Ахмад ака передохнул, думал-думал, снова заговорил, будто эти мысли ему в голову пришли только сейчас, хотя на самом деле семена этой мысли засеяли его сердце, когда он впервые увидел Уткира, а вот теперь они взошли как ростки проросшего семечка и тянулись во весь рост. Ахмад ака шепнул о своем намерении жене, той тоже пришлось по душе.
Уткир задумался. “Значит та женщина не зря наблюдала за мной. Что я теперь скажу этому человеку, как мне выбрать правильный путь?”
–Ахмад ака, вот уже прошло три месяца как мы с вами познакомились. Прежде всего, спасибо Вам за доверие ко мне! Вы хороший человек. От того, что вы честно рассказали о чем думаете, мое уважение к вам!
Однако вы мне говорите о вещах, которые невозможно исполнить. Скажем, что я остался с вами. Для своих кем я буду считаться? Предателем! Если поступят по справедливости, то отправят к моим родителям кусочек бумаги с надписью “Пропал без вести”. А может отправят гроб, наполненным пятьюдесятью килограммами песка?! Тогда что с ними будет? Ведь они подумают, что потеряли своего дитя-молодца и их сердце кровью обольётся. А я, их бездарный сын, как смогу наслаждаться здесь прелестями жизни?!
Как вы говорили, вероятно пройдя годы, я поеду туда и будучи безродным смогу повидаться с ними. Тогда воспримет ли меня кто-либо? Не наплюют ли мне в лицо, сказав: “Ты – есть предатель!?” Нет-нет, простите, но Ваше предложение в настоящее время абсолютно не могу принять!
Он высказался о том, что таил в душе и ему полегчало. Однако в душе Уткира, которая до этого была спокойной, теперь пробудилась тревога. Беспокойные мысли не давали ему покоя. “Кто дал тебе право отдавать себя в руки этому человеку, нарушать военную дисциплину и заехать в эти края, а? Что, никогда не видел свадьбу?! Да сдохни же ты!».
Отказать можно было бы и по-другому. Возможно, было бы лучше сказать: “Хорошо, давайте я подумаю и отвечу позже”, а затем уйти по-английски, не попрощавшись.
Этот человек в таких делах не из простачков. Является внуком личного придворного самого Эмира Алимхана. От таких можно было ожидать всякое. Но что я смог сделать? Возможно, проехав очередной пост и свернув на горную дорогу, в уединенном местечке, он заправит в мой мозг свинца? Попранный мой труп станет кормом для стервятников? Если меня найдут в таком виде, даже свои не узнают! Лишь подумают: ”Ааа… Застрелили какого-то духа”, – и все.
Тревога в его сердце все больше усиливалась, в голове беспорядочно копошились сырые планы спасения. Стараясь не показывать своего волнения с находящимся рядом купцом, он осторожно нащупал оружие, что было у него под мышкой.
Глаза купца и его внимание, казалось, были устремлены на караульных, стоящих на посту, но, будучи проницательным человеком, он догадывался что может твориться в душе Уткира. Он постарался уладить возникшую между ними неловкую ситуацию.
–Я тебя хорошо понял. Будем считать, что между нами такого разговора не было. Во всяком случае у тебя достаточно времени, чтобы все обдумать.
Пока ехали до места назначения, всякие разговоры, возникающие на различные темы, быстро прерывались. Теперь эти двое не могли, как прежде, продолжать непринужденные разговоры, которые свободно затевались при встрече друг с другом. Это были люди из разных миров!
Вопреки мыслям Уткира, купец Ахмад считал себя человеком, любящим свою нацию. Считал, что его деды были несправедливо изгнаны и это причиняло ему страдания. Его желание выдать дочь за человека своей нации было поводом приблизиться к землякам. В конце концов устранять Уткира за отказ не входило в рамки убеждений купца.
Во всяком случае, если с Уткиром что-то случиться очевидно одно, прежде всего крепко ухватятся за него. Его напарник Файзулло не из тех тихушников, который допустит такого.
После посещения Мазари Шариф Уткир ещё около месяца патрулировал эту территорию. Однако теперь, даже если его путь пролегал через лавку купца Ахмада, он старался обходить ее стороной, а на вопросительные взгляды Файзуллы лишь отводил глаза.
Проданная девушка
Ранее Уткир не особо уделял внимания женщинам в парандже, а после этих событий он стал смотреть на них другим взглядом и удивлялся сам себе. Казалось, что под покровом каждой паранджи он видел одну из дочерей Ахмада купца.
Он исподлобья посмотрел на укрытую в паранджу слабенькую девушку, стоящую возле невысокого мужчины, который, оглядываясь по сторонам ходил туда и сюда. Было заметно, что мужчина нетерпеливо кого-то ждал. Коротышка успокоился, когда увидел человека, одетого как индийский махараджи, который сошел с фаэтона, остановившегося чуть дальше от него и медленно пошел ему навстречу. ”Махараджа” и коротышка, видимо торговавшиеся о чем-то долго разговаривали и время от времени посматривали в сторону девушки. Долго продолжавшийся торг удался, так как “махараджа” вытащил кое-что из кармана, сунул в руки коротышке, после чего стало очевидно, что тот согласен.
После этого Уткиру показалось, что нетерпеливость коротышки будто перенеслась на “махараджу”. Уткир, любопытство которого зашкаливало, очень внимательно продолжал следить за ними.
“Махараджа” пошел в сторону женщины в парандже и остановился напротив нее. Он поднял покрывало с ее лица, осмотрел ее, будто теперь она принадлежала ему. Эххх, под паранджой находилась юная девушка лет тринадцати!
Ничего не понимающая, что происходит, девушка покраснела, и спешно опустила на лицо покрывало.
Девушка не захотела подниматься в фаэтон, но после короткого запугивания коротышки, была вынуждена исполнять его приказ. Она была продана. Да-да, она была продана незнакомому ей лицу, как обычная вещь на рынке!
Уткир сидел на земле, скрестив ноги и не мог двинуться с места даже тогда, когда чуть утяжелевший фаэтон, проезжая через толпу, ушел в одну сторону, а коротышка в другую.
Он невольно стал свидетелем этого события, и долгое время не мог прийти в себя, ведь на его глазах был продан человек! Что за участь! Какое ужасное положение дел на этой земле! Неужели такая торговля и ранее была здесь? Или же эта проклятая война кому-то на руку?!
Неизвестно сколько еще бесцельно сидел бы там Уткир, погрузившись в свои мысли, если бы не подошедший к нему сзади Файзулло не положил на его плечо руку.
Белая ворона
Ответственность патрулирования была сложной, и доверялась не каждому солдату. Им было поручено обращать внимание на гражданских лиц, приехавших из “союза” и работающих здесь, в качестве квалифицированных специалистов. Они должны были ходить среди местного населения без оружия, по этому патрули осторожно наблюдали за приезжими, и обеспечивали их безопасность. Кроме того, на них возлагались дополнительные поручения, такие как наблюдение за женами офицеров, находящихся на высоких должностях. Их женам нравились посещения восточных базаров.
В одном таком мероприятии им пришлось сопровождать фифочку, которая считала (если вообще считала!), что памятки об уважении местных традиций относятся только к солдатам. Рядом с ней молодой офицер. Выделявшиеся как “белая ворона” среди женщин, выходивших на улицу изредка даже в парандже, а также мужчин, ходивших на базаре по разным причинам, эта дамочка, в сопровождении вооруженной охраны, оделась так, что ее наряд был почти откровенным, и ее трясущиеся беленькие ляжки издалека привлекали внимание всех. Уткир увидел, что некоторые смотрят на нее с презрением и алчностью, задергался. Он опасался, что произойдет неприятное событие, однако ничего не смог сделать, чтобы предотвратить его. По правилам он не должен был подходить к тайно наблюдаемым и разговаривать с ними. Никому не мог сказать о своих опасениях, и не было кого-либо, кто мог бы выслушать его и предпринять необходимые меры! Даже если бы изложил, то теперь это значения не имеет, ведь случилось то, что должно было случиться. Сзади, будто наблюдавшие за цирковым представлением, следовало возрастающее число любопытствующих.
Как только вышли на открытую площадь, где люди редели, случилось то, чего так боялся Уткир. Выстреленная пуля из-за укрытия неизвестного ларька пробила насквозь бедро женщины. От сильнейшего удара женщина упала на землю, подняв ноги. Ее короткая юбка теперь не могла справиться с вверенной ей задачей.
Дамочка кричала, лежа в осрамившемся состоянии, а возлюбленный который должен был ей помочь, оголяя револьвер, безрезультатно искал стрелявшего человека. Уткир поторопился оказать помощь, накрывая тело женщины, и попытался успокоить ее.
Утешая даму он посмотрел в сторону искателей забавы и успел заметить некого человека, фотографировавшего их, а затем смешавшегося с толпой. Только теперь он понял, что допустил большую ошибку: предал огласке себя. Промахом было не то, что он поспешил на помощь, а то, что в процессе утешения он общался с дамочкой на русском языке. Случилось то, что случилось, назад дороги нет. По этой причине, погрузив даму в подоспевшую машину УАЗ, вернулся вместе с ними. Его деятельность в качестве патрульного подошла к завершению!
На следующий день, за океаном, в одной из газет, у которой было навалом подписчиков, была напечатана фотография русской женщины, наказанной за проявившую надменность к мусульманским традициям. На фотографии она плакала и кричала, а рядом с ней стоял “милосердный афганец” с протянутой рукой помощи…
Месть только от Аллаха
В период патрулирования Уткира, командиру роты был направлен новый заместитель, который прославился своей строгостью. С его оружия даже пылинка не была сдута, однако по результатам каких-то заслуг ему было присвоено звание старшего лейтенанта. Направившись в Афган с наполеоновскими мечтами Х. до такой степени был свирепым, что достоинство рядового солдата для него обесценивалось, даже ниже гроша.
Известно, что у военных железная дисциплина достигается строгостью и является качеством военных офицеров. Это невозможно игнорировать. Однако, всему есть предел и у “строгости” тоже должны быть свои границы. Ее нужно применять, но по справедливости.