Вместе с тем, не все присоединились к строю, а некоторые со своим котелком самовольно направились в сторону столовой, построенной из палатки. Я понял, что эти ребята были «деды» (у военных есть такой «чин», о котором мечтал каждый солдат), которые почти заканчивали свою службу.
Около трех дней никто нас не тревожил лишними разговорами. Это был тот «срок», отпущенный для молодых солдат, для «духа», с той целью, чтобы мы приспособились к местности и приобщились к «старослужащим».
В течение этого срока нам представилась возможность ознакомиться с внутренним распорядком, а также территорией, непосредственно закрепленной за нами.
Здесь не было тихо и скучно, как мне показалось вначале. Напротив, многолюдная обитель, где были объединены КПП (контрольно-пропускные пункты), с одной стороны которых – полуторакилометровая территория, закрепленная за двумя артиллеристскими взводами, установленными в скрытом, укромном местечке; закрытый маскировочной сетью гараж, с обратной стороны которого, в промежутке между аэродромом, располагалась территория афганских военных.
Позади столовой, где заканчивались заросли верблюжьей колючки, шириною около шестидесяти метров, проходила неширокая полевая дорога. На другой стороне этой дороги, беспорядочно располагались высокие постройки и глинобитные дома местного населения.
Территория, прикрепленная артиллерийскому взводу, была объединена окопами, вырытыми в длину, где установленные в определенном промежутке гаубицы Д-30, были спрятаны от постороннего глаза так искуссно, что их длинные стволы были еле заметны между колючками.
Большая площадь, расположенная на другой стороне окопа и покрытая колючими растениями, была заминирована. Мины, зарытые на этой площади, иногда взрывались или срабатывали сигнальные мины. Часто, или в большинстве случаев этому способствовали вход заблудившихся и скитающихся в этой зоне различных диких животных, или бродячих собак.
Пункт наблюдения был установлен вначале окопов таким образом, что оттуда весь город просматривался прямо как на ладони.
Город напоминал средневековье. Наряду со старинными мечетями и древними археологическими памятниками в глаза бросались более современные здания, построенные во времена английских колонизаторов. При веянии легкого ветра с юга отчетливо был слышен произносимый в мечети во весь голос азан. Также, время от времени, до нас долетали странные звуки бурильщиков нефтяных скважин, расположенных прямо на окраине города.
Гардез является административным центром провинции Пактия, окруженный с трех сторон величавыми горами, только лишь на западной стороне города низменная местность. Гора, расположенная на юго-восточной стороне города, выделяясь замечательным образом, была похожа на солдатскую пилотку, поэтому мы её и называли «гора-пилотка» (пилотка- головной убор военных, напоминающий опрокинутую шлюпку). С учетом того, что данная местность, в стратегическом отношении являлась удобным наблюдательным пунктом, там располагался взвод. На этой «точке», находящиеся на расстоянии около пяти-шести километров, один или два раза ежемесячно, вертолетом, производилась замена вояк.
Про когда-то асфальтированную дорогу, протяженностью около 120 верст, направленную в сторону гор, севернее от города, по которой после спуска с перевала можно добраться прямо до Кабула, я расскажу чуть позже.
Дорога, направленная на юг, прилегала к южному перевалу. До заграждения племенем Жадран перевал связывал с округом Хост.
По истечении трех-четырех недель после нашего пребывания, командир батареи капитан Балушкин, с орлиным взглядом, «пропуская каждого из нас через рентгеновские лучи», собрал всех в так называемой «ленкомнате», обставленной столами и стульями, и начал говорить:
–Так, ребятки, в ближайшие дни мы идем на операцию «Вардак», а вот кто пойдет решаю только я. Не успел он закончить своё слово, большинство солдат шумно и оживленно стали его упрашивать: «Я пойду, я пойду!».
А в моем сознании еще оставался прежний страх: «Что с ними случилось, неужели на войну вот так вот, не боясь просятся: «Я пойду»?
Не знаю, возможно именно тогда это встревожило мою душу и искреннее удивление отразилось в моих глазах.
После некоторого затишья Балушкин продолжал:
–На этот раз из числа связистов пойдут Азизов, С. и И. Заодно узнаем, кто на что способен, а, что скажете? Кто пойдет со взводов, пусть решают их командиры, – коротко сказав, он пошел на выход.
Расспрашивая о том, когда мы можем пойти на операцию, я узнал, что она является военной тайной, и нужно быть готовым всем, чтобы в любое время по приказу можно было сесть в прикрепленные за каждым машины.
Подготовку я начал по своему усмотрению. В «рюкзаке десантника», или в дорожном мешке, короткое название которого «РД», начал собирать нужные вещи: боеприпасы, гранаты, трехдневное питание, лекарства, мыло, полотенце. Чтобы все это разместить не хватило бы не то что одного, даже двух «РД»! Кроме указанного еще имелась радиостанция с грузом около пятнадцати килограммов, автомат, пуленепробиваемый бронежилет, а также спальный мешок.
Все это разместить, а также обладать знанием в каком количестве и что брать, требовались мастерство и опыт.
Немного засомневавшись, я спросил совета у одного из «дедов»: «Как быть? Что взять?»
Он был сдержанно-уравновешенным, по тому как повидал много боев, и взгляд его был проницательным.
–Ты, братишка, побольше провизии бери, сказал он, отложив в сторону собранные мною боеприпасы, и продолжал:
–В магазинах твоего автомата имеется девяносто патронов, если расспросишь кого и найдёшь «лифчик», то в него разместятся еще три-четыре обоймы с патронами.
В запас бери еще сто-двести патронов и три четыре гранаты, этого будет достаточно, так как тебя боеприпасами обеспечат, однако вот с провизией бывают проблемы.
Он, переворошив картонную коробку, в которой были упакованы так называемые «сухие пайки», начал делить их на две части. В каждой коробке находилось шесть-семь банок маленьких и больших консервов, расфасованных как печенье хлебобулочной продукции в нескольких видах, а также другие предметы, о существовании которых я понятия не имел.
–Из всего этого бери то, что калорийно, не стоит нагружаться, – посоветовал «дед» и убрал несколько банок.
Этот русский парень, представившись как Глазев, оказался довольно вежливым человеком.
Слова, которые он сказал, до сих пор звенят в моих ушах: «Ты, братишка, не опасайся умереть здесь, а бойся утратить репутацию и оказаться в заключении. Живи по уставу, не выходи за рамки указаний командиров, не проявляй интерес к богатству, и все будет хорошо».
Прислушиваясь к наставлениям парня, почти одинакового со мной возраста, данным им по-братски, меня посетили мысли: «Неужели все «деды» такие вежливые, великодушные?». Однако, чуть позже я убедился в том, что не все пять пальцев одинаковые.
После трехдневной подготовки, на рассвете, с колонной, состоящей из боевых техник, мы вышли в путь. Уложив все вещи в БМП, я подумал о том, что, возможно, устроюсь внутри машины, но, по примеру других солдат, разместился с ними наверху. Наконец-то начался мой первый, утомительный и со страхом долгожданный «поход»… Проезжая внутри городских улиц, я с любопытством осматривался по сторонам, наблюдая за детьми и мирным местным населением, которые вышли посмотреть на нас, как на забаву, вдоль дороги.
Если некоторые из них смотрели на это доброжелательно, другие отворачивали лицо, а иные провожали нас совсем откровенным, ненавистным взглядом.
Выехав из города, мы направились на западную сторону, на низменность. Оставляя слева лесистую местность, так называемую «зеленку», ехали, можно сказать «шли», по глинистой дороге, проходящей над равниной, так как колонна продвигалась очень медленно.
Колонну ведет танк, перекатывая, ориентировочно, на четыре метра перед своей носовой частью, огромные и тяжелые колеса. По причине того, что дорога заминирована, он идет медленно и этими самыми колесами прокладывает путь для автомашин. «Прокладывать путь» – означает, что если вдруг по пути следования, впереди нее идущими под железными колесами танка взорвется мина, самый большой вред от нее будет таким, что она может выбить колесо, которое можно будет поставить обратно и продолжать идти по дороге. Водители осторожно управляли автомашинами и старались не выходить из колеи, проложенной теми самыми железными колесами танка.
До обеда прошли около пяти верст. Вдруг послышались звуки взрыва. На мину попал МТЛБ (многоцелевой тягач легкий бронированный), идущий чуть впереди, за тремя машинами от нашего БМП, предназначенный для старших командиров и оборудованный длинными сгибающимися антеннами.
Выше, за густым черным дымом, образовавшемся в результате грохота, четыре бойца, зависшие в воздухе от удара взрывной волны, шевеля руками и ногами обратно упали на землю. Все это произошло в течение нескольких мгновений, но мне показалось, что прошла целая вечность.
Колонна остановилась. Не успевая спрыгнуть с машин, мы начали готовиться к бою, хотя, кажется, какой-либо опасности, исходящей из окрестности, не было.
–Кажется фугас,– произнес кто-то, находившейся возле меня.
Почему фугасная мина не взорвалась, когда через нее прошли танк, идущий впереди, затем еще пять машин, а колеса именно этой машины не выдержали?
В надежде найти ответ на вопрос, пронизывающий мою мысль, я тихо спросил у солдата, находившегося возле меня, и, услышав ответ, у меня душа ушла в пятки.
Оказывается, мину закладывают глубже, сверху частично насыпают землей, опрокидывая пустую гильзу, приспосабливают её таким образом, что она не взорвется пока не пропустит пять-шесть машин. Каждая машина, проезжая, давит на опрокинутую гильзу, опускает ее вглубь наполовину, около сантиметра, тем самым приближает к её детонатору, и, в конце концов, на чей-то удел, приводится взрыватель в рабочее состояние.
Это первая версия. Если учесть, что взорвалась машина командования, то можно выдвинуть вторую версию. Возможно, афганцы, наблюдали за колонной со стороны, выжидая пока командирская машина приблизилась к определенному месту, взрывали ее дистанционно управляемой миной.