былого баснословного богатства сибирских крестьян и кладов. Ворота украшены богатым резным орнаментом. Большие деревянные постройки в глубине двора были некогда огромными амбарами, где хранилась известная во всем мире сибирская пшеница. Деревянные крыши наполовину обвалились и обросли мхом. Изредка через дорогу перебегала собака.
На необозримых полях пшеница была в рост человека. Работали комбайны. Люди, мимо которых мы проезжали, махали нам руками, но нам отвечать им было запрещено.
Через несколько часов мы снова оказались в Иркутской пересыльной тюрьме. На этот раз нам разрешили погреться на сентябрьском солнце прежде, чем отправили в мрачную и холодную камеру. Мыться нас не водили. Некоторые жалели, что не придется вновь встретиться со стригущими и бреющими девушками.
В иркутской тюрьме мы задержались лишь на два дня. Затем нас снова «познакомили» со «столыпинским» вагоном и его охраной. Мы утешались тем, что путь к Тайшету вдвое короче нашего первого путешествия. Но случилось так, что эта поездка оказалась продолжительней первой. Через три часа поезд остановился на каком-то полустанке. Мы не обратили на это внимания, но вскоре услышали, как конвоиры говорят об аварии. Наш вагон отцепили и отвезли на боковой путь. Так прошел день. Наступила ночь, а мы все еще стояли на месте. Из разговора охранников мы узнали, что лопнула ось и что нас пересадят в другой вагон. Мы съели все свои запасы и уже второй день голодали. Не было еды и у охраны. Мы договорились собрать свои вещи и обменять их на продукты. Некоторые отдали штаны, телогрейки и бушлаты, а я отдал покрывало. Солдаты отнесли эти вещи в деревню и вернулись оттуда с картошкой, мукой и копченым салом. Солдаты варили прямо в вагоне. Так мы спасли от голода и себя, и своих конвоиров.
На четвертый день приехал паровоз с другим «столыпинским» вагоном, нас пересадили в него и прицепили к следующему составу.
В Тайшет мы прибыли через четыре дня.
Часть XСреди военных преступников
Тайшетский пересыльный лагерь
Между большими сибирскими городами Красноярском и Иркутском расположился районный город Тайшет. Конечно, в европейском смысле слова это не город, а скопление нескольких десятков небольших деревенек, где находился районный исполнительный комитет, райком партии и районное управление МВД. В старом Тайшете есть проселочная дорога, непроходимая весной и осенью. Пешеходу приходилось прыгать с камня на камень. Вдоль дороги стоит два ряда сибирских деревянных изб, в некоторых из них размещены магазины с весьма скромным ассортиментом товаров. Есть и винный магазин. Промышленности в Тайшете не было никакой, хотя в последние годы он и стал центром деревообрабатывающей индустрии или, лучше сказать, центром больших таежных лагерей. Совсем недавно была сдана в эксплуатацию железная дорога Тайшет-Братск-Лена. В планах было ее продолжение до Комсомольска-на-Амуре и, дальше, до Якутии.
Так появился новый Тайшет. Когда приезжаешь из Москвы, с левой стороны можно видеть стандартные дома, в которых живут офицеры МВД и МГБ. В коттеджах обитают высшие офицеры МВД и военного гарнизона. Улицы в новом районе вымощены досками и, в отличие от старой части города, являются вполне проходимыми. В центре района находится большое здание клуба МВД. В магазинах можно купить все самые необходимые продукты и прочее.
С правой стороны железной дороги перед глазами путника простирается огромный барачный город. Скопления бараков, окруженные деревянным забором высотой в шесть метров, составляют различные лаготделения Тайшетлага. Это пересыльные лагеря, где заключенные дожидаются распределения по различным лаготделениям, разбросанным по всей тайге.
Тайшет – это первая остановка для тех, кто валит деревья в тайге и строит железные дороги. В некоторых лаготделениях находятся заключенные, работающие на Тайшетском лесопильном заводе или в мастерских по ремонту автомашин и локомотивов. Другие бригады заключенных работают на строительстве домов и бараков, третьи строят дороги или смолят железнодорожные шпалы. Сотни караульных вышек, откуда следят за ходом работ, окружают территорию лагеря. Но в последнее время вышки встраивали прямо в ограждение, чтобы их не было видно снаружи.
Вагон остановился в нескольких метрах от деревянного здания железнодорожного вокзала. Мы тут же вышли и, усевшись на землю в колонне по пять, вынуждены были ждать, пока из другого отсека выйдут женщины и присоединятся к нашей группе. На перроне останавливались любопытные, но никто не смел к нам приближаться. Наиболее отважные мальчишки пытались к нам подойти, но конвоиры их тут же отгоняли.
Мы двинулись по пыльным улицам вдоль заборов лагпунктов. Перед входными воротами стояла охрана, а сидевшие на деревянных скамейках солдаты приветствовали наших конвоиров.
Проходя мимо фабрики, мы заметили первых заключенных, работавших по ту сторону колючей проволоки. На большом пространстве одни из них складывали сырые и пропитанные шпалы, а другие были заняты разгрузкой шпал из больших вагонов.
Через час мы подошли к Пересылке. Ворота открылись. В нескольких метрах от нас стоял стол, за которым сидели лагерные чиновники. Они вызывали каждого поименно. Затем нас окружила группа солдат. Они приказали нам раздеться и провели тщательный обыск тела и всех наших вещей. После этого нас отправили в зону. К нам подошли первые заключенные. Все они были арестованы недавно и лишь на днях переведены сюда из следственной тюрьмы. Они сообщили нам, что все бараки и палатки переполнены и сотни заключенных ночуют прямо под открытым небом. Вскоре мы и сами убедились, что свободных мест нет. Я расположился на чердаке одного из бараков. Рядом устроились Йозеф Бергер и еще несколько друзей.
Прежде всего, мы хотели узнать, очередь какого «контингента» наступила. В разные времена сталинского режима в лагеря попадали определенные слои населения.
Все началось в тридцатые годы с приверженцев «промпартии». Затем наступил черед бывших социал-демократов, бундовцев, эсеров, потом троцкистов и зиновьевцев, которых сменили предполагаемые и настоящие сторонники Бухарина, и, наконец, пошли красноармейцы, связанные с Тухачевским и Якиром. До начала дружбы с Гитлером в лагеря бросались «агенты гестапо», а после войны те, кто сотрудничал с немцами на оккупированной территории.
Уже в самом начале мы выяснили, что Пересылку сейчас населяют повторники, т. е. те, которые уже в свое время отбыли наказание в тюрьмах или лагерях за политические провинности. В 1948 году Сталин приказал вновь арестовать всех оставшихся в живых бывших политических заключенных. С этого времени начался большой прилив заключенных. Чаще всего им не предъявляли никаких новых обвинений, а просто сообщали, что в МВД поступили сведения, что они не исправились, и поэтому ОСО решило снова отправить их в лагерь или тюрьму. Некоторых обвинили совсем в других грехах. Большинство из них попало в лагеря, часть – в тюрьму, а некоторое количество – в ссылку.
Другую часть заключенных составляли те, кто сотрудничал с оккупантами. Среди них особенно много было женщин. Затем следовали жители прибалтийских республик, в которых в то время велась ожесточенная борьба между прибалтийскими «лесными братьями» и войсками МВД. Среди них было много священников. Было также и несколько сот тысяч немцев, попавших в плен к русским. Нас очень удивило то, что на этой Пересылке совсем нет уголовников.
Это был пересыльный пункт «спецлагеря», называвшегося Озёрлагом. Этот тип лагерей появился в 1948 году.
До 1948 года в Советском Союзе существовал лишь один тип лагерей. Все они, несмотря на существование во многих лаготделениях особого режима, в принципе, были одинаковыми. В этих лагерях совместно отбывали наказание и политические заключенные и уголовники. В этих лагерях в одной бригаде работали женщины, получившие срок за «политические преступления» своих мужей, с женщинами, которые всю свою жизнь занимались проституцией. Дети, отцы которых занимали высокие партийные и государственные должности, ели из одного котла с бывшими беспризорниками.
В спецлагерях были только политические заключенные. Узнав об этом, мы начали верить в грядущее улучшение положения политических. Мы всегда сгорали со стыда из-за того, что нас смешивали с подземельем. Некоторые в этих новых мерах усмотрели «гуманную ноту». Но довольно быстро мы убедились в том, что «спецлагеря» созданы не для того, чтобы улучшить положение политических заключенных, а для того, чтобы еще более изощренно их терроризировать.
В тайшетской пересылке царило оживление. У некоторых заключенных были музыкальные инструменты и они организовали небольшой оркестр. Были даже танцы. Женщинам, размещенным в отдельных бараках, в определенное время разрешалось встречаться с мужчинами в столовой, разрешалось и танцевать. А наиболее находчивым удавалось даже уединиться с мужчиной в каком-нибудь укромном месте.